Три сказки о Городе Теней, и одна – о прекрасной принцессе

Арабская сказка. (Наверное.)

Любому Восточному Правителю, (Если только он – действительно – Восточный!) полагается гарем. Четыре законных, старших, жены. Десятки – младших. Плюс море наложниц. И, разумеется, трон свой отпрысками мужского пола для гарантирования преемственности, падишах Иброхимбек, уж постарался, скажем так – обеспечить.

Но, разумеется, самым любимым сыном являлся Первенец: сын от Любимой жены, Мафтуны. И звали этого юношу шахзоде Анвар.

Самый лучший охотник, самый просвещённый в науках, самый умелый воин – уж падишах-то обеспокоился найти наилучших учителей, да и сам не пренебрегал воспитанием наследника. Рубке на саблях, меткой стрельбе из лука, и владению всем остальным оружием из Арсенала тоже учил лично. И уж поблажек себе на возраст не делал!

Вот и получился из Анвара – смышлёный, грамотный, и могучий парень. А ещё и красивый и статный юноша! Ничего не скажешь – достойный наследник Трона.

Разумеется, папочка в первенце души не чаял. Всё, что душенька не пожелает, дозволял делать. Любой каприз мальчика, а потом – и юноши, исполняли верные слуги с поспешанием: знали крутой нрав Иброхимбека.

Вот подошло время засылать сватов к каким-нибудь соседям – чтоб папа мог укрепить международное положение государства с помощью выгодного династического брака. А Анвар себе и в ус не дует: знай пропадает с друзьями в степях-лесах-пустынях: то журавлей-цапель бьёт на соколиной охоте, то – с загонщиками тигров добывает…

Попытался тогда Иброхимбек вразумить беспечное чадо: так мол и так, пора остепениться, да перенимать потихоньку бразды правления из его дряхлеющих рук. Да уж и самому сынуле нужно обзаводиться любимой жёнушкой, и наследником – внучком падишаха, то есть!

Анвар на папочкины увещевания всё посмеивался, да кивал на то, что, дескать, молод он ещё… Ну а когда стал не так молод, отговаривался тем, что невесты-дочери у соседей уж больно… Некрасивы.

Ну, тут Иброхимбеку возразить было, собственно, нечего: делегации уважаемых посольств, привёзшие сделанные с каждой потенциальной невесты картины-гобелены, шитые – у кого – драгоценным шёлком, а у кого – и заморским бисером, и правда: ничего радующего взор не показывали. Иброхимбеку оставалось только цокать языком, да с умным видом головой кивать, особенно, когда сынок-то говаривал, приобняв отца, приостановившегося перед очередным портретом:

– Папочка! Сам видишь – ну не судьба! Сам-то ты, небось, мамочку мою, жёнушку свою любимую, из-за тридевяти земель привёз. И уж советов соседей, да отцовских визирей, не слишком слушал!

Папочка остался в тронном зале – подумать-порассуждать с Диваном: (Это, как мы уже упоминали, такой типа Кабинет Министров при Падишахе, а вовсе не мебель!) как бы угодить взыскательным вкусам любимого сынка. А сам сынок снова ускакал с толпой молодых друзей – детей остальной знати – на очередную охоту.

И решили они – для разнообразия! – пострелять пустынных серн-джейранов. На них они до этого не охотились никогда. Потому что редко кто из жителей столицы рисковал забираться в мрачные и неприветливые бесплодные просторы великой пустыни Каракорум, по которой и караваны-то не ходили, а двигались в многодневный обход.

Вот скачут они по бесплодным и тихо шелестящим под ветром пескам, (а пустыня эта всего в паре часов езды от Дворца находилась) час, вот скачут два – никак не попадаются джейраны. Уже и время обеда прошло. Уже и вода во флягах-бурдюках кончается, и кони пеной покрылись… Ну вот нету джейранов, и всё тут!

Подумал шахзоде, что пора бы уж и объявить о возвращении: ночь надвигается, а ничего так и не высмотрели – даже степного шакала не встретили. Дикая, безжизненная пустыня, одним словом! Правильно люди делают, что сюда не ходят и не ездят – и не потому, что старики-мудрецы распускают нехорошие слухи о Духах этого неприятного места. И карах, которыми те наказывают нарушающих их покой…

И вдруг смотрят юноши – из-за ближайшего бархана выходит джейраниха. (Сразу поняли, что именно джейраниха – рожек-то, как у самцов, нету!) И такая прямо красивая: вся из себя – само совершенство! Стать – как у арабского скакуна, глазищи большущие, лучистые, так и сияют. А уж грация – шаг ступит, словно танец индийский танцует!..

Заулюлюкала тут свита шахзоде, заорала!

И пустились они в погоню. Скачут, подбадривают себя криками да прибаутками, стреляют из луков. Вот только попасть не могут – словно заговорённая попалась джейраниха: стрелы будто чья-то рука отводит! И догнать никак не удаётся – то ли лошади подустали, то ли – копыта джейранихи лучше приспособлены для песка-то…

Заехали уж в самое сердце чёрной пустыни: устали, пот так и льёт – и с седоков, и с коней. Пеной бока благородных жеребцов покрылись, дышат тяжко, силы явно на пределе. Да и солнце восточное – это вам не шутки! Легко раскаляет эту самую пустыню до шестидесяти и выше. Словом, смотрят – ну никак не догнать! Остановились.

А джейраниха будто издевается – тоже остановилась. И этак перебирает ножками: типа, дразнит: мол, где вам, городским, со мной тягаться!

Бросились тогда снова в погоню: обидно же до слёз! Какая-то коза пустынная – да шахзоде с его лучшими помощниками-охотниками, нос утёрла!

Ну, догнать не догнали, а вглубь пустыни Каракорум ещё дальше заехали. Солнце уж начало опускаться, звёзды высыпали… Поневоле нужно остановиться на ночлег. Решили ночью никуда не ездить: и кони устали, и следы свои плохо видно. А как раз новолуние было, и без месяца, да на рыхлом осыпающемся на песке-то – ни зги всё равно не видать. А тут ещё тени зловещие – словно обступают, и шушукаются о чём-то нехорошем между собой – дескать, вот повезло-то: сколько ослушников заветов мудрых аксакалов поизведем сразу: другим-то впредь – наука!

Хотели юноши наши костёр развести, чтоб не так тоскливо было, да и на ужин кое-чего разогреть. А дров нет: думали, что за день управятся, выехали налегке.

Ну, пожевали то, что в мешках-то седельных нашлось, напоили коней-то. (А то ведь из пустыни-то дикой не больно пешком выйдешь – завязнешь!) Да и спать легли.

Часовых, однако выставить – мало ли что! – Анвар не забыл.

Утром, чуть солнышко озарило всё бодрым, и пока незлым, светом, смотрят – а нету никаких следов! Все их следы ветром пустынным замело. А дороги-то никто, конечно, в азарте погони не примечал. Ну и как теперь выбираться?!

Всё же решили, что просто поедут на восход солнца – вчера, как ни увлеклись погоней, а заметили, что солнце всё время в глаза било – на запад, стало быть, скакали…

Вот едут час, вот два – ни следа от коней, ни приметы какой, ни даже саксаула. (Это такое пустынное растение, не боящееся даже Духов пустыни да солнца, уж очень солнцеустойчивое потому что, да и воду может корнями хоть из подземелий Мардука доставать, такие они длинные – а вовсе не то, что обычно понимают под этим словом невежды разные!) А ведь вчера, когда погоню вели – вокруг много его, саксаула, то есть, было. Да и верблюжьей колючки.

Ясно дело – заблудились.

Да только у кого в пустыне дорогу-то спросишь!..

Однако нашлось вдруг у кого.

На кромке небольшого бархана сидит черепаха. Большая такая, важная: гордо обводит вокруг взором – словно всё тут принадлежит ей, а гостей незваных она не привечает, а просто ждёт: когда наконец уберутся, и перестанут нарушать её гордое уединение!

Подъехал к ней тогда шахзоде Анвар, и говорит, вроде, как в шутку: поприкалываться захотел, поддержать упавших духом спутников-то своих:

– Здравствуйте, ваше Высочество, черепаха пустынная! А не подскажете ли нам, заблудшим путникам, как нам в город Бадаркент попасть, столицу Горезмского ханства?

И вот отвечает им черепаха пустынная, да ещё приятным таким женским голосом:

– Здравствуй и ты, шахзоде Анвар! (И свите твоей тоже – привет.) Вот только дорогу я тебе не скажу, пока на поклянёшься ты словом шахзоде взять меня в жёны!

Принялись тут орать, да ругаться, возмущаясь, молодцы из свиты Анвара! Пока шахзоде, сам молчавший, да только на черепаху пристально смотревший, не поднял руку, велев им заткнуться. И ответил он тогда черепахе:

– Предложение твоё, уважаемая, по меньшей мере, странное. Да и не подобает оно мне, падишахскому сыну. Не могу я, наследник Трона и Престола, вот так, запросто, пообещать простой – не девушке даже, а черепахе! – взять её в жёны.

– Да чего с ней церемониться! – заорали опять спутники его, даже на песок многие пососкакивали. – Убить её, да и поджарить! Проучим нахалку! Заодно и пообедаем!

Шахзоде даже рот открыть, чтобы остановить их, не успел, как вдруг повела этак легонько головкой граненно-чешуйчатой черепаха, да и молвит:

– В камни!

И точно! Не успел отзвук эха пустынного смолкнуть, как вместо придворных молодцев-красавцев, да и их коней – камни пустынные лежат на песке: какой побольше, а какой – и совсем уж маленький… Опешил шахзоде, на секунду даже дар речи потерял. Затем взял себя в руки:

– Уважаемая госпожа черепаха! Приношу вам мои самые искренние извинения. От себя, да и от имени спутников своих порывистых, да плохо соображающих… Не могли бы вы, в знак прощения, вернуть им их человеческий облик?

– Отчего бы не вернуть, – говорит тогда черепаха, – Я вполне понимаю их горячность, и презрение ко мне, низкородной пустынной твари. Однако если ты, и правда, хочешь принести извинения, у нас, в пустыне, они не так делаются. Ты сидишь верхом, а я – вот она, внизу. И ты, словно бы свысока, просишь у меня прощения…

Не выглядит это извинение правдивым. А так – словно у вас во дворце: чванливо-высокородное лицемерие!

Вот если и правда хочешь извиниться, слезь с коня, да стань передо мной на колени – чтоб моя голова была выше твоей! И я поняла серьёзность твоих намерений, и искренность твоих извинений!

Призадумался Анвар.

Сроду он – отпрыск царских кровей! – ни перед кем на коленях не стоял!

Однако вспомнил – вспомнил, что это его идея была. Поохотиться в песках. Догнать джейраниху. И сам спутников не остановил, когда захотели балбесы эти порывистые убить черепаху. Значит, это именно он, как старший в их Команде, несёт полную ответственность за то, что натворили. И жизнь своих сотоварищей.

И если они не вернутся домой, к отцам и матерям, он просто не сможет смотреть тем в глаза. (Обычный шахзоде, такой, как их изображают в старых сказках, то есть – самовлюблённый и чванливый, конечно, гордо отказался бы. А, может, и послал бы наглую черепаху. Куда подальше. Но Анвар – шахзоде не совсем обычный. И, может, как раз поэтому про него и сказка – не совсем обычная.)