Нефтяная Венера (сборник)

Нефтяная Венера (сборник)
Александр Снегирёв

«Юноша и девушка, едва перешагнув пубертатный возраст, полюбили друг друга. На девушке это соответствующим образом сказалось – она понесла и родила ребенка-дауна. Влюбленные в ужасе – психическая травма, истерика, раздор. От ребенка они отказываются – никто не согласен жертвовать своей молодой, ничем не примечательной, но все-таки единственной жизнью ради безнадежно больного отпрыска. В результате родители юноши берут внука-дауна на воспитание. …Главное же, что происходит и захватывает читателя в книге, – процесс очеловечивания главного героя через общение с капризным, обидчивым, неполноценным и, в общем-то, нечеловеческим (но при этом все-таки родным) существом Ваней. И Ваня при этом тоже очеловечивается. Очеловечивается, не меняясь, – метаморфозу претерпевает не персонаж, а отношение к нему читателя, в чьем сознании автор производит явственный сдвиг. …Роман сильный. Очень сильный».

П. Крусанов

Александр Снегирёв

Нефтяная Венера

© Топорова А., послесловие, 2016

© Снегирёв А., текст, 2016 © Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Моей семье

Римме Казаковой

Спасибо Ольге Столповской за помощь в работе

Часть 1

– Ха-мам под ключ, – читает по слогам Ваня, глядя в окно. Мы проезжаем мимо ангаров, увешанных рекламой. Чтобы успеть за вывеской поймать улетающие буквы, Ване приходится расплющить физиономию о боковое стекло.

– Что такое ха-мам?

– Баня турецкая.

– Ха-мам, ха-мам, хамам! – Ваня приноравливается к новому слову, твердит его без остановки.

– А что значит «под ключ»?

– Они целиком построят хамам и выдадут ключ. А тебе надо будет только там париться. В этом хамаме.

– В хамаме, – повторяет Ваня. – Хамама!

Слово его смешит, он пробует его, произносит на все лады. Тонким голосом, басом, растягивая звуки или, наоборот, скороговоркой:

– Хамама, ха-а-а-м-а-а-м-м-м-а-а-а, хмама!

Шофер «Газели» делает радио погромче. Ваня принимает вызов:

– Хамам, хамам, хамам!!! – орет он, перегибаясь через меня к шоферу.

– Хамам, – пискляво кривляюсь я в ответ, оттянув пальцами уголки глаз. Типа я китаец.

– Хамам! – зловеще трубит Ваня мне в лицо, сделав большие глаза.

– Слышь, потише! – рявкает наконец шофер, собираясь сплюнуть, но не сплевывает.

Корчу гримасу, будто ужасно испугался, Ваня хохочет. Оставшийся путь преодолеваем без приключений. Вот уже и старый забор нашей дачи.

– Остановите здесь, – говорю шоферу. – Земля не промерзла, застрянем.

– Открывай ворота, – раздраженно буркает шофер.

Мы вполне можем донести вещи от «Газели» до дома, не заезжая на влажную лужайку. Хоть и начало декабря, но погода апрельская.

– Застрянем!

– Сам разберусь! – Мы в глазах шофера два ни на что не годных идиота. Куда нам знать, проедет он или нет.

– Не надо ехать, колефа будут букфовать, – вмешивается Ваня, теребя ухо и глядя вниз и в сторону. Он всегда шепелявит, когда волнуется.

Шофер издает глухое рычание. Я пожимаю плечами.

– Ладно, Вань, дяде виднее…

Ваня находит ручку, тянет ее на себя, дверца открывается. Пыхтя, он вываливается из кабины.

– Мокро!

– Вот тебе ключ, отпирай дом.

Эти шоферы грузовиков люди особые, никто им не указ. Помню, я был ребенком и родители заказали грузовик – перевезти старую мебель. Водила не послушал моего отца, пришлось вызывать трактор, чтобы его вытащить. Лет пять назад, когда ремонтировали фундамент, «КамАЗ» с песком приехал прямо во время дождя, вопреки предупреждениям, и застрял до вечера. Пришлось откапывать все четыре колеса, следы колеи видны до сих пор.

Снимаю холодный замок с ворот. «Газель» катит поперек участка к дому. У самой веранды забуксовывает. Шофер газует. Колеса прокручиваются.

«Еще один умник», – я не спеша прохожу мимо.

Шофер выскакивает из кабины, оглядывает колеса, увязшие на треть в сырой земле.

– Сначала разгрузимся, потом будем тебя вытаскивать, – пришло мое время командовать. Я оплачиваю доставку и разгрузку.

Cовершив долгожданный плевок, шофер откидывает тент. Кое-какая мебель из бабушкиной квартиры. Две старые разобранные темно-коричневые кровати, большое мутное трюмо со сколом, табуретка, торшер и румынский полированный комод с выдвигающимися ящиками. Взяв спинку кровати, поднимаюсь по ступеням, пересекаю веранду. Ваня все еще возится с входной дверью.

– Пап, замок сломался!

– Дай-ка мне, – поставив спинку кровати на пол, наваливаюсь на дверь плечом, поворачиваю ключ. – Прижать надо чуть-чуть.

С этой дверью и раньше возникали проблемы. Помню, как приехал сюда с подружкой. Предполагался романтический уик-энд. Однако наши планы чуть не рухнули, пол на веранде перекосило, широкая доска выперла выше уровня порога, и дверь перестала открываться. Пришлось два дня лазать через окно. Впрочем, мы спальню особенно и не покидали. Теперь такое не случится, родители отремонтировали фундамент, пол больше не перекашивает. Просто дверь старая, своенравная.

Заходим в прохладную темную комнату. Резкий яблочный запах. В сентябре мы с Ваней разложили урожай на полу, теперь возим понемногу в город.

– Открывай ставни, – руковожу я.

Протискивается шофер, обхвативший руками румынский комод.