Необъяснимые явления. Это было на самом деле

Порой, впрочем, «черный спелеолог» бывает или мохнатой полуобезьяной-антропоидом, или существом, лишь карикатурно похожим на человека.

Некоторые допускают, что «черный спелеолог» может принимать человеческий или «почти человеческий» облик, отличаясь от человека одной какой-то незначительной деталью. Тогда он специально затесывается в компании, влезает в доверие, особенно девицам, чтобы увлечь их в пещеру.

В любом случае это существо заманивает людей, потому что он их поедает. «Черный спелеолог» – это упорный и очень опасный охотник на человека. С «этим», с белым обитателем глубин он не ассоциируется никогда, а вот предположения о тождестве «черного людоеда» и «дяди Васи в медных триконях» делались неоднократно.

Отношение к историям про «черного людоеда» неоднозначное: с одной стороны, этот сюжет обыгрывается во множестве разного рода историй, песенок, баек и даже любительских кинофильмов. Один из них, получивший первую премию на любительском фестивале в 1989 году, построен так.

Две девицы забираются в пещеру, идут по ходу. Вдруг перед ними возникает нечто, карикатурно похожее на человека: в пещерном комбинезоне, с огромной, не по росту головой и с зеленой рожей, раза в три больше человеческой. Девицы бросаются бежать. Минут пять киновремени продолжается погоня. Куда бы ни шли, как бы ни карабкались девицы, на их пути оказывается это существо; как только оно подступает к девицам, те пускаются наутек. Наконец девицы забираются, прячутся в огромную печь. Тут же появляется «черный людоед», захлопывает дверцу и опускает задвижку, запирая дверь.

Следующий кадр: то же самое существо выползает из пещеры с невероятно разбухшим животом, тащит за собой две спелеологические каски с прикрепленными на них фонарями. Сыто отдуваясь, с каплями пота на сине-зеленой мультиплицированной роже, существо вяло отбрасывает каски в сторону. И вдруг оно встрепенулось, хищно присело; в глазах оживление, огромный язык, сантиметров тридцати длиной, облизывает губы.

Камера отодвигается, и становится виден вход в пещеру: к нему как раз приближаются еще два новых спелеолога. Камера еще отодвигается, и становится видно, что каски упали в огромную каменную чашу, диаметров метров в пять, заполненную доверху спелеологическими касками. А существо начинает двигаться в сторону входа в пещеру…

Легко сделать вывод, что спелеологи к этому сюжету не относятся серьезно. Это не так.

Во-первых, они очень насторожены ко всяким встречам в самой пещере. Если кто-то собирается в пещеру, об этом должно быть известно! Всякий незнакомец, о появлении которого не предупредили, вызывает откровенную опаску. Разумеется, это объясняется и страхом перед возможным преступником, тем более пещеры очень удобны для того, чтобы прятаться или прятать добычу. В страхе пред неизвестными проявляется и нелюбовь к «диким» туристам, которые пачкают в пещерах, отвратительно себя ведут, с которыми не хочется иметь что-либо общее…

Не сомневаюсь, что все эти причины имеют место. Но точно так же не сомневаюсь, что спелеологи подумывают и про «черного людоеда», только не спешат сознаваться.

Во-вторых, раза два мне доводилось слышать о девице, которая «неизвестно с кем», то есть с кем-то незнакомым для спелеологов, ушла в пещеру и пропала без вести. Объяснять эту историю можно по-разному, тем более я и не знаю ее в подробностях. При попытке узнать, о ком же именно идет речь и что именно произошло, спелеологи как в рот воды набрали. Похоже, обо многих деталях они и сами не имели представления: скорее всего, девушка из их компании завела кого-то неизвестного и не стала посвящать друзей в подробности романа. Впрочем, все это только мои догадки. Если даже эта история имела трагический конец, его причиной могли быть очень различные события; без дополнительной информации судить невозможно ни о чем.

В-третьих, вряд ли я забуду когда-нибудь находку, сделанную в Орешной пещере. Орешная вообще довольно сложная и неприятная пещера: сложнейшая система ходов, которая известна далеко не полностью, все время какой-то невнятный гул. Пещера мягко гудит, как исполинская раковина, и этот шум может скрывать все что угодно. А тут…

Прямо на полу пещеры, возле стены, лежала кость. Большая кость, почти все мясо с которой было сорвано; только отдельные волокна, малые кусочки мяса остались там, где их было особенно трудно выгрызать. Мясо подвяло, но еще и не начало портиться; кость бросили, наверное, всего лишь несколько часов назад. Мясо с кости не срезали, а отгрызли, срывая его зубами. Погрызы на кости были глубокие, как если бы грызла даже не собака, а медведь. В одном месте ясно отпечатались клыки, а между ними ряд резцов – раза в полтора шире, чем у человека.

Это была берцовая кость человека… Вернее, сразу две кости – большая и малая берцовые. Судя по массивности и весу – мужские, но тут я рискую ошибиться (может, крупная была дама). С обеих сторон кость была с огромной силой выворочена из сустава – болтались растянутые обрывки сухожилий.

Не меньше минуты мы стояли, тупо глядя на кость. Никаких следов не было и быть не могло на каменном полу пещеры.

– Слыхал… Про блатных слыхал, – внезапно сказал сиплым голосом напарник. Его голос отразился от стен, срезонировал, ушел в темноту, и товарищ опасливо притих.

Да, про шайку беглых, засевшую в прошлом году в Орешной, мы слыхали. Что уголовники, случается, едят людей, тоже слышать доводилось. В конце 1980-х уголовники, жившие в норах на кладбище, съели нескольких ребятишек. Но оба мы понимали: здесь что-то совсем не то. Ну не стал бы даже самый одичалый уголовник грызть сырое мясо с кости, выломанной из трупа.

– Может… На выход пойдем? – предложил я, невольно понизив голос чуть ли не до шепота.

Напарник кивнул, и мы рванули к выходу. Кость мы, естественно, взяли с собой. Как и подобает законопослушным гражданам, мы ее сдали и написали заявление в милиции. Что было дальше – не знаю. Скорее всего, если даже дело и завели, кость оказалась в роли классического «висяка» – дела, которого практически невозможно раскрыть.

Но эта мрачная история вспоминается мне до сих пор, и любые рассказы о «черном людоеде» приобретают для меня некий слишком уж реальный отсвет.

Туристы и «экспедишники»

Ученые экспедиционных профессий («экспедишники», «полевики») традиционно презирают туристов. Умения ходить по местности, таскать тяжести, преодолевать усталость и делать разную «мужскую» работу у нас ничуть не меньше, чем у любых туристов, а вот занятия несравненно профессиональнее. Мы не просто премся в отвесную гору, плывем по порожистой реки или шатаемся по глухой тайге, чтобы испытать некое удовольствие, соблюдая «ненаселенку» и «километраж» ради получения очередного разряда. Все бытовые стороны жизни на местности нам нужны для того, чтобы провести наблюдения или исследования. Развлечения, элемент игры, удовольствие от пребывания в «поле» у полевика обычно тоже есть, но это не главное. Все, кроме работы, тут – факультативное занятие; специалисты идут в лес не за этим.

Само отношение к «романтике» у нас совсем иное, чем у туристов. Для турья «романтика» – это чтобы все было как можно меньше похоже на то, что в городе и дома. Не важно, что именно, но главное, чтобы было как можно меньше похоже! И чтобы отдыхать! Отдыхать, тихо глядя в одиночестве или вдвоем на речку, или до утра выть под гитару, как стая перекусавших друг друга гиен – дело вкуса. Но турист уходит от того места, где он работает, в то место, где он отдыхает.

Для «экспедишника» же самая «романтика» начинается, когда он может жить максимально близко к тому, «как дома». Лес, скалы и река для него – место работы. Он селится поближе к этому месту, чтобы выполнить свою работу, старается жить в максимально возможном комфорте. «Экспедишник» только бледно улыбнется, если туристы при нем захлебываются от восторга: они залезли вдесятером в палатку на троих! Как весело! Ха-ха-ха-ха!! Чей локоть торчал в моем животе?!!! А кого выпихнули и он оказался весь под дождем?!!! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!!!!

Экспедишнику не смешно от описания этих приключений, потому что он приехал в экспедицию работать. Если он не выспится, основными его переживаниями станет не веселье по поводу, как он здорово не высыпался, а невозможность сделать работу. То есть всяческие мучительные, а вовсе не веселые впечатления. Если же он из-за всяческой туристской «романтики» вообще не сможет выполнять свою работу, получится еще более скверно.

Поэтому совсем не праздный вопрос, какие именно байки переняло профессиональное сообщество полевиков у столбистов? Скажем, идолов археологи с удовольствием вырезали и ставили «охранять» лагерь, молодежь даже совершала перед ними разного рода псевдоязыческие ритуалы. Но никогда у археологов не рассказывали об идолах, которые сами выкапываются и пугают спящих не в палатках, или о покойниках с ближайшего кладбища. Но вот всякие «черные» и «белые» специалисты в нем присутствовали обязательно. Почему?! А как раз потому, что специалисты не развлекались, не играли, и чисто игровые персонажи им попросту не были нужны.

Вот утверждать мораль, общую для всех путешествующих, экспедишникам было даже в большей степени необходимо, чем туристам. Мораль эта действительно едина: не гадить в лесу и максимально исправлять последствия чужого гадительства. Входя в брошенное жилье, снять шапку, поклониться, спросить разрешения. Уходя, непременно оставить дрова и запас еды, хотя бы небольшой.

В аналогичных персонажах нуждается всякое сообщество путешествующих, например охотники или собиратели трав. У охотников это чаще всего бывают не призраки, а старые, давно умершие охотники. Если даже такой уважаемый всеми охотник похоронен на сельском кладбище, молва обязательно припишет ему захоронение в тайге, в «охраняемом» им месте. Если же охотник погиб в лесу или завещал себя похоронить в тайге, совсем хорошо – ему еще увереннее приписываются свойства лешего охранять закон, карать нарушителей. Нарушителей карают двумя способами – или заставляют «плутать» по лесу, или отнимают у них добычу.

Мне известны два таких охотника, ставшие после смерти то ли нечистой силой, то ли хранителями леса. Один на Ангаре, на речке Манзя. Другой – в верховьях Ои, в Саянах. Обоих называть я не буду.

Есть еще один охотник, который, похоже, станет таким же хранителем леса после смерти.

Археологи и другие полевики нуждаются в таких же персонажах. По своему социальному положению и роду занятий они несравненно ближе к охотникам, нежели к туристам. Но – люди городские – они использовали персонажей фольклора горожан, которые путешествуют по земле.

По крайней мере, такова одна из причин существования «черно-белых специалистов».

Черный археолог

«Черный археолог» и «черный геолог» очень похожи, но по понятным причинам я гораздо лучше знаю повадки «черного археолога». Появляется он так же, как и «черный альпинист»: беднягу бросают в лесу, он заблудился и умер от голода. «Черного археолога» иногда еще сбрасывают в шурф глубиной 12 метров и закапывают живым. Романтические девицы, которые не в силах представить чего-то, не имеющего к ним отношения, рассказывают, что и сбросил-то будущего «черного археолога» в шурф его половой конкурент, потому что к этому юноше девица была благосклоннее. Но это чисто девичья версия, никто больше ее не поддерживает. Убивают «черного археолога» строго из душевного паскудства и природной гнусности… Таков уж, знаете ли, сюжет, и не нам его нарушать.

«Черный археолог» и «черный геолог» тоже являются к лагерю впотьмах, просят еды; им нельзя отказывать, но у них появляются и другие, более специфичные черты.

«Археолог», естественно, начинает вознаграждать тех, кто ведет себя профессионально, «правильно»: не курит на раскопе, не втыкает в слой нож, разувается, вступая на культурный слой в раскопе, не забывает помыть и почистить материал и так далее.

«Хорошие» и «правильные» награждаются снами, после которых становится понятно, где искать и где раскладывать раскоп. Ну и находками, конечно же.

На «плохих» сваливаются дожди, новые памятники от них прячутся, а разложенные раскопы не приносят никакого материала.

Поскольку в археологических экспедициях участвуют школьники и студенты, действия «черного археолога» становятся более игровыми, а в число караемых поступков попадают и совершенно ребяческие типа «крысятничества», то есть создания собственных частных запасов печенья или конфет в своей палатке. Или «хорькования», то есть похищения печенья или сгущенного молока из хозяйственной палатки.

Тут имеет смысл напомнить, что легенды о «черном археологе» формировались в 1970–1980-е годы, в эпоху дефицитной экономики. Тогда даже печенье можно было купить не всегда, а уж сгущенное молоко, тем более сгущенное кофе или какао, были страшным «дефицитом». Экспедиции получали дефицитные продукты и использовали их порой как своего рода валюту при расплате с местным населением. Часто дать банку сгущенного молока стоимостью в 85 копеек было лучше, чем пять или десять рублей «живых денег». Так что соблазн похитить сгущенное молоко у подростка был вполне реальный.

Есть такая история подросткового типа: один мальчик стащил в хозпалатке банку сгущенного молока, пробил две дырочки и тайно высосал половину ночью, засунувшись с головой в спальный мешок, чтобы никто не видел. А потом маленький негодник завернул банку в целлофановый пакет и спрятал в свой рюкзак.

Утром отправились в маршрут, и вдруг над тропинкой появился овод невероятных размеров – не меньше сантиметров тридцати. С ужасным гудением настиг овод гадкого мальчика и всадил ему в заднюю часть свое жало размером с небольшой гвоздь. Тот с диким криком рухнул на живот и, если к нему прикасались, только кричал. Тут снова появился овод, с угрожающим жужжанием пролетел над нехорошим мальчиком. Никто не посмел даже замахнуться на такого страшного овода, и только старый начальник экспедиции мудро спросил у мальчика:

– Как ты думаешь, почему он именно к тебе пристал?

– Не знаю! – закричал мальчик, засучил ногами и заплакал.

Страшный овод снова вылетел из леса. Один студент схватил было палку, и овод на мгновение завис в воздухе, обратившись в его сторону. Но начальник схватил парня за руку и не велел ему ничего делать. Тогда овод медленно, даже лениво подлетел к лежащему мальчику, страшно жужжа, и снова вонзил ему в попу свое жало – уже в другую половинку. Мальчик дико завизжал, и заплакал, и снова засучил ногами. Овод подлетел с другой стороны и как будто заглянул ему в глаза, а потом улетел через речку.

– Так что же ты все-таки сделал? – снова спросил его начальник экспедиции.

В этот момент овод опять поднялся над тростниками реки и так висел, очень страшно жужжа и махая крыльями.

Тогда гадкий мальчик, заливаясь слезами, сознался, что он украл из хозяйственной палатки сгущенку и что в его рюкзаке сейчас находится наполовину высосанная банка. Банку достали из его рюкзака и хотели сунуть обратно в хозяйственный ящик. Но начальник поднял эту банку в руках, показал эту банку огромному оводу, а потом поставил ее на пенек. До этого времени овод висел над тростниками, но тут же куда-то улетел.