Скворцов встал, вытащил из своего закутка табуретку и поставил передо мной:
– Садитесь, Светлан Николавн.
– Ты долго не ходил в школу, я подумала…
Дед закрыл дверцу печки и повернулся ко мне.
– А пенсию-то когда прибавите? – громко спросил он.
– Деда, это не к тебе. Ты иди. Это из школы.
Дед послушно ушел за печку. Ворчал оттуда, как домовой, но не высовывался.
– Так что же ты скажешь, Паша? Почему в школу не ходишь?
– Мамку искал, – насупился Скворцов. Взял кочергу и помешал уголь в печке. – Вот и не ходил.
– Нашел?
– Нашел.
– А могу я с ней познакомиться?
– Ее нет сейчас. Она ушла.
– А где ты маму нашел, Паша? – осторожно поинтересовалась я.
– Да там… у одних… Пьяная была.
– Сядь, – попросила я и сама опустилась на предложенную табуретку.
Мальчик уселся на койку. Сложил руки на коленях. Я смотрела на него во все глаза, понимая, что должна сейчас ему что-то сказать, в чем-то убедить. Слов не было, в душе рождалась паника. Мне хотелось схватить Скворцова в охапку и унести отсюда. Куда? Не знаю. В какой-то другой мир, где тепло, уютно. Где можно жить ребенку. Но я сидела на колченогой табуретке и смотрела на его руки, испачканные углем.
– Паша… Ты же понимаешь, тут тебе оставаться нельзя. Ты должен учиться. Спать на нормальной кровати, хорошо питаться. А вот когда выучишься, станешь работать, заберешь к себе маму.
– Она ждет ребенка.
– Что?
Скворцов вздохнул, пошевелился. Кровать под ним скрипнула.
– Я ей говорю: «Тебе теперь надо себя беречь. Курить нельзя, пить тоже. Это для маленького вредно».
– Правильно. – Я облизнула пересохшие губы и размотала шарф на шее. – Мама тебя слушает?
Скворцов кивнул:
– Слушает. Три дня дома была, никуда не ходила. Я сам за хлебом ходил и за водой. А сегодня утром недоглядел. Ушла. – Он снова тяжко вздохнул.
– Но ты не можешь вечно сидеть и караулить маму, – сказала я. – Она взрослая. Должна понимать…
– А если не понимает?
Паша смотрел мне в глаза и ждал ответа. Он ждал, чтобы я научила его, как жить. Я молчала.
– Она у меня хуже маленькой. Ей питаться нужно хорошо, а у нас денег нет. Я там, в интернате, сытый, а они тут… А ребенок?
Я глотнула воздуха, но его в комнате не было. На языке остался привкус земли и тряпья.
– Я все понимаю, – решительно заявила я. – Но все же пока ты учишься, у мамы есть надежда, что ты станешь ей опорой. Ты должен получить профессию, чтобы зарабатывать. Ты должен это сделать для своей мамы и для будущего братика.
– Или сестрички, – улыбнулся Скворцов.
Мне стало душно. Я поднялась.
– В понедельник жду тебя в школе. Договорились?
– Договорились.
Выйдя на воздух, я некоторое время стояла, привыкая к свету. Ксюшка пританцовывала у забора.
– Я не понимаю, как ты все это выдерживаешь! – набросилась она на меня. – Как ты можешь работать в таких условиях?
– А жить в таких условиях можно? – спросила я.
– Ужас! А где у него мать?
– Это не мать, это недоразумение, – отвечала я, яростно шагая прочь от дома Скворцовых. – Вот Паша Скворцов – мать.
– В каком смысле?
– Во всех.
Скворцов стал новой раной в моем сердце. Мне жутко захотелось увидеть всех мамаш моего класса. Всех до одной! Посмотреть им в глаза и сказать все, что я о них думаю.
– А ты устрой праздник мам, – предложила Ксюшка. – Пошли им всем пригласительные открытки. Я уговорю Чернова спонсировать вам чаепитие. Прибегут как миленькие, все бабы любят праздники.
Иногда моя подруга дает дельные советы. Не успела я как следует обдумать Ксюшкино предложение, мне позвонила Лена.
– Света, ты не забыла, что завтра мы встречаемся с Женей и Дядями?
– Завтра? – Я едва не села на одну из кочек. – Почему завтра? Ты вроде бы говорила, что…
– Если хочешь, я откажусь. Я согласилась только при условии, что ты пойдешь со мной. Ты меня поддержишь. Но я еще не дала согласия. Отказаться?
– Н-нет, – промычала я, – соглашайся. Я приеду.
– Зачем ты ввязываешься в это дело? – протянула Ксюшка, кутаясь в свою коротенькую шубку. Она немного ревнует меня к Лене. Считает, что я должна ввязываться только в дела Черновых.