Мелодия в беспредельное

Мелодия в беспредельное
Ана Гратесс

Любимый пишет экспериментальную музыку, и мы часто слушаем ее вместе, обсуждая ходы и гармонические дорожки. Однажды ваятель снова предлагает заценить новый трек, и мы слушаем. Мы внимаем экспрессии с абстракцией, а из возникающих звуков космоса выныривает абсурдный Куб, чьи темные грани ввергают нас в безумное путешествие. Которое приводит к видению фантастических картин.

Ана Гратесс

Мелодия в беспредельное

Мой парень любит писать музыку на бумаге, на планшетах электронных. Он любит писать музыки множество. Любит он тусить за компом и писать музыку в программах. Слюноотделение такое большое, что кажется, что скоро все пойдет к верху.

– Я пишу музыку для того, чтобы получать кайф! Чтобы набивать скиллы, а потом чтобы, возможно, стать известным. Получить популярность.

А я его спрашиваю:

– Первое и второе понятно, а популярность тебе зачем, чудушка?

Голова окунулась в салат оливье. Он решил соскочить с вопроса. Представляешь, зритель, и вот так каждый раз, когда вопросец летит ему в уши, он их затыкает невидимой материей салата. Я же знаю, что он все прекрасно слышит, но делает вид, что ничего не произошло. Ладно. Не произошло это, значит произойдет по-другому.

Музыка лилась через края и краев ей было не видно. Звуки детского плача накладывались на щелчки металлических запонок. Позвякивали обедние приборы. Свистящие придыхания накладывались на позолоту от мочевого пузыря. Его тонкие и упругие стенки хорошо натягивались на крошечные барабаны. Делалась музыка красивыми психоделическими пассажами.

Наши отношения с музыкантом развивались как нельзя лучше. Виделись мы довольно часто, но каждый из нас находился в своем коконе из художественного занятия. Кто-то выуживал из восприятия хлопушки-хохоталки, а кто-то прочерчивал пустоты символы на пустоту из нулей и единиц.

Дергались руки в конвульсиях подобно веточкам полыни. Ее длинные ногти впивались нам в тонкие и жирные бока, а музыкальные дорожки раскрашивались в отменные красные оттенки. Среди них был придушенный крик, перекрученный через реверс и звездные бубенцы. Мне тогда подумалось, что мы ваятели более безумные, чем вся белая палата вместе взятая. Но все кажимость, субъективщина…

– Милая моя, – обратился ко мне мой любимый. – На скатерти из желтого кенгуру стоит банка с вишневым варением. Возьми ее и принеси мне, пожалуйста. Тут слишком заняты ветров розы, не отпускают.

И принесла я ему сладость, а тот пустил его на свои скрипящие гением дорожки. Делался новый трек, который мой парень хотел отослать на лейбл, чтобы заценили и совершили лимитную операцию по смене пола.

Наверно, нам бы всем из своих захудалых мешков бы выйти, хоть на время.

Думалось делалось недумалось все равно делалось. А если оно совершается лучше и краше, когда не думается, зачем тогда включать голову по пробуждении? Оставаться бы лучше в той склизкой дреме и лопатить дальше фантастических сознания вертунов. Все все-равно накладывается на бумаги, на электронные носители, на мнимую пустоту из пустоты.

Ты знал, зритель, что материя и все что в ней совершается – все это записывается на колесики громадных магнитных лент? Мне так вожак собачий рассказал. Что мы мол все пережеванные и переклеванные изо рта в отверстие другое, и так оно движется, покуда внутренний бог не скажет: достаточно. Тогда, наверно, начинается действительно сияющее бытие, или пустота с громадными плюсовыми и минусовыми свойствами.

– Представляешь, Онь, я написал новый космический трек! – С жаром возвестила вторая половина.

А мне почему-то зналось, что не космоса там щепоть, а копоть куриной требухи. Но послушать все же надо было. Да почему «надо» то? Я хочу послушать!

– Включай свой шедевр, давай вместе заценим!

Нажались нужные кнопки, а вместо звука в пространстве начал вырастать куб, и он разрастался и множились его стенки, покуда длилась МЕЛОДИЯ.

Черным было здание и в нем были окна и двери непонятного вида. Как вообще из чего-то такого можно наблюдать. Изнутри вовне? А мы пока что во вне, но внутренности нам закрыты. Только эти проклятые грани, стенки этого черного мегалита.

Они развертывались из музыкальной гармоники, что колонка нещадно вталкивала ее нам в воспринимающие аппараты. Подумалось, а что если закрыть глаза и уши заткнуть, исчезнет ли эта громадина из поля зрения, растворится ли в пустоте? Но меня, словно бы прочитав мои мысли, остановил парень, на котором и лица то теперь не было, а вместо него зияла пробоина в некое призрачное бордо.

«Тибетская книги мертвых» – название бестии просочилось в сознание. А я его затоптала в зародыше. Не нужны мне видения потусторонних монашеских бредней! Я хочу понять то, что мне представляется.

Черные грани теперь засасывали в себя, а я не могла ничего с этим поделать. Беззвучная музыка делала свое космическое дело. Шедевр паренька превращался в зыбучий песок, ведущий не иначе как в ад или его подобие.

Пространство показывало фиги, крутилось перед взором как проститутка, подавая себя словно было соделано из чистого золотого света. А на деле получалось так, что миазмы Куба превращали все предметы в горячий и морозный студень. Смешно он колыхался в безветренных пластах мироздания. Мне довелось видеть, как одна желешка упала прямо под мои ноги и тут же разбрелась по всем сторонам света, превратившись в пар.

Дым. Туман. Бессчетные вращения галактического рукава, где мы, предположительно, находимся. Точнее, смеем находиться.

– Это странствие в беспредельное, я вам говорю это как П.

– Как пердун? – Предположили мои охапки кофейных кружек.

– Нет. Как большой П. Просто П. Можешь представить?

– Могу представить такую простоту. А ты смогло бы представить, П, что нас всех раскололо на миллиарды частей и теперь мы подмываемся черными гранями громадного Куба, осознавая лишь на миг, на короткий миг, что когда-то этих чертовских стенок не было, а был обычный мир?

Но тут возникла сирена и довольно громкая. Пронзительно противная. Загорелись красные огни. Открылись какие-то бесовские заслонки из крест-накрест железняка. Через них просачивались просветы звездного вещества.

Механический голос ничего возвестил:

– Мы добавим вас в Зону под номером 3. Ожидайте.

Бред. Не нужны мне никакие добавки, долбанная тварь.

– Отвечай, ты, П! – Вскричала я в раздражении. Тут все действовало на нервы.

– Не мог представить того, о чем ты вещаешь, но я знаю, что твой парень теперь в тебе. Вы стали одним сознанием в тот момент, когда вы взошли на Куб.

– Это его музыка. Мы в его музыке находимся. Не иначе он открыл портал в ад, этот светловолосый добрый монстр.

Я упала на черные стенки, а те зашевелились, словно были не из плотного вещества, а состояли из звуковых вибраций. А ведь так и было. Зачем мы тут? «Давай заценим новый трек». Ну что ж, зацениваем, как видишь!

А сирена снова обозначила свой рев и теперь Зона под номером 3 открывала свои двери. Я и П входили плавно. Нас овевали невозможные кубические захвостки. Под их напором мы скукоживались, собираясь в кучки живого субстрата. Сознательного субстрата!

Мы не слышали звуки музыки, но она была всюду. Это внушало какие-то тайные знаки или ощущения новизны свежего восхода солнца. А здесь витали странные звездные сочетания. Мы не были на Земле в том привычном ее виде, к которому успели прирасти. Теперь она пришла к нам в виде Куба, в котором перец и молоко взрываются жидкими бомбами.

– Когда я вернусь, мы с моим парнем снова разъединимся?

– Может и так. А может произойти такое, что ты и не вернешься. А значит не вернется и твоя половина. Ничего не вернется назад. Здесь движение возможно только вперед. Ибо время, понимаешь…

– Понимаю, П, пониманию я научена. Странно то, что я не ощущаю в себе половины. Я ощущаю себя как обычно, почти.

– Ибо и ранее вы были очень слитными, но оставался последний шажок.

– И он произошел, когда мелодия взыграла через динамики.

– Точно. Он происходит. Великолепно же это!

Огляделись мои тела. И правда красиво. Только вот все еще странно и жутко было смотреть на изувеченные черные грани, которые складывались и раскладывались в фигуры, не поддающиеся опознаванию.

На границах видимых форм вращалась всенабирающая скорость махина, которую я бы назвала Татата. Громада двери отворилась. Нас стало засасывать в Зону номер 3. Я и П были радом друг с другом. Оставалось только лишь протянуть руку, чтобы можно было посмотреть глаза в глаза.

Всенабирающая скорость Татата сделала прекрасный и длинный бальный пируэт. Мы превращались в зыбкие ниточки животной крови, вокруг которых были нанизаны желейные материи.