Наперекор всему

– Вы правы… Мне кажется, что у нас достаточно доказательств тому, что Мюллеры развернули довольно активную деятельность, вовлекая в свою сеть ничего не подозревающих военных. Правда, хотелось бы выявить каналы переправки добытых сведений за границу и связников, чтобы обрубить этой гидре не только голову, но и все щупальца…

– Рискованно, Евгений Евграфович, – заметил Стравинский. – Вражеские агенты могут обнаружить за собой слежку и сбежать в свой фатерлянд со всей добытой информацией.

– Вы же хвалились когда-то, что ваши филеры лучшие из лучших…

– Время имеет особенность все расставлять по своим местам, – философски заметил жандармский полковник. – Профессионалы, увы, уходят, а на их место приходят амбициозные юнцы, начитавшиеся Конан Дойля. Многие из них с щенячьей непосредственностью думают, что враз превзойдут своих учителей и наставников, и уже сейчас с трудом мирятся с необходимостью подчиниться им и выслушивать их наставления.

– Когда-то и мы были молодыми… – улыбнулся Баташов.

Стравинский, достав из кармана свой знаменитый портсигар, вынул из него папиросу и, прикурив от зажигалки, глубоко затянулся.

– Так что, уважаемый Евгений Евграфович, будем уповать на зоркость наших филеров и Господа Бога. Никто из нас не застрахован от провала. Хотя мне бы очень не хотелось, чтобы наш совместный блин вышел комом…

– И мне этого не хочется! – согласился Баташов. – Но что же делать?

– Ликвидируем шпионское гнездо вместе со всеми пособниками и в камере выбьем все необходимые нам показания, – решительно предложил жандармский полковник.

– Нет, так не пойдет… Мы же живем в цивилизованной стране и должны руководствоваться 111-й статьей Уложения о наказаниях…

– Господин генерал! – перебил Баташова, явно раздражаясь, Стравинский. – Если мы будем во всем руководствоваться законом, то через несколько дней семейку Мюллеров нужно будет освободить. Мало того, нам придется еще и извиняться перед ними.

– Но почему?

– В том случае, если мы не найдем при обыске квартиры Мюллеров никаких вещественных доказательств их противоправной деятельности, не на чем будет строить обвинение…

– А шифрованная записка? А секретный приказ? А провокационные разговоры?

– Вы же прекрасно знаете, что от всего этого и Янус, и его подельники могут отказаться, как это уже не раз было с другими вражескими агентами, схваченными нами.

– И в самом деле, – сказал задумчиво Баташов, – пока что наши законы далеки от совершенства… Придется работать старыми, испытанными методами. Но, скажу откровенно, мне не хотелось бы участвовать в выбивании показаний.

– Не хотите ручки марать? – беззлобно спросил жандармский полковник.

– Не хочу! – откровенно признался Баташов.

– Ну что же, дело ваше. А нам не привыкать…

Задержание было произведено днем, когда Мюллер-старший возвращался домой с портфелем в руках. В квартире во время обыска были обнаружены тайники. Основные бумаги, изобличавшие агентов германской разведки, были найдены под привинченной мраморной доской умывальника. На страницах каталогов, лежавших на письменном столе сына, оказались конспиративные записи, сделанные химическими чернилами, невидимыми для глаза. В двух банках на кухне вместо соды и соли оказались химические реактивы, необходимые для воспроизводства скрытых текстов.

Вслед за Мюллером-старшим были арестованы его сын и дочь, а также их подельники Тадеуш и Вацлав, оказавшиеся засланными германской разведкой связниками.

Оказавшиеся в руках жандармского полковника Стравинского арестованные вскоре дали чистосердечные показания. Оказалось, что Мюллер-старший состоял в двойном подданстве – германском и российском. За время его шпионской деятельности ему удалось получить весьма ценную информацию о местах дислокации кавалерийских полков, точное расположение в Привислинском крае десятков воинских частей, а также точные адреса офицеров, служивших в крепостных укреплениях этого края. Склад лжекупца Бурховецкого, который успел куда-то скрыться, служил главной явкой для шпионов. При обыске оказалось, что в пачках фотобумаги, импортированных из Германии, находились инструкции резидентам германской разведки в России из берлинского Главного штаба. На допросе выяснилось, что Янус прошел специальную подготовку в Кенигсбергской школе разведчиков по технике добывания военных секретов в иностранных государствах. Среди особо ценных документов, обнаруженных у него, оказался полный список адресов офицеров штаба Северо-Западного фронта. Янус показал, что этот список составил сам на основе памятной книжки, похищенной у знакомого штабного писаря, которого он предварительно напоил до потери сознания. В свою очередь Матильда созналась в том, что успела сообщить в Германию сведения о передвижении российских войск по железной дороге за последний перед арестом месяц…

Обо всем этом Стравинский рассказал Баташову уже через неделю после ликвидации шпионского гнезда.

– Я предлагаю оставить на складе Бурховецкого засаду и брать всех прибывающих туда агентов и связных, – предложил он в заключение…

– Это было бы прекрасно, – задумчиво сказал Баташов, – но для этого надо перевербовать Януса…

– Он уже дал согласие работать на нас! – радостно перебил его жандармский полковник.

– … и немедленно арестовать купца первой гильдии Бурховецкого. Ведь если он успел перебраться в Германию, то толку от нашей засады никакого не будет.

– Я с полной ответственностью заявляю, что Бурховецкий убит при попытке перехода линии фронта. Об этом мне сообщили из Лодзинского жандармского отдела, после того как я передал туда данные на этого субъекта.

– В таком случае я согласен с вашим предложением и направлю для организации засады на складе своих офицеров во главе с подполковником Воеводиным.

– Иван Константинович уже подполковник? – удивленно воскликнул Стравинский. – Хотя чему здесь удивляться… Если шеф заслуженно награжден Георгиевским крестом четвертой степени, то награда непременно должна пасть и на плечи боевого заместителя. Поздравляю вас с этой заслуженной наградой! Ведь не так часто удается одним ударом ликвидировать немецкого резидента и вывести на чистую воду предателя. Читал я в Варшавских губернских ведомостях о ваших подвигах. Честно признаюсь, позавидовал вашей удаче белой завистью…

– Не умаляйте, уважаемый Апполинарий Эрастович, и своего участия во всех этих делах, – улыбнулся Баташов. – Кстати, я в своем рапорте указал и о ваших заслугах…

– В нашем ведомстве все делается не так, как в армии, – с явным сожалением сказал полковник. – Вот и теперь вы не позволяете мне победно завершить наше совместное дело. Что тут говорить: мавр сделал свое дело, мавр может удалиться…

– Не обижайтесь, уважаемый Апполинарий Эрастович, поймите и меня. Я начинал разработку Януса, я и должен ее и завершить.

– Все правильно! Я на вас не в обиде, и готов, как и прежде, помогать. Ведь мы делаем одно общее дело – защищаем наше Отечество от тайных врагов!

Вскоре при содействии Януса были задержаны несколько агентов германской и австро-венгерской разведок. Среди них оказался лесопромышленник, немец по национальности, который доставлял германским военным властям обширные статистические сведения по Западному и Северо-Западному регионам России, представляющие определенный стратегический интерес. Второй по значению фигурой был купец, эстонец по национальности, который подвизался поставлять фураж для воинских частей Северо-Западного фронта. Эти и несколько менее значительных агентов ранее проходили обучение в спецшколах германской разведки.

Доказательств шпионажа германских агентов для суда было достаточно, но прокурор затребовал главного свидетеля, и начальнику контрразведки Северо-Западного фронта генералу Баташову на время судебного процесса пришлось выехать в Петроград…

Глава II

Царское Село

Март 1915 года

1

Первая Пасха Мировой войны скромно, без привычной пышности праздновалась в России ранней весной. «Великий праздник любви и всепрощения, день, когда каждый должен почесть братом своего ближнего, пришел на землю в необычной обстановке, – писала накануне одна из провинциальных газет. – Льется потоками кровь человеческая, гибнут сотни тысяч молодых жизней. Но в душе роятся смутные надежды на лучшее светлое будущее: принесший в мир великую любовь, попрал смертью смерть. И воцарится рано или поздно эта великая любовь – умолкнут громы чудовищных орудий, перестанет литься кровь, и смысл великого завета – любить друг друга – будет понят людьми». И в самом деле, в Царском Селе, изобилующем военными лазаретами и санитарными поездами, особенно ясно чувствовалась великая надежда на лучшее, надежда на то, что вскоре наконец-то смолкнут орудия и перестанет литься кровь, что в мире восторжествуют мир и любовь. В храмах празднично звенели колокола, шли торжественные службы, и, казалось, что на Россию, как и в прежние времена, снизошло Вселенское блаженство. Раненые, разговевшись невиданными ранее яствами, присланными с царского двора, с восхищением рассказывали друг другу о богатой сервировке праздничного стола и обилии всяких вкусностей. Но не это больше всего волновало военный люд, наводнивший Царское Село, а будоражащая сознание каждого весть о том, что в Светлый понедельник они предстанут пред ясные очи самого государя императора.

Первой весть об этом в палату выздоравливающих офицеров, которая находилась в правом флигеле Екатерининского дворца, принесла сестра милосердия Дуняша, которая ранним утром в Светлое Христово воскресенье пришла навестить подопечных раненых.

– Христос Воскресе! – звонким голосом вместо обычного приветствия, возвестила она.

– Воистину Воскресе! – чуть ли не в один голос отозвались офицеры, вскакивая с постелей и надевая на ходу халаты.

Первым к девушке подошел, чуть заметно прихрамывая, поручик Аристарх Баташов.

– Христос Воскресе! – торжественно провозгласил он.

– Воистину Воскресе! – промолвила Дуняша, одаряя его своей лучезарной улыбкой. Он горячо расцеловал девушку и хотел было перемолвиться с ней хоть словечком, но к сестре милосердия уже выстроилась по старшинству живая очередь желающих похристосоваться.

Махнув в сердцах рукой, Аристарх отступил и теперь ревниво наблюдал за тем, как его избранницу целуют товарищи по палате.

После того как с Дуняшей похристосовался последний – юный, еще безусый прапорщик Андрианов, – она неожиданно объявила:

– Господа офицеры, всех выздоравливающих, проходящих лечение в военных лазаретах Царского Села, в честь Великой Пасхи, его Императорское Величество, примет в Большом зале дворца!