Расколотые небеса

– Ваше высокоблагородие, вам необходимо срочно явиться в штаб! – отчеканил посланец, не удержавшись от высокомерного взгляда в сторону сникшего жандарма.

– Извините, генерал, – сразу подобрался Гжрабиньский, застегивая мундир и жестом отсылая офицера. – Служба…

– Охотно, полковник, – кивнул Александр, и только дождавшись, когда тот встанет и выйдет вслед за своим подчиненным, буркнул Ермолаеву: – Что у вас, поручик.

– Ваше превосходительство, вам необходимо срочно явиться в штаб! – слово в слово, разве что не так лихо, повторил тот скороговорку своего соперника…

* * *

– Дикари! Перестраховщики! – горестно стонал, заламывая руки над бренными останками, академик Мендельсон. – Варвары!..

И было с чего олицетворять всю многовековую скорбь своего народа Дмитрию Михайловичу: перед ним лежало то, ради чего уже были потрачены сотни тысяч золотых рублей и десятки тысяч человеко-часов, оплачиваемых по самому высшему разряду. То, за что он, не раздумывая, отдал бы все самое дорогое на свете… Но только за целое, а не за те жалкие обломки, что принесли с собой понурые авиаторы, напоминая при этом похоронную команду.

Бежецкий опоздал. Опоздал непоправимо. Да и не мог он вмешаться – после драки кулаками не машут.

А драка состоялась еще тогда, когда они с полковником мирно попивали сидр в офицерском собрании…

Тройка патрулирующих «вход» «Сапсанов» засекла цель, возникшую из ничего, исправно доложила на землю и… «прервала ее полет», как говорилось в рапорте на имя генерала Бежецкого. Увы, на этот случай у пилотов были свои инструкции – четкие и не допускающие двусмысленностей. Ракеты, гончими псами сорвавшиеся с направляющих, не дали «скоростной высоколетящей цели» снова уйти «в небытие».

Мнение академика разделяли все остальные сотрудники научно-исследовательского отдела без исключения, разве что не так экспансивно. Кто бурчал что-то неразборчивое на ухо соседу, бросая неприязненные взгляды на полковника Гжрабиньского и его офицеров, явно чувствовавших себя здесь очень неуютно, кто, выражая презрение к «этим воякам» даже спиной, ковырялся в разложенном на длинном столе хламе, кто-то демонстративно отвернулся… В воздухе остро пахло оплавленной пластмассой, сгоревшим ракетным топливом и назревающим скандалом. Надо ли говорить, что даже у Александра симпатии сейчас были вовсе не на стороне постоянного партнера по коньяку и преферансу.

– Это в самом деле было так необходимо? – брезгливо тронул он причудливо скрученную деталь, оставившую на пальце жирный след копоти. – Как-нибудь аккуратнее не получалось?

– Да не умеют они аккуратнее, – буркнул перемазанный копотью по самые брови приват-доцент, нахватавшийся вольнодумства от старших коллег. – У них самый точный инструмент – бомба…

Столько горечи было в этих словах, что летчики смутились еще больше, словно мальчишки, полезшие, не спросившись у взрослых, ковыряться в сложном приборе и непоправимо его испортившие. Непоправимее некуда.

– У меня приказ! – фальцетом выкрикнул полковник, делая движение рукой к нагрудному карману, словно там и впрямь лежал всемогущий приказ, способный исправить положение. – Понимаете? У меня приказ!

– Приказ уничтожить посланца из чужого мира? – взвился Новоархангельский. – Приказ превратить в никчемные ошметки единственное доказательство существование разума по ту сторону портала?..

В полемическом задоре академик совсем забыл о существовании еще одного, более чем веского доказательства существования разумной жизни в параллельных мирах, к тому же стоявшего в двух шагах от него, но Бежецкий не стал поправлять оратора.

Увы, у Гжрабиньского действительно был приказ… Приказ сбивать все, что появится из портала. Безопасность – прежде всего. Формально он был прав на все сто…

– Успокойтесь, полковник, – примирительно начал Александр. – Мы все понимаем…

– У меня приказ! – яростно пробормотал, не слушая его, летчик. – У меня – приказ!.. Честь имею!

Он повернулся кругом и, словно забыв про субординацию, не прощаясь, покинул провонявшее гарью помещение. Следом, с извиняющимся видом отдавая честь на ходу, потянулась «свита».

– Приказ у него! – продолжал кипятиться Агафангел Феодосиевич. – Исполнительный какой выискался! Приказы им мозги заменяют – болванчикам заводным… А вы тоже хороши, Александр Павлович! – потеряв контакт с непосредственным раздражителем, напустился он на единственного военного в радиусе досягаемости. – «Мы все понимаем…» Что мы понимаем?.. Й-й-эх!..

– Агафангел Феодосиевич… – тихо проговорил Мендельсон, уже несколько поостывший. – Агафангел Феодосьевич!..

Академик замер с открытым ртом, медленно его закрыл и вдруг вызверился на ни в чем не повинных коллег:

– А вам тут какого рожна нужно?! Живо по рабочим местам! Дармоеды, мать вашу!!!

Комната вмиг опустела. Только Смоляченко, словно его академический гнев не касался, продолжал самозабвенно копаться в останках чужого «зонда».

– Извините, генерал, – пробормотал Новоархангельский, покаянно свесив лохматую, как у основоположника марксизма, голову и запустив пятерню в дремучую бороду. – Погорячился… При подчиненных… Стыд-то какой… Простите…

– Бог с вами, Агафангел Феодосиевич! – настала очередь смутиться Бежецкому. – Какие мелочи, право…

– И все равно… – начал было Новоархангельский, но от стола раздался такой вопль, что он испуганно осекся и почему-то схватился за очки.

Возбужденный донельзя приват-доцент потрясал над головой какой-то кривой железякой, донельзя напоминая при этом австралийского аборигена с бумерангом. Пятна и полосы копоти на его лице выгодно дополняли этот образ, вполне способные сойти за боевую раскраску. Разве что цивильный костюм несколько мешал: для полноты картины ученому подошла бы набедренная повязка или, на худой конец, шкура мамонта…

– Что с вами, Леонид Тарасович? – кинулся к нему физик-помор. – Поранились?

– Да нет же, нет! – вопил тот, суя всем под нос свое «оружие», действительно обладающее такими острыми краями, что при случае могло заменить серп. А массивностью – и молот заодно. – Вот здесь, глядите!

Уклонившись от зазубренного лезвия, походя едва не лишившего его уха, Александр вгляделся в потемневший металл и, не веря себе, прочел вместо каких-нибудь невразумительных иероглифов незнакомой письменности сакраментальное: «…торский Нижегородский завод…»

* * *

– Нет, нет и нет! – поджал губы генерал Ляхов-Приморский, отказавшись даже смотреть на предъявленные Александром «вещдоки». – Я не могу рисковать судьбами Империи, даже если по ту сторону – рай земной со всеми его прелестями.

– Там нет рая, – устало проговорил Бежецкий, покачивая перед собой пальцем на стекле стола ту самую «эпохальную» железяку, теперь тщательно отмытую и аккуратно лишенную чересчур опасных выступов. Один из нескольких десятков фрагментов корпуса, деталей двигателя и остатков «начинки», несущих на себе явные следы принадлежности изделию, сошедшему с конвейера «номерного» завода, расположенного в Нижегородской губернии. – И прелестей особенных нет… Все, как здесь. Похоже, что в точности.

– В точности, говорите? Чего же они тогда сами… Ну, это…

Генерал потерял мысль, машинально придвинул к себе обгоревший с одного края обломок печатной платы, взял протянутую с готовностью Александром лупу и долго шевелил губами, вчитываясь в мельчайший текст фирменного ярлычка.

– И вообще: с чего вы, генерал, взяли, что это обломок чужого летательного аппарата? Может быть, это остатки одной из тех ракет, которой мои мальчишки сбили этот ваш вражеский зонд? Насколько я знаю, «Стрелы» под завязку напичканы электроникой, да и производят их на том же заводе…

– Ну, конечно, – саркастически заметил Бежецкий. – Если только ваши мальчишки, как вы выражаетесь, наряду со штатными «Стрелами» пуляют по целям крылатыми ракетами.

– Крылатыми? Из чего это следует?

– Из того, что вот эта и эта детали, – Александр осторожно положил рядышком два покореженных куска металла, – применяются только на крылатых ракетах воздушного базирования Бэ-Эр-семнадцать-пятьдесят восемь-Эс, – отчеканил он без запинки заученную наизусть маркировку «изделия».

– На «Сулицах»? Бред… Но позвольте! – встрепенулся старик. – Вам известно, Александр Павлович, что все это, – он широким жестом обвел стены сборно-щитового домика, – лет тридцать тому назад прилегало к военному аэродрому? Почему один из бомбардировщиков при подлете не мог потерять или сбросить неисправную ракету? Такие случаи нередки. Вот, помню однажды…

– Аэродром не эксплуатировался двадцать шесть лет, – не слишком почтительно перебил Бежецкий собеседника, не дав тому окунуться в воспоминания. – А ракета выпущена три года назад – взгляните сами.

– Верно… Стоп! Но ведь «Сулица» специально предназначена для доставки ядерного заряда на расстояние до восьмисот километров! Вы хотите, чтобы я позволил летать над мирными городами ракетам с ядерной боеголовкой?

– Не было там боеголовки. Никогда не было. Приборы не зафиксировали даже малейшей остаточной радиации. Ну, кроме естественной… Вместо заряда в отсеке были смонтированы приборы. Мои специалисты нашли детали видеокамеры, устройства для отбора проб воздуха…

– Тем более. Чужой аппарат с неизвестными целями совершает воздушную разведку над вверенной мне территорией, – упрямо твердил генерал от авиации. – А я буду благостно хлопать ушами? Ни в коем случае! Приказ об уничтожении любого предмета с той стороны отменен не будет! Пусть даже им окажется невинная птица.

– Птицы на такой высоте не летают, – заметил Бежецкий, поднимаясь из-за стола и сгребая принесенный с собой «хлам» в пластиковую коробку.

– Вот и замечательно. Значит, любой нарушитель – враг! Я больше вас не задерживаю, господин Бежецкий. Приятно было побеседовать…

– Аналогично, – вежливо кивнул Александр, пристраивая тяжелую коробку под мышку. – Однако я вынужден буду обратиться к более высокой инстанции.