Кыш и Двапортфеля

– Дождя нет. Надо вставать и куда-нибудь идти, – сказал я.

Папа скосил на меня глаза и ничего не ответил.

– Ну, как прошла неделя? (Папа молчал.) Больше было плохого?

– Было и хорошее и плохое, – наконец откликнулся папа. – Но, в общем, вся неделя была серой. Серость – это самое худшее из всего, что может быть. По-моему, не случайно пауки и крысы… бр-р… серые…

– А слоны? – возразил я.

– Слоны – серебряно-серые. Это совсем другое дело. И дирижабли, и самолёты тоже серебряно-серые, – уточнил папа.

Хороших недель в жизни у меня было много, плохих, вроде первой школьной, мало, но серая неделя – это уже что-то новое. Когда мы пошли умываться, я спросил:

– Значит, всё-всё было серым? И дела тоже?

– Раз мысли серые, значит, и дела серые.

– Ну, а погода?

– Я, кажется, сказал, что серым было всё!

Папа взял мои ладони в свои, взбил густую розовую пену. Мне самому никогда не удавалось так намыливать руки.

– Ты что-то путаешь, – заметил я, – погода на этой неделе была солнечная. Ни тучи, ни дождинки.

– Будем стоять здесь и беседовать? Хочешь, чтобы и воскресенье было серым? Смывай быстрей мыло!

– А может, ты сам виноват, что всё было серым? – догадался я.

Папа что-то промычал, потому что у него во рту уже была зубная щётка, сделал страшные глаза и свободной рукой вытолкнул меня из ванной.

Пока он брился, вскипел чай. Яичницу с салом и с луком мы сделали сами. Папа знал, когда нужно накрывать сковородку миской и какой сделать огонь, чтобы яичница получилась высокой и пышной.

– А у тебя какая была неделя? – спросил папа. – Ведь она не простая. Её на всю жизнь запомнить надо.

– Запомнил, – сказал я, набив полный рот.

– А с кем ты сидишь за партой?

– С Те?гой, – сказал я.

– Странная фамилия! – удивился папа. – Может, он француз? Тогда правильно не Те?га, а Тега?. Был такой художник Дега?.

– Правильная фамилия Те?ги – Гусев. А почему Те?га, я не знаю.

– Конечно, Гусев! Те?га-те?га! Так гусей зазывают в деревне, – смеясь, сообразил папа. – Ну, а тебя как прозвали?

Я ничего не ответил, глотнув чая. А про учёбу папа, наверно, решил меня не расспрашивать в выходной день.

Позавтракав, он решительно сказал:

– Я понял, что мы должны сделать! Даже не сделать, а совершить! Что-нибудь необычное! Что-нибудь из ряда вон выходящее! И тогда вся серость исчезнет.

– Слушай, а я тебе тоже всю неделю казался серым? – спросил я.

– Ты мне казался фиолетовым! У тебя даже уши были в чернилах, – сказал папа.

– А мама?

– Мама всегда прекрасна, – строго заметил папа.

– А может, у тебя фамилия Сероглазов, – вдруг сообразил я, – из-за того, что ты всё видишь серым?

– Фамилия не имеет отношения к настроению человека, – сказал папа. – Быстро собирайся.

«Ещё как имеет! – подумал я. – Посмотрел бы я, какое у тебя было бы настроение от прозвища Двапортфеля!..»

3

Мне собираться было нечего. А вот папа зачем-то надел свой хороший костюм, белую рубашку, чёрные туфли, и мы вышли из дома.

Если бы не горьковатый дымок над газоном – это на нём всю ночь тлела куча опавших листьев – я бы ни за что не поверил, что уже осень. Так на улице было тепло и солнечно.

На нашей очень шумной по обычным дням улице стояла тишина. И было совсем мало людей и машин. А грузовики вообще не попадались нам с папой по дороге. Выходной – значит, выходной.

И воробьи вовсю чирикали на ветках тополей, но среди них нельзя было узнать того, которого я мог бы взять в плен, но не взял, а, наоборот, помог спастись.

Папа положил мне руку на плечо.

– Ну, давай думать. Что необычного ты можешь предложить?

– Прокатимся на такси, – предложил я.

За нами медленно ехала «Волга». Видно, шофёр надеялся, что нам надоест идти пешком.

– Ну, что это такое? – Папа даже поморщился. – Нашёл необычное! Нет у тебя фантазии.

Тут над нами пролетел реактивный лайнер.

– Тогда слетаем хотя бы в Крым и обратно!

– Вот это уже интересней такси. Это – прекрасно! Два часа – и мы у моря! – воскликнул папа. (Я замер от радости и волнения.) – Искупаемся, потом наберём камушков, съедим шашлык и опять из моря – в небо! – Вдруг папа грустно цокнул языком. – Ничего не выйдет. Очень жаль.

– Почему?

– Я забыл дома купальные трусики.

– Давай возвратимся! Мы же недалеко ушли!