Черные души праведников

Глава 2

В ад вроде бы спускаются, а он, наоборот, поднимался. Потому что для него настоящим адом были перелеты. Небо – бескрайняя бездна; нет опоры, нет поддержки. Иван Александрович ненавидел самолеты, терпеть не мог летать, но делать это время от времени приходилось.

В салоне он оказался одним из первых. Место у него было заранее забронировано – возле иллюминатора, в центре салона. С самого утра Иван Александрович ничего не ел – боялся, что будет тошнить при взлете, такое нередко с ним бывало, и теперь живот подводило от голода. Он привык завтракать в восемь утра: организм требовал свое.

Вещей у него при себе было немного. Он засунул на полку теплую куртку и небольшую сумку, пристегнулся ремнем, хотя и знал, что делать это еще рано. Старая сумка из мягкой коричневой кожи была своего рода талисманом: он много десятилетий подряд брал ее во все поездки – и служебные, и в отпуск. Когда у сумки оторвалась ручка, он отнес ее в ремонт, и мастер поглядел удивленно: зачем ремонтировать эту рухлядь, платить лишние деньги? Куда практичнее и выгоднее купить новую качественную вещь!

Да, выгоднее, но для Ивана Александровича вопросы выгоды всегда были вторичны. Жена, которая умерла три года назад, называла его старым романтиком. Они были невероятно близки, может, потому и бездетны, и когда Соня ушла, Ивану Александровичу показалось, что часть его души ушла с нею вместе и теперь блуждает где-то. От этого жизнь стала казаться зыбкой и нереальной. Пугающе нестабильной.

Места рядом с Иваном Александровичем заняла чернокожая семья: мужчина с мощным торсом, женщина с торчащими в разные стороны жесткими волосами-спиральками и малышка лет трех, которая казалась уменьшенной копией матери.

Отец семейства долго запихивал вещи на полку. Яркая детская курточка не желала лежать как полагается и норовила свалиться, но на невозмутимом черном лице не было ни малейшего следа досады. Пристроив все вещи, мужчина уселся рядом с женой, которая держала на коленях дочку, и обратился к Ивану Александровичу по-английски:

– Привет!

«Сейчас он попросит уступить им место возле окна, – с тоской подумал Иван Александрович. – Придется объяснять, что я не могу лететь ни на каком другом месте, а он не поймет, потому что мой английский ужасен. Нужно будет звать стюардессу…»

Он не успел додумать, как сосед договорил:

– Вы не знаете, во сколько взлетаем?

От облегчения Иван Александрович засуетился, заулыбался. Ответил, что через десять минут. Хотя вопрос был странный: на руке мужчины блестели часы с огромным циферблатом.

По проходу прошла девушка в белом меховом пальто. Иван Александрович заметил ее еще в зале аэропорта. В облике девушки было что-то инопланетное, но вместе с тем – знакомое. Он понял почему: она была немного похожа на юную Соню. Девушка прошла дальше и пропала из виду.

Забавно будет, если она тоже едет в «Плаву планину».

Хотя чем тут забавляться… Слова «забавно» и «Плава планина» никак не могли стоять рядом в одном предложении. Иван Александрович до сих пор не мог поверить, что решился на эту поездку.

Но останавливать его было некому. К тому же он знал, что не сможет не поехать. Иван Александрович долго ждал момента, когда ему нужно будет отправиться в этот путь, и когда время настало, смирился с неизбежным.

Но смириться – не значит успокоиться. Каждая жилка в его теле дрожала, каждый нерв вопил: «Беги! Сойди с самолета и возвращайся назад!»

Самолет медленно поплыл по взлетной полосе. Все, теперь уж ничего не изменить. Было много шансов не попасть на этот рейс, но Иван Александрович не воспользовался ни одним из них.

Когда шасси оторвались от земли, он почувствовал, как заложило уши, к горлу подступила знакомая тошнота.

– You okey? – участливо спросила чернокожая женщина, и Иван Александрович через силу улыбнулся.

«Плава планина не отпустит меня, – подумал он. – Я лечу умирать. А в остальном все просто замечательно».

Стюардесса, стоя в начале прохода, объясняла пассажирам, как надевать кислородные маски. Иван Александрович был, наверное, единственным человеком в самолете, который ничуть не боялся ни аварии, ни падения лайнера, ни разгерметизации салона – его страх был иного свойства. Если бы он поделился своими мыслями с кем-то, люди бы не поняли. Ни один нормальный человек в двадцать первом веке не станет бояться того, что пугало Ивана Александровича.

Спустя некоторое время он жевал принесенный стюардессой бутерброд, запивая его яблочным соком. Тошнота давно прошла, и чувствовал он себя вполне сносно. Правда, ногам было неудобно. Иван Александрович знал, что скоро затекшие от сидения в не самой удобной позе мышцы заноют.

Покончив с ланчем, он взял один из журналов, что предлагались пассажирам, начал листать. Картинки мелькали перед глазами, но Иван Александрович почти не видел то, на что смотрел. Девочка, которая сидела на коленях у матери, пролепетала что-то, указывая пухлым пальчиком на пестрые страницы.

Ему вдруг вспомнилось, как они с матерью сидели в коридоре больницы в ожидании очередного обследования. Сколько их было – очередей, больниц, докторов… Никто не смог помочь. Излечиться полностью так и не получилось, и все же Иван Александрович был благодарен судьбе, что стадия его болезни была не самой сильной. Болезнь пощадила мозг, речевой центр, руки, поэтому то, что ему приходилось ходить, приволакивая ноги, казалось почти благословением.

Детский церебральный паралич ставит ребенка особняком от других детей. То, что остальным давалось легко и играючи, от него всегда требовало усилий.

– Зато ты самый смышленый! – говорила мама. – Никто не сможет убежать ногами туда, куда мой сын летит мыслями!

Она всегда гордилась им, всегда поддерживала. И отец тоже. Иван Александрович старался не подводить их, день за днем доказывая всему миру, что они не ошибаются в нем. Школа с золотой медалью. Зачисление в университет, сессии на одни пятерки. Лучший студент, самый перспективный аспирант. Кандидатская, докторская.

– Мы гордимся тобой, Иван! О таком сыне мечтает каждый отец, – сказал папа на ужине, устроенном в честь защиты докторской диссертации.

А потом они с матерью погибли: стариков, переходящих улицу, сбил пьяный лихач. Мир вновь, в очередной раз показал, как он жесток и несправедлив. И сопротивляться этому бесполезно.

К счастью, у Ивана Александровича оставалась Соня: жена всегда примиряла его со злом и хаосом. Однако ушла и она – и теперь он летел им навстречу.

Иван Александрович опустил журнал на колени и прикрыл глаза. Разница во времени у Москвы и Белграда – два часа. Ты вылетаешь в десять, находишься в полете чуть меньше трех часов. Приземляешься – а на часах одиннадцать, уже по местному времени. Настоящий полет в прошлое: двигаясь вперед, ты оказываешься в уже оставленной тобой точке бытия.

Стараясь заснуть, Иван Александрович точно знал, что не получится. Он весь был как пружина, как туго натянутая тетива лука. Напряжение не отпускало, какой уж может быть сон.

Плава планина… Иван Александрович кропотливо собирал информацию об этом жутком месте задолго до того, как какой-то российский бизнесмен решил построить там туристический комплекс. До появления Интернета найти доступ к сербским газетам и другим иностранным СМИ было сложно. Но все же он делал это – по крупицам, по крохам собирал данные. Потом появились электронные издания, группы в соцсетях – и наблюдать стало проще.

Редко, порой раз в пять-десять лет, но Плава планина выплывала из небытия. И каждый раз новость касалась одного и того же: исчезновения людей. Забредшие случайно путники, безбашенные туристы, привлеченные нереальной красотой пейзажей, авантюристы, возжелавшие поселиться в живописном месте, дальние родственники умерших жителей, явившиеся за наследством, – всех их объединяло одно.

Они отправлялись на Синюю гору и бесследно исчезали. Больше никто никогда не видел их, понятия не имел, что с ними стало. Поиски ни к чему не приводили, впрочем, Иван Александрович сомневался, что местные власти сильно утруждались расследованием. Им-то все было ясно, недаром через все статьи и заметки рефреном шла фраза: «неоднократно предупреждали, что Плава планина – опасное место, куда не стоит ходить».

Но незнакомцы, желающие испытать судьбу, только смеялись: они не верили в выдумки, рассказанные старожилами.

Когда Ивану Александровичу попалась на глаза статья о том, что некто купил землю и собирается строить туристический комплекс, он сразу понял, что это иностранец. Никому из местных, да и вообще сербу в голову не пришло бы тревожить Плаву планину и то, что на ней обитает.

Несколько месяцев Иван Александрович с замиранием сердца следил за тем, как продвигалась стройка. Все шло наперекосяк. Зная, что сербы – одни из лучших строителей в Европе, Эдуард Шавалеев попытался нанять строителей из местных.

Однако попытки не увенчались успехом: большинство местных строителей наотрез отказывались даже приближаться к «проклятой горе», как окрестило Плаву планину одно издание; остальные готовы были работать только до захода солнца и не желали ночевать на месте стройки, а привозить – увозить рабочих казалось бизнесмену бессмысленным расточительством.

В итоге Шавалееву пришлось пойти на уступки и найти более или менее приемлемый вариант. В качестве рабочей силы привлекли приезжих, руководили стройкой сербы, но и те и другие работали только до темноты и уезжали ночевать в соседний городок. По этой причине строительство продвигалось медленно и закончилось совсем недавно.

А теперь вот Иван Александрович, человек, на которого одно только название «проклятой горы» наводило ужас, летел туда в качестве туриста. Гостя.

Нужно пройтись, размяться, решил он. Поднялся со своего кресла, неуклюже протиснулся мимо соседей. Девочка спала, и Иван Александрович позавидовал ее безмятежности. Мать малышки тоже дремала, но сразу открыла глаза. Ее муж читал книгу. Оба они почти одновременно, как по команде улыбнулись. Мужчина встал, чтобы старику было легче пройти, и Иван Александрович виновато сморщился, чувствуя себя как никогда дряхлым, больным, беспомощным.

Ступая враскоряку, он двинулся по проходу. Стюардесса вежливо предложила помощь, но Иван Александрович отказался. Зайдя в узкую кабинку, долго плескал в лицо водой, стараясь успокоиться, дышать ровнее.

«Еще ничего не случилось, а ты уже дергаешься, как нервная барышня!» – сказал он себе, но самоирония не помогла. Неожиданное успокоение принесла другая мысль: если плохому суждено случиться, оно случится. Причем совсем скоро. Он всегда, даже будучи совсем маленьким, встречал трудности и беды с достоинством, так пристало ли терять лицо в семьдесят семь лет?

Иван Александрович вытер руки бумажным полотенцем и вышел.

Когда он направлялся обратно к своему креслу – куда более твердой и решительной походкой! – навстречу ему попался мужчина лет тридцати пяти, чье лицо показалось знакомым.

На мужчине был серый свитер грубой вязки и черные джинсы – вещи явно дорогие, но не кричащие, без вычурности. Молодой человек посмотрел на старика, и Ивану Александровичу понравился этот взгляд – прямой и спокойный, без тени жалости или брезгливости. Мужчина улыбнулся, посторонившись, и пропустил Ивана Александровича.

Усаживаясь на свое место, он вспомнил, откуда знает этого человека. Мужчину звали Матвеем Сухих, он был известным в Татарстане журналистом, не боявшимся поднимать острые темы.

Материалы Матвея были отлично написаны, он работал редактором популярной газеты, вел колонку в журнале и авторский блог, который Иван Александрович всегда с интересом читал.