Воин мрака

Пятый день принес сюрприз – Олег ощутил запах дыма. В здешних безлюдных местах, особенно зимой, это была такая же неожиданность, как ездовой слон на автостраде, а потому ведун натянул поводья, поймал удивленно вернувшееся перо и повел носом, пытаясь определить, откуда доносится столь манящий для усталого путника аромат. Ведь где дым – там и жилье. А где жилье – там теплый дом, баня, мягкая постель. После месяца в седле Олег был готов отдать за все это половину оставшихся денег.

Двигаясь на запах, он свернул с реки, углубился в одну из проток и уже за второй излучиной увидел впереди, над белыми копнами, в которые превратились деревья, опасливо уползающую между макушками сизую пелену. Судя по поведению дыма, снегопад должен был закончиться еще очень не скоро. Ведун свернул к берегу, проехал меж двух кустов, облепленных снегом так плотно, что они походили на стену, свернул влево вдоль деревьев, скорее угадывая, чем различая, тропинку, и наткнулся на несколько островерхих холмиков, из макушек которых и тянулись дымы.

– Вулканы, что ли? – усмехнулся Олег неожиданному сходству, спешился, сразу провалившись почти по пояс, сделал несколько шагов вперед и выбрался на относительно ровную площадку, снега на которой было всего по щиколотку. Громко произнес: – Доброго вам дня, хозяева! Мир вашему дому!

После этого ведун отпустил подпруги седла и чересседельных сумок заводных скакунов, давая лошадям роздых. Снимать седла и узлы пока не стал – мало ли что? Нравы в разных селениях разные. Может статься, уже через минуту придется в седло прыгать и ноги уносить. Потому Середин и рукавицы снял, сунув за пазуху, и саблю на боку проверил, чуть вытянув из ножен и тут же вернув на место: мало ли, примерзла? Точно так же чуть выдернул и тут же вогнал обратно длинный косарь.

Один из холмиков дрогнул, с края посыпался снег. Полог приподнялся, оттуда на четвереньках выполз какой-то человек и несколько раз рьяно ткнулся лбом в снег:

– Мы кланяемся тебе, светлый воин! Мы счастливы видеть тебя, светлый воин! Мы в восторге от случившейся с нами радости! Мы готовы служить могучим богам, хранителям знаний и их воителям. Но ведь время сбора податей еще не пришло, светлый воин? Подарки богам и хранителям знаний еще не готовы, о светлый воин. Смилуйся над жалкими людишками земными, к часу конца света мы принесем все!

– Встань, смертный, – попросил, поежившись, ведун. – Ты меня с кем-то перепутал. Я, конечно, воин светлый, служу силам добра и сражаюсь со злом, однако никаких податей не собираю. Здесь я просто путник. Еду в верховья Печоры, ищу «Голубиную книгу». Хотел бы немного отдохнуть, согреться и подкрепиться. В бане попариться, коли у вас такая имеется.

– Ты идешь к Ялпингнеру? – приподнял голову человек.

– Куда-а?! – Олег подумал, что ослышался.

– К шаману с белым лицом. Что живет в святилище на горе великанов Маньпупунер.

Лицо человека было круглым, по-старчески морщинистым и желтоватым, глаза чуть раскосыми, черная борода и усы густыми, но короткими и клочковатыми, словно пожеванными. Похоже, происхождение дедок вел от северян. Коли так, то любой русский путник казался ему «человеком с белым лицом».

– Гора великанов? – переспросил Олег. – Похоже, что да. Примета верная. Мне еще далеко?

Повторить названия горы он не смог бы при всем желании.

– Коли небо очистится, а ветер наст вытвердит, то ден за пять до светлой стражи добраться можно. А коли по нынешней погоде, так и до конца света не добраться.

– Что за «конец света»? – поинтересовался ведун.

– Карачун день… – Старик уже почти выпрямился, однако продолжал оставаться на коленях.

– Понятно… – кивнул Олег.

«Карачун день», «конец света», «мертвый день», «день бесов», он же «день зимнего солнцестояния» – все эти прозвища относились к самому короткому дню в году, когда силы тьмы добивались наибольшего успеха в своей вечной борьбе со светом. А потом, известно: «Солнце на лето, зима на мороз».

– Плохая погода, плохая дорога, – покачал головой старик. – Много снега, совсем рыхлый. Лыж не держит, саней не держит. Никуда не уйти. Охотники наши еще третьего дня к ловушкам отправились, никто покуда не вернулся. Кушать нечего, уйти никак, совсем плохо. Шаман сказывает, великие боги Маньпупунера недруга ждут, пути ему закрывают. Не будет погоды в землях, пока с ворогом не управятся.

– Поднимись же, наконец! – не выдержал Олег. – Тебя как зовут? Погреться пустишь, хозяин, али так и будем под снегом стоять?

– Яныгэква меня уже давно кличут, – ответил, поднимаясь на ноги, старик. – Проходи, светлый воин, в нашу ярангу.

За откинутым Яныгэквой пологом было тихо и сумрачно, и потому ведун вежливо предложил:

– Только после тебя, отец. Меня учитель всегда учил уважать старших.

– У тебя был хороший учитель, – сказал Яныгэква. – Вот только не похож ты на воина света.

Старик первым нырнул под полог, повернул влево, медленно двигаясь по прохладному коридору между двумя пологами. Ступать приходилось с осторожностью – повсюду лежали мешки и скатки, сани, лыжи, лосиные рога и палки, прочий скарб. Больше всего это напоминало вход в лабиринт… Однако крестик не нагревался – значит, колдовством не пахло. Хотя нормальные люди лабиринтов у себя дома обычно не строят.

Вдвоем они совершили полукруг вдоль внешней стены яранги, и старик повернулся к внутренней, откинул полог, с низким поклоном нырнул под него. В лицо ведуну дохнул жар огня, и Олег понял, что внутри большого разборного дома местные обитатели поставили еще один, поменьше. И здесь, конечно же, было светло и натоплено, впору догола раздеваться.

– Счастливы видеть тебя, светлый воин! – обитатели яранги упали на колени, уткнувшись лбом в шкуры. Все они были одеты в замшевые кухлянки, отороченные меховыми полосками, и замшевые же штаны, скроенные как одно целое с сапогами.

– Я тоже счастлив вас видеть, – кивнул в ответ Олег.

– Мы кланяемся тебе, светлый воин! Мы в восторге от случившейся радости!

– И я в восторге, – уже с раздражением сказал ведун, расстегивая налатник. – Хватит кланяться, вставайте!

– Садись к огню, воин, грейся, – указал на очаг Яныгэква. – Хоромюни, зачерпни чаю для нашего гостя! Сойтынь, посмотри за стеной, может, там осталось хоть чего съедобное? Наш гость с дороги, он устал и проголодался.

Обитатели яранги зашевелились. Мальчишки возрастом на глаз пяти и восьми лет раздвинулись к стенам, уселись там на низких пеньках – видимо, приготовленных для костра, женщина, старательно пригибаясь и пряча лицо, скользнула к выходу. Девочка лет десяти-одиннадцати, сняв со столба, что в центре поддерживал ярангу, ковшик, зачерпнула им варево из кипящего на огне котла, с поклоном протянула Олегу.

При взгляде на ее лицо ведун невольно вздрогнул: оно было страшно изуродовано огромным ожогом, покрывающим щеки, лоб, нос, подбородок. Каким-то чудом уцелели губы и брови, а испуганные глаза окаймляли пышные, как у прекрасной Мары, ресницы.

– О боги, – пробормотал Середин, принимая ковш.

Девочка опустила голову и торопливо отступила.

Олег попытался вспомнить, как можно восстановить кожу при таких ужасных шрамах, но ничего, кроме банальных заговоров на лунный свет или текущую воду, в голову не пришло. Однако для серьезного лечения подобные наговоры слишком слабы. Без размягчающих кожу зелий, компрессов, растираний тут никак не обойтись.

Не глядя, Олег отхлебнул и тут же крякнул, как Карнаух, отведавший его чая. Опустил взгляд в горьковатый отвар, в котором плавали радужные сальные пятна, и поморщился:

– Что это, Яныгэква?!

– Настой из дубовой коры, светлый воин, с корнем лопуховым и жиром лосиным, – ответил старик. – Для живота зело полезен и голод притупляет.

– У вас чего, и вправду есть нечего? Тут же лес нетронутый кругом! Дичь непугана, рыба нечерпана! Как можно голодать в таких прекрасных землях?

– Коли светлые воины меха по три сорока с яранги требуют – когда на простую охоту мужчинам ходить? – неожиданно высказался с солидностью самый малый из мальчишек.

– Ш-ша! – шикнули на него сразу и девочка, и старик. Но слово не воробей: вылетело – не поймаешь.

Яныгэква сглотнул и торопливо сказал:

– Мы все рады служить воинам света! Они сражаются за добро, они воюют со злом. Они защищают мудрость веков от чужих глаз! Мы с почтением…

– Как же вы зимовать станете без припасов? – перебил его ведун. – Вон, на три дня охотники отлучились, а вы уже зубы на полку кладете. Отвары дубовые пьете.

– Здесь не зимовье, – покачал головой Яныгэква. – Сюда мы на охоту осеннюю откочевали. В зимовье стены толстые, глиной мазанные, очаги большие, пол деревянный. Там припасов в достатке, до весны хватит. Да пути в него ныне нет. Вишь, непогода какая? Как ярангу собрать, как сани дотащить, как самим через заносы пробиться? С детьми не дойдем, увязнут. Надобно наста крепкого ждать, по нему ехать.

Олег прикусил губу. Он не первый раз встречался с кочевниками и знал их обычаи. У каждого рода имелось зимовье, в котором люди копили припасы, строили, как умели, прочные теплые дома, а рядом ставили святилища. Летом кочевники туда старались не показываться – чтобы не травить, не загаживать окрестные места, не выбивать там дичь, не тратить дрова. Берегли, в общем. Только нескольких сторожей оставляли за припасами присматривать, а если и заезжали – так чтобы в погреба и амбары добытую дичь положить.

Кочевники бывали разными: скотоводами, идущими от пастбища к пастбищу, охотниками, перебирающимися с угодья на угодье, рыбаками, даже бортниками, что бродили от леса к лесу в поисках меда. Но обычай у всех соблюдался общий: главное стойбище для зимовки, с припасами, и несколько малых, летних – на которых эти припасы добывают. Здешних охотников, судя по всему, перемена погоды застала на одной из летних стоянок, да еще и в неудачный момент.

– Когда наст установится, Яныгэква? – спросил Олег.

– Как снег перестанет, светлый воин, ветер его быстро натрет, накатает. Коли поземка сильная, так день-два – и наст токмо ножом резать можно будет! Даже без лыж стоять сможешь. А уж с лыжами и вовсе хоть бегай, хоть прыгай.