Электронное гражданское судопроизводство в России: штрихи концепции. Монография

Возражая такому подходу, полагаю возможным привести следующие аргументы.

Во-первых, текущая стадия внедрения электронного правосудия является исходной (по существу пробно-экспериментальной) и не позволяет сколько-нибудь обстоятельно оценивать эффективность планируемого процессуального нововведения на практике. Следовательно, изучение электронного правосудия на данном этапе следует начать с его теоретического моделирования. Поскольку анализ характеристик сущего пока еще невозможен, необходимо сформировать его «рациональную модель» (должное), которую впоследствии с определяемой важностью «эксперимента» осторожностью внедрять в практику.

Применительно к правовому аспекту современного инновационного процесса в научно-методологической литературе справедливо отмечается: «Юридическая норма через систему прав и обязанностей (категорий возможного, должного и запретного) отражает либо уже сложившиеся общественные отношения, подлежащие правовой организации, либо отношения, которые законодателем предполагает создать с учетом нуждаемости общества в таких отношениях. Вторых вообще намного меньше, но в инновационной сфере, наоборот, они преобладают, что имеет весьма любопытную диалектическую связь: инновационные отношения, которые принято связывать в большей степени с технико-технологической сферой, являются новыми, не основанными на должном экономическом и правовом опыте, требуют новых подходов (средств, способов) к регулированию в экономике и праве и тем самым создают инновационные изменения в структуре самих экономики и права как институтов регулирования»

.

Во-вторых, автор приведенной выше критической оценки полагает, что признаваемые им «тенденции развития создают для нас, процессуалистов, сложные теоретические и практические проблемы (курсив мой. – В.П.)».

Хочется задать ему закономерный вопрос: с каких пор необходимость научного осмысления очевидных тенденций развития социально-правового явления стала проблемой для ученых, призванных как раз изучать соответствующую сферу жизни общества? Думается, если такого рода обстоятельства и могут быть названы проблемой, то лишь в научном смысле – предмета исследования. И относится эта «проблема» к той немногочисленной категории, возникновению которых ученому впору радоваться.

Из приведенных выводов указанного автора охотно согласимся лишь с одним. Ставшее законодательной реальностью внедрение электронной формы закрепления процессуальной информации требует научно обоснованной модернизации (оптимизации) судебной процессуальной формы применительно к нуждам будущего электронного правосудия.

Работа в этом направлении представляется первостепенной задачей российской науки гражданского процесса и уже ведется

.

Приходя к аналогичному выводу, Л.А. Терехова констатирует: «Новые технологии заставят коренным образом изменить гражданское судопроизводство, пересмотреть некоторые традиционные процессуальные принципы. Фактически речь идет об изменении привычной и устоявшейся судебной процедуры и самой процессуальной формы, традиционно считавшейся универсальным инструментом для рассмотрения дел любых категорий (курсив мой. – В.П.)»

.

И наконец, в-третьих, полагаем возможным возразить П. Гиллесу следующим образом.

Как правильно отметил сам названный автор, внедрение электронно-коммуникационных технологий в национальную судопроизводственную деятельность уже сейчас без преувеличения может быть признано тенденцией, общераспространенной мировой законодательной практикой.

Очевидно, что столь масштабно реализуемое правообразование не может не иметь своих объективных причин – предпосылок. Иными словами, оно закономерно.

В этой связи утверждать его практическую бесперспективность более чем спорно. По существу, это равнозначно отрицанию социальной и гносеологической ценности в любом ином проявлении человеческого прогресса. Очевидно, что последний движим, как раз, противниками такого (скептического) подхода к его научному познанию

.

Учитывая, что вопрос о предпосылках внедрения «электронного правосудия» в гражданское судопроизводство раннее не получал освещения в отечественной литературе, уделим ему должное внимание.

Итак, мы являемся свидетелями законодательного оформления новых процессуально-правовых институтов, обусловленных потребностями практики. Последнее обстоятельство подтверждается, в частности, тем, что некоторые из нововведений еще до своего признания законодателем стали обыкновением повседневной судебно-арбитражной практики; некоторые из них достаточно давно получили официальное признание на уровне разъяснений Высшего Арбитражного Суда России

.

Использование в повседневной практике правовых институтов еще до их «легализации» свидетельствует о закономерности правообразовательного процесса, свидетелями которого, применительно к АПК, мы являемся.

Таким образом, внедрение в арбитражное процессуальное законодательство элементов «электронного правосудия» является формальным проявлением объективного процесса правообразования.

Следовательно, предпосылки внедрения «электронного правосудия» следует рассматривать в качестве правообразующих факторов, методологический инструментарий выявления которых относится к предмету ведения общей теории права и социальной философии.

Фактор – это причина, движущая сила какого-либо процесса, определяющая его характер и отдельные его черты.

Общим среди них является их социальный характер, что вполне объяснимо, ведь «социальная стихия – колыбель и жизненная среда права»

. Именно в недрах общественной жизни зарождается тот естественный организующий порядок, который впоследствии оформляется законодателем

.

Социальный правообразующий фактор – «явление общественной жизни, воздействующее в той или иной форме на выявление потребности в правовом регулировании, на разработку, принятие, изменение или отмену закона и, в конечном счете, на его содержание»

.

В литературе обоснованно подчеркивается, что действие социальных факторов правообразования характеризуется их системностью

.

К правообразующим факторам современная наука относит: политико-правовой, экономический, демографический, идеологический, а также ряд обеспечительных факторов, среди которых информационный и научный

.

Интересно отметить, что современное развитие средств социальной коммуникации отразилось и на самом учении о правообразовании. Оно обладает существенной новизной по сравнению с доктриной советского периода. Так, в рамках нового подхода «в дополнение к категории «общественных отношений» более активно выступает категория «взаимодействие» как «универсальная» в плане познания социальных (и правовых) явлений (курсив мой. – В.П.)»

.

Приведем краткую характеристику правообразующих факторов применительно к внедрению законодателем электронного правосудия.

Значительную их часть можно объединить в рамках единого комплексного (совокупного) фактора: формирование в России информационного общества.

Прежде чем перейти к характеристике конкретных проявлений этого процесса в современной российском обществе целесообразно в двух словах остановиться на существе научной концепции информационного общества, весьма точно, как показало время, очертившей его ныне существующие и ожидаемые социальные контуры.

Впервые в достаточно отчетливом виде эта социально-философская идея была сформулирована в конце 60-х – начале 10-х гг. XX столетия

. Изобретение самого термина «информационное общество» приписывается профессору Токийского технологического института Ю. Хаяши. При его научной поддержке контуры информационного общества были обрисованы в отчетах, представленных японскому правительству рядом государственных организаций: Агентством экономического планирования («Японское информационное общество»); Институтом разработки использования компьютеров («План информационного общества»); Советом по структуре промышленности («Контуры политики содействия информатизации японского общества»).

И. Масуда, глава Института информационного общества и один из авторов японского варианта его концепции, определял информационное общество как «такое, где процесс компьютеризации даст людям доступ к надежным источникам информации, избавит их от рутинной работы, обеспечит высокий уровень автоматизации производства. При этом, – писал он, – изменится и само производство – продукт его станет более "информационно емким", что означает увеличение доли инноваций, дизайна и маркетинга в его стоимости; производство информационного продукта, а не продукта материального будет движущей силой образования и развития общества»

. Таким образом, концепция информационного общества разрабатывалась прежде всего для решения задач экономического развития.

Аналогичная по своему содержанию концепция постиндустриализма получила толчок к развитию после выхода в свет книги Д. Белла «Наступление постиндустриального общества. Опыт социального прогноза». Существо объекта своего исследования автор названной книги охарактеризовал в следующих словах: «происходящие в середине XX в. изменения в социальной структуре свидетельствует о том, что индустриальное общество эволюционирует к постиндустриальному, которое и должно стать определяющей социальной формой XXI в. Существенной характеристикой нового постиндустриального общества явится уже возникшая новая интеллектуальная технология, используемая в принятии управленческих решений. К концу XX в. она будет играть столь же выдающуюся роль с человеческих делах, какую играла «машинная» технология в прошедшие полтора века. Интеллектуальная технология предполагает использование алгоритмов как правил решения проблем в замен интуитивных суждений. Эти алгоритмы могут быть реализованы в автоматической машине, в компьютерной программе или в наборе инструкций, основанных на некоторых формулах. Интеллектуальная технология таким образом связана с использованием математической (статистической) или логической техники при работе с «организационной сложностью», в качестве которой могут быть рассмотрены различные, в том числе социальные, организации и системы. Если роль «мастера» в интеллектуальной технологии играет новая теория принятия решений (применительно к гражданскому судопроизводству, читай – новая процессуальная форма. – В.П.), то роль «инструмента» выполняет компьютер. Именно он позволяет выполнять значительное число операций в течение короткого интервала времени и делает возможным развитие интеллектуальной технологии (курсив везде мой. – В.П.)»

.

Неудивительно, что предложенная Д. Беллом новаторская концепция постиндустриального (информационного) общества, получила полагающуюся в таких случаях дозу критики со стороны теоретиков-консерваторов

. Это, однако, только помогло ей «отфильтроваться» в научной дискуссии и тем самым получить стимул к развитию в ходе дальнейших фундаментальных исследований

.

Ее развитие продолжается и сегодня, в том числе в российской науке

.

Анализ последних достижений зарубежных и отечественных разработчиков концепции информационного общества позволяет выделить его характерные черты (проявления, аспекты).

С точки зрения современной социальной философии, информационное общество – это совокупность диалектически взаимосвязанных элементов технологического, экономического, политического, правового и социального характера