Битва за Сирию. От Вавилона до ИГИЛ

Историки Западной Европы, России и СССР объясняли создание огромной Османской империи исключительно качественным и количественным превосходством турецкой армии. Элементарный расчет показывает, что подобное суждение справедливо лишь в отдельных случаях, а в целом представляет грандиозную фальсификацию истории.

На самом деле турецкие завоевания XV–XVI веков объясняются в первую очередь поддержкой народных масс, точнее, большинства населения соответствующего региона или по крайней мере существенной его части.

Попытки дать объективный анализ успехов турок крайне редки в отечественной и иностранной литературе. Так, Н.А. Иванов писал: «В XVI в. престиж османов был очень высок. Как на Востоке, так и на Западе было много поклонников турок, особенно среди угнетенной и эксплуатируемой части населения. На Балканах и в Венгрии, в Западной Европе и России “отыскивались, – говоря словами А.Е. Крымского, – большие группы людей, которые, каждая в силу далеко не одинаковых соображений и настроений, не только без ужаса помышляла о грозящей возможности турецкого нашествия и завоевания, но даже прямо желали этого”.

В арабском мире наблюдалась аналогичная картина. В Магрибе крестьяне и жители городов воспринимали турок не иначе как покровителей и спасителей. Тунисский историк Ибн Абу Динар (XVII в.) с радостью отмечал каждую победу османского оружия. У арабского анонима XVI в., составителя “аль-Газават” – героического повествования о подвигах братьев Барбаросса, а также в кабильских народных песнях турки-османы предстают как защитники простых людей, как отважные и искусные воины, беззаветно сражавшиеся с врагами ислама. В кабильском фольклоре высшей мерой похвалы было сравнение с турком. На Востоке, в частности, в Египте, преобладали такие же настроения. С течением времени они приобрели характер бездумной традиции, глубоко укоренившейся в сознании многих поколений. Даже такой египетский историк-аристократ, как Абд ар-Рахман аль-Джабарти (1754–1825), который от всей души ненавидел турок, отдавал дань этой традиции. “В начальную эпоху своего правления, – писал он, – они [османы] были самыми лучшими из тех, кто стоял во главе уммы после халифов, ведомых правильным путем”.

Туркофильство в арабском мире, как и в Европе, было основано на непомерной идеализации османских порядков. В грядущем приходе османов народ видел отрицание всех зол и пороков, присущих арабскому восточнофеодальному обществу. В противовес собственным правителям османы представали как поборники правды и справедливости, как защитники шариата, которым Аллах дарует победу.

Взятие Константинополя в 1453 г. и дальнейшие успехи турок объяснялись не иначе как божественным промыслом. Считалось, что сам Бог направляет оружие османов. “Турки, – писал Дмитрий Кантемир (1673–1723), – рассматривают божественное провидение как единственную причину побед и не придают никакого значения численности, искусству и доблести людей”. Многие, если не большинство, были убеждены, что турки находились под покровительством Всевышнего. Зачастую их просто рассматривали как орудие в руках провидения. Накануне османской оккупации в Каире часто говорили о вещих снах и видениях, предрекавших гибель мамлюкского султаната. О взятии Туниса в 1574 г., согласно народной молве, просил сам Сиди Махрез – святой покровитель города, который явился во сне Селиму II.

Как и в Европе, на Востоке победы турок воспринимались как кара Божия, как возмездие неправым правителям. Даже Ибн Ийас (1448–1524), выходец из высшей мамлюкской аристократии, следующим образом заключил свое повествование о битве на Дабикском поле (Мердж-Дабик) в 1516 г.: “И было это в книге предначертаний. Никто: ни султан, ни его эмиры не проявляли беспристрастия и справедливости в делах мусульман. И воздалось им за их поступки и умыслы; и Бог всевышний предал их власти сына Османа, чтобы произошло с ними то, что случилось”»[18 - Иванов Н.А. Османское завоевание арабских стран. 1515–1574. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2001. С. 22–23.].

Итак, подавляющее большинство мусульман-суннитов считали, что османы выполняют волю Аллаха. Ну а противоречить воле Всевышнего…

Да что арабский мир… По всей Европе ходили фантастические слухи о царстве справедливости у османов. Появились даже туркофильские издания, к которым, замечу, султаны не имели никакого отношения. Так, рыцарственный «турок» из одноименной драмы поэта XV века Ганса Розенплюта защищает замученных купцов и крестьян. Он всегда на стороне бедняков, которые своим трудом кормили господ, «получая взамен за это лишь новые тяготы». Турок обещает «реформировать и наказать аристократический мир».

А.Е. Крымской писал, что в произведениях И.С. Пересветова султан Мехмед II «с любовью обрисован как тип царя, который жестоко расправился с неправедными вельможами, но зато своей жестокостью к ним вводит в свою землю всеобщую справедливость»[19 - Крымский А.Е. О «туркофильстве» Европы и Московской Руси XVI в. // Приложение к книге: История Турции и ее литературы. М., 1910. С. 160.]. Пересветов восторгается Мехмедом II, велевшим с нерадивых и лживых судей живьем сдирать кожу, на которой написать: «Без таковые грозы не мочно в царство правды ввести»[20 - Пересветов И.С. Сочинения. М. – Л., 1956. С. 153.].

А первый социалист-утопист Томмазо Кампанелла (1568–1639) советовал во всем подражать мусульманам и «ввести ряд реформ на турецкий манер».

Даже Мартин Лютер (1483–1546) утверждал: «Многие требуют прихода турок и их управления… Слышу я, что есть в немецких землях люди, желающие прихода и владычества турок, которые хотят лучше быть под турком, чем под императором и князьями».

Морские гёзы, боровшиеся с испанцами за свободу Нидерландов, носили шляпы с серебряным полумесяцем и вышитой надписью: «Лучше турки, чем папа».

Греки на островах Эгейского моря ненавидели крестоносцев за преследования православной церкви и страшные поборы, и видели в османах своих освободителей.

Да, турки разрушили часть православных церквей, но в целом в империи имела место веротерпимость как к христианам, так и к евреям. «В европейских общинах XVI–XVII вв. наблюдался настоящий приступ османофильской эйфории. Евреи Европы рассматривали Османскую империю чуть ли не как рай на земле. После пятого Латеранского собора (1512–1517) турки-османы выступили в роли активных покровителей Реформации. Они всецело “поддерживали протестантское дело и руководство, где это только было возможно”. В своих посланиях (намэ-и хумаюн) к “лютеранским беям Фландрии и других испанских владений” османские султаны осуждали католицизм, “отвергаемый как исламом, так и лютеранством”, и призывали вождей нидерландских гёзов координировать свои действия с морисками Испании и со всеми теми, кто борется против “папы и его мазхаба”»[21 - Иванов Н.А. Османское завоевание арабских стран. 1515–1574. С. 25.].

Спору нет, в Османской империи был хоть и своеобразный, но тем не менее феодальный строй, благо, иных экономических отношений тогда и быть не могло. Но турецкий феодализм можно с известной натяжкой назвать «народным феодализмом». Турецкие сановники в основном были выходцами из крестьян. И они везде представляли себя защитниками интересов простых тружеников земли. Султан Сулейман Великолепный требовал от своих пашей «обращаться с нашими подданными так, чтобы крестьяне соседних княжеств завидовали их судьбе». Селим I в завоеванном Египте раздавал бедноте мясо, освободил феллахов и бедных горожан от трудовой повинности в пользу армии, возложив ее на айянов и зажиточную часть населения. А под своими стихами, высеченными у каирского ниломера, он подписался: «Хадим аль-фукара Селим», то есть «Служитель бедняков Селим».

Турки подчеркнуто жестоко наказывали за любое неуважение к крестьянскому труду. Хронист Бартоломео Георгевич во время персидского похода 1533 г. «видел спахия, обезглавленного вместе со своим конем и слугой, потому что конь, оставшись без привязи, забрел на чье-то поле». Не менее жестоко турки расправлялись и с кочевниками, веками грабившими крестьян.

Переходя к Египту, отмечу, что там правящий класс – мамлюков – ненавидели и мусульмане, и христиане. Простые люди обеих конфессий были настроены протурецки.

Поскольку в истории Турции мамлюки сыграли определенную роль в XV–XIX веках, о них стоит рассказать подробнее.

В начале XIII века Египтом владела мусульманская династия Айюбидов. Последние Айюбиды создали сильные и многочисленные отряды личной гвардии – мамлюков. Пополнение их происходило за счет мальчиков-рабов, купленных султаном. При этом большая часть мальчиков поступала с Кавказа, хотя среди них были и славяне, и итальянцы, и т. д.

В 1250 г. мамлюкский воевода Айбек возглавил переворот, лишивший власти Айюбидов, и сам стал султаном. После его смерти султаном Египта стал мамлюк Али, затем – мамлюк Кутуз. Египет и Сирия стали управляться мамлюкскими династиями.

Мамлюкские султаны считали себя не только святыми правителями Египта и Сирии, но и духовными владыками всех мусульман (суннитов).

До падения Константинополя в 1453 г. османские правители признавали религиозно-политический приоритет мамлюкских султанов как вселенских руководителей ислама. Мамлюки же рассматривали политику османского правительства как часть общемусульманского дела. Взятие Константинополя отмечалось в Каире как победа всего мусульманства.

Принятие султанской титулатуры Мехмедом II символизировало переход Османов к великодержавной политике и должно было подчеркнуть новую мировую роль османского государства.

Первым открытым османо-мамлюкским конфликтом был дипломатический скандал в 1463 г. – османский посол отказался пасть ниц перед правителем Египта. А в 1464 г. случился первый крупный политический конфликт, вызванный борьбой претендентов в княжестве Конья и вопросом о караманском наследстве. В 1468 г. турки взяли Конью и присоединили Караман к своей империи, что явилось началом широкой конфронтации между османами и мамлюками. Основной ареной борьбы стали периферийные мусульманские государства Рамазанидов, правивших в Киликии (Малая Армения), и Зулькадиридов, правивших в Альбистане (Каппадокия). Каждая из держав поддерживала своих ставленников, обеспечивала их оружием и деньгами, а иногда и посылала свои войска. В Каире и Константинополе находили политическое убежище опальные сановники противоположной стороны. Нередко они получали помощь для борьбы со своими правительствами.

Османы всячески старались подорвать военный потенциал Египта. Так, они держали под своим контролем жизненно важные для мамлюков торговые пути и источники стратегического сырья (например, корабельный лес). Они чинили помехи для приобретения и доставки молодых рабов для корпуса мамлюков, закупавшихся в основном в Причерноморье. Историк XVIII века Дмитрий Кантимир считал это одной из основных причин турецкой активности в Крыму и на Кавказе, в том числе похода турок в 1484 г. на Кавказ, в ходе которого были разгромлены все основные центры пополнения мамлюкского корпуса.

Вооруженные столкновения 1483–1485 гг. с Ала ад-Дауле – зулькадиридским правителем Альбистана, призвавшим на помощь османские войска, привели к первой османо-мамлюкской войне 1486–1491 гг. Мамлюкам удалось трижды разбить турок, но решающего успеха они так и не добились. А в 1491 г. при посредничестве Туниса был заключен мир. Османы отказались от претензий на Альбистан и Киликию, которые было решено считать находящимися под покровительством священных городов Мекки и Медины, то есть фактически под протекторатом мамлюков.

Но мир 1491 г. был крайне непрочен. Двум султанам было слишком тесно на Ближнем Востоке. Правда, после поражения египетского флота в сражении с португальцами у Диу султан Баязид II безвозмездно отправил мамлюкам большое количество оружия и военного снаряжения (300 мушкетов, порох, стрелы, две тысячи весел, канаты, якоря и т. д.) для восстановления красноморского флота.

Теоретически Константинополь и Каир должны были «дружить» против персидских шейхов и Сефевидов. Кызылбаши[22 - Кызылбаши – от тюркск. «красноголовые», первоначально объединение тюркских кочевых племен. Позднее кызылбашами стали обозначать всех подданных Сефевидского государства независимо от их этнической принадлежности. Турки в начале XVI века называли кызылбашами всех персов.] угрожали границам обоих государств, а также вере суннитов. Однако, начиная с 1502 г., мамлюки наотрез отказывались вступать в союз с турками против Сефевидов.

Несмотря на растущую агрессивность шаха Исмаила, взявшего в 1508 г. Багдад, и его связи с португальцами, мамлюки хотели спровоцировать конфликт между Персией и Турцией. Так они рассчитывали уничтожить одного врага руками другого и таким образом стать спасителями суннитского ислама, а в идеале и наследниками Османской империи.

Персы были наголову разбиты, потеряв около 50 тысяч убитыми, а сам Исмаил бежал с поля боя сначала в Тебриз, а затем на юго-восток. Преследуя его, 6 сентября Селим овладел Тебризом и разграбил его. Причем несколько тысяч захваченных ремесленников были отправлены на жительство в Константинополь.

Янычары не выражали особого желания зимовать в тяжелых климатических условиях, и Селим был вынужден отвести свою армию на запад.

В феврале 1515 г. турки напали на Альбистан – вассала Египта. Поводом стало участие каких-то отрядов Альбистана в войне на стороне Сефевидов. К маю османы разбили войска зулькадиридского правителя Альбистана Ала ад-Дауле, находившегося под протекторатом мамлюков. Сам ад-Дауле был убит, и в июле 1515 г. его голову турки отправили в Каир. Фактически это было объявлением войны, но мамлюки не поддались на провокацию и приложили все усилия, чтобы разрешить конфликт путем мирных переговоров.

Верховный совет мамлюков долго колебался в вопросе о войне с турками, что стало следствием тяжелого морального и политического положения Египта. В апреле 1515 г. султан Кансух аль-Гури начал готовиться к войне, 3 октября он объявил мобилизацию. Мамлюки, как и их противники османы, старались придать войне религиозный характер. Они обвиняли «царя Рума» в том, что он отступает от веры и старины – бреет бороду и носит кафтан и большую чалму вместо традиционной мусульманской одежды. Но, учитывая размах османофильства, подобные обвинения не могли вызвать у народа религиозного фанатизма. Народ и армия не видели оснований для конфликта и не желали воевать, а крестьяне отлынивали от мобилизации и всячески помогали османам.

В Сирии сложилась еще худшая ситуация. Там крестьяне не только саботировали мобилизацию, но и прямо выступали против мамлюков. Целые районы страны не повиновались властям. Вскоре после событий в Альбистане, 7 августа 1515 г., эмиры доложили султану Кансух аль-Гури, что в Сирии началось крестьянское восстание: «Владыка наш, победоносный султан, Халебская земля выскользнула из наших рук и перешла в руки сына Османа. Его имя читается там в хутбе; монета там чеканится с его именем». Из-за насилий и деспотизма наибов Халеба и другие районы встали на сторону османов.

В такой ситуации Кансух аль-Гури решил не начинать военных действий против турок. В мае 1516 г. он все же выступил в поход, но все еще надеялся кончить дело мирным путем. Османские дипломаты всячески подогревали эти надежды, чем полностью дезориентировали противника. Таким образом, Селим I до последнего момента имел возможность сам определить время и место для нанесения решающего удара. В самый канун турецкого наступления, в июле 1516 г., Кансух аль-Гури, ничего не подозревая, принимал очередное османское посольство, предлагавшее ему возобновить торговлю. И султан, уверенный, что удалось разрешить конфликт миром, даже приказал шафиитскому шейх-уль-исламу выступить с проповедью о благодеяниях мира.

5 августа 1516 г. османская армия перешла границу. Кансух аль-Гури с 60-тысячной армией (в том числе 12–15 тыс. мамлюков) занял позицию к северу от Халеба (Алеппо), в одном дневном переходе от города. 24 августа на Дабикском поле (Меердж-Дабик) началось решающее сражение.

У мамлюков имелась сильная тяжелая кавалерия – лучшая на Ближнем Востоке. Однако ручного огнестрельного оружия и пушек у египтян было мало. Это и учитывал Селим. Пехоту и артиллерию он разместил так, чтобы они могли быстро укрыться за рядами связанных телег и древесными завалами и оттуда обстреливать противника.

В начале боя мамлюки легко отбили атаку спахийской конницы, которая потеряла около 10 тысяч человек. Однако древесные завалы и цепи телег преградили мамлюкам путь и, попав под огонь янычар, они начали отступать.

Тут выяснилось, что лучшие мамлюки султана находились в резерве. Это вызвало взрыв возмущения среди египтян, и часть солдат отказалась сражаться. Весь правый фланг оставил свои позиции, а вслед за ними отошел и левый фланг. Тогда османы начали атаку, и мамлюки, чтобы избежать окружения, бросились в бегство. Их султан покончил с собой. Египетский историк XVI века Ибн Ийас Мухаммед писал о гибели Кансух аль-Гури: «Говорят, что, убедившись в поражении, он принял яд из перстня, который всегда был при нем и, когда яд проник внутрь, он потерял сознание, упал с лошади и умер в одночасье».

Весть о победе османов послужила сигналом к восстанию в Халебе. Горожане перебили мамлюкский гарнизон и заперли городские ворота. Так же поступили и жители Айнтаба и других северных городов. Несколько эмиров, высших сановников, халиф Мутеваккиль и три египетских шейх-уль-ислама, находившиеся при армии, сдались османам. Ханифитский же шейх-уль-ислам бежал, но по дороге был ограблен бедуинами.

После грандиозного поражения часть мамлюков во главе с Хайр-беком в сентябре 1516 г. перешла на сторону османов, а остальные разбежались. Загнав коней и побросав оружие, оборванные или даже голые, они добрались до стен Дамаска. Но тут мамлюков ждало разочарование – в городе царило безвластие. Тогда мамлюки, группами и в одиночку стали пробираться в Египет. Мамлюкский корпус полностью прекратил свое существование.

28 августа 1516 г. Селим I, приветствуемый горожанами, вступил в Халеб, а на следующий день в пятничной хутбе он был провозглашен «Служителем обоих священных городов» («Хадим аль-хурамейн»). Таким образом, он принял титул, который со времен Салах ад-Дина носили правители Египта, и утвердил себя в качестве духовного и светского главы мусульманского мира. По примеру мамлюков он стал именовать себя «султан ислама» или «падишах-и ислам».

Все население Сирии радостно приветствовало османские войска. Население Триполи, Сафеда и других городов Южной Сирии, Ливана и Палестины перебило мамлюкские гарнизоны, захватило крепости и свергло прежние власти. Крестьяне же начали настоящую охоту за уцелевшими мамлюками.

При подходе османских войск сирийцы открывали им ворота городов. 20 сентября 1516 г. Селим I вступил в Хаму, 22 сентября – в Хомс. В Дамаске вспыхнуло восстание. Власть захватили городские ополченцы, они разграбили дома франков, самаритян, улемов и богачей. Власти Дамаска вместе с семьями спешно покинули город. Население радостно встречало османов. Улицы Дамаска были выстланы шелками, на которые 9 октября 1516 г. ступил конь Селима I.

В Дамаск к Селиму прибыли делегации из Триполи, Бейрута, Сайды и других сирийских городов, чтобы засвидетельствовать свою покорность. Туда же прибыли и друзские эмиры Ливана, также перешедшие на сторону турок. В обмен на номинальное признание вассальной зависимости они сохранили свою внутреннюю автономию.

30 ноября 1516 г. османские войска подошли к Газе – теперь Сирия и Палестина были полностью оккупированы.

Уже через несколько дней после занятия турками Дамаска прямо под стенами города начал работу съезд представителей различных городов и местностей, созванных Селимом I. Султан выслушивал делегатов, разбирал конфликты, затем произвел назначения на важнейшие государственные должности, сохранив в основном прежнюю структуру управления.

Селим I резко (в 4 раза) снизил налоги и торговые пошлины. Но главным его деянием стало принципиальное перераспределение земель. Он создал комиссии для составления новых канунов, раздела и регистрации земель в соответствии и законами землевладения в Османской империи.

Селим I уделял много внимания почитаемым в народе угодникам, святым мощам и местам их поклонения. Сохранилось предание, что грозный султан-завоеватель смиренно стоял в мечети Омейядов перед оборванным дервишем, не смея заговорить с ним первым. Он совершил трехдневное паломничество в Иерусалим. Но больше всего Селим I импонировал народу тем, что посетил могилу Ибн аль-Араби под Дамаском и повелел возвести там великолепный мавзолей.