Война с Ганнибалом

Первыми противниками Ганнибала оказались испанские племена, обитавшие между Ибером и Пиренейскими горами: илергеты, баргусии, авсетаны и лацетаны. Когда они покорились, карфагенское войско начало переход через Пиренеи. Тут только варвары поняли, что это значит – «война с Римом», и три тысячи пехотинцев из племени карпетанов дезертировали; все знали, что испугала их не столько сама по себе война, сколько далекий путь и неприступные Альпы. Уговорить их вернуться добром казалось Ганнибалу едва ли возможным, а удерживать силой – просто опасным, потому что тогда, вероятно, взбунтовались бы и остальные испанцы, все, как один, раздражительные и необузданные, и потому он отпустил по домам еще семь тысяч малодушных, сделав вид, будто и карпетаны тоже ушли с его согласия.

Затем, чтобы безделье не смущало и не тревожило души воинов, Ганнибал проворно завершил переход через горы и стал лагерем у северного их подножия. Галлы слышали от послов, что война направлена против Италии, но молва об испанцах, которых карфагеняне покорили силою, очень, их пугала. Несколько галльских племен взялись за оружие. Больше, чем войны с галлами, Ганнибал боялся задержки и промедления. Его послы тут же прибыли к вождям этих племен и от имени полководца объявили:

– Ганнибал желает переговорить с вами лично и готов встретиться в любом месте, какое вы сами назначите: он будет рад принять вас в своем лагере, но с не меньшею охотою приедет и к вам. Не сомневайтесь, он пришел в Галлию гостем, а не врагом и обнажит меч не раньше, чем переступит границу Италии. Разве только вы сами заставите его изменить этому решению…

Галльские вожди встретились с Ганнибалом у него в лагере, получили подарки и вполне миролюбиво пропустили войско через свои владения.

Между тем поднялись галльские племена в самой Италии – словно не Пиренеи перешел Ганнибал, а уже Альпы. Восставшие действовали так успешно, что сенат приказал консулу Публию Корнелию отправить для борьбы с ними целый легион и пять тысяч союзкой пехоты на помощь претору Луцию Манлию. Консул набрал новый легион взамен отправленного против галлов и на шестидесяти грузовых судах отплыл из Рима.

После долгого плавания Корнелий остановился и высадился у самого восточного устья Родана – эта река впадает в море несколькими рукавами, – все еще не слишком веря известию, что Ганнибал перевалил через Пиренеи. Но тут же обнаруживается, что пуниец уже вот-вот переправится и через Родан, а где – никто не может сказать. Консул высылает вперед, на разведку, отборный отряд римской конницы с массильскими проводниками: это не только позволяет ему получить нужные сведения о противнике, но и дает возможность прийти в себя солдатам, измученным качкою на море.

Переправа через Родан.

Ганнибал находился тем временем во владениях сильного галльского племени вольков, которое живет по обоим берегам Родана. Не рассчитывая остановить пунийца в открытом бою, вольки почти всем племенем перебрались на левый берег и там укрепились, положив меж собою и врагом преградою реку. Зато прочие галлы, населявшие земли вдоль Родана, и даже те среди вольков, что не захотели бросить насиженные места, поддались на уговоры Ганнибала и на его щедрость и согнали для карфагенян все лодки и корабли, какие только смогли найти, да еще и новых построили немало; впрочем, они и сами мечтали поскорее избавить свои поля от жадной и хищной толпы чужеземных солдат.

И вот собралось несметное множество лодок и челнов, снаряженных кое-как, способных выдержать лишь самый недолгий путь.

Галлы долбили челноки из цельных стволов, а глядя на них и убедившись, какое нехитрое это дело, взялись за топоры и солдаты. Правда, их челноки больше напоминали корыта, чем лодки, но карфагеняне ни о чем ином и не заботились, кроме того, чтобы эти корыта держались на воде и вмещали груз.

Когда все было готово, Ганнибал вызвал Ганнона, сына Бомилькара, и приказал ему в первую стражу ночи[6 - «Ночью» в римском войске считалось время приблизительно от шести вечера до шести утра. За эти двенадцать часов караулы сменялись четыре раза, и потому ночь делилась на четыре стражи.] выйти из лагеря с отрядом конницы и испанских пехотинцев. Поднявшись вверх по Родану на один дневной переход, они должны были в первом же пригодном для этого месте пересечь реку неприметно для вольков, чтобы затем, в нужный миг, ударить им в тыл. Проводники-галлы сообщили, что примерно в тридцати километрах от лагеря есть очень широкое, но зато сравнительно мелкое место: река разделяется на два рукава, обтекая небольшой островок. Там поспешно вяжут плоты и перебрасывают на другой берег коней, всадников и поклажу.

Испанцы же надули кожаные мехи, предварительно сложив туда свое платье, сверху привязали щиты и, держась за эти поплавки, переплыли Родан.

Воины были очень утомлены ночным переходом и трудами, но Ганнон дал им на отдых всего день – он спешил исполнить замысел полководца. Продолжив свой путь, они вышли к какому-то холму и на вершине разложили костер. Завидев дым, Ганнибал понял, что нельзя терять ни минуты, я тут же дал знак начинать переправу. У пехотинцев стояли наготове челноки и лодки, у всадников – суда покрупнее, чтобы грузить лошадей. Лодки переправлялись ниже, Крупные суда – выше, чтобы первыми принять на себя напор течения и ослабить его силу. Кони во множестве плыли следом за лодками, привязанные поводьями к корме, а те, которых погрузили на суда, были заранее взнузданы и покрыты чепраками[7 - Кожаные седла, несколько напоминающие нынешние, впервые появились лишь лет через двести пятьдесят – триста после Второй Пунической войны. До тех пор седло заменяла попона, или чепрак.], чтобы всадники могли ринуться в бой, едва только высадятся.

Вольки высыпали на берег с завываниями и боевыми песнями; в левой руке каждый держал щит, потрясая им над головой, в правой – дротик. Зрелище, которое им открылось, было достаточно грозным: туча судов на белой от пены, оглушительна ревущей воде, разноголосые крики лодочников и солдат – и тех, что боролись с течением, и тех, что ободряли товарищей, оставаясь пока на суше. Галлы оробели, а тут еще поднялся отчаянный шум у них за спиной – это Ганнон ворвался в их лагерь. Вскоре он был на берегу, и вольки очутились меж двух огней. После нескольких тщетных попыток отразить опасность они бросились в ту сторону, где путь к бегству еще оставался открытым, и, полные ужаса, рассыпались по своим селам. Впрочем, Ганнибал и не думал за ними гнаться.

О том, как переправили слонов, рассказывают по-разному. По одним сведениям, их собрали всех вместе на берегу, и погонщик принялся дразнить самого злого и раздражительного среди них. Когда зверь пришел в неистовство, погонщик прыгнул в реку и поплыл, слон – за ним, а следом двинулись и остальные. Правда, глубины они боялись, но, когда дно под ногами исчезло, течение мигом вынесло все стадо к противоположному берегу.

Впрочем, больше доверия вызывает другой рассказ – что их перевезли на пароме. Плот длиною почти в шестьдесят метров, а шириною в пятнадцать одним концом спустили на воду, а другим – накрепко привязали к берегу толстыми канатами. Получилось что-то вроде моста, который сверху засыпали слоем земли, чтобы животные чувствовали себя уверенно и ничего не боялись. «Мост» продлили вторым плотом, таким же точно по ширине, но вполовину короче. Слонов погнали цепочкою, поставив впереди самок. Когда с неподвижного плота они перешли на плавучий, его тут же отвязали, и быстроходные лодки потянули паром за собой. Так в несколько приемов переправили всех слонов.

Пока паром не отделялся от «моста», никаких признаков тревоги, разумеется, не было, но посреди реки крайние принимались испуганно тесниться к тем, что стояли дальше от края, однако же самый страх перед водою, плескавшеюся со всех сторон, водворял среди животных порядок. Иные из них, впрочем, так и не смогли успокоится и срывались в воду; но и тут ни один не утонул – все благополучно, хотя и не сразу отыскали брод.

Пока переправляют слонов, пятьсот нумидийских всадников уходят, по приказу Ганнибала, в разведку, чтобы выяснить, где римляне разбили лагерь, сколько их и что они замышляют. Эти всадники встретились с конным отрядом римских разведчиков, который двигался от устья Родана. Стычка была на редкость ожесточенная, и римляне уже изнемогали от усталости, когда нумидийцы дрогнули и повернули коней. Победители потеряли сто шестьдесят человек, побежденные – больше двухсот. Первая схватка с неприятелем правдиво возвестила римлянам весь ход дальнейших событий: войну они выиграют, но борьба будет долгой, кровавой и богатой самыми тяжкими для них неожиданностями.

От Родана до подножия Альп.

Ганнибала взяло сомнение: продолжать ли начатый поход или сперва сразиться с теми, кто старается преградить ему дорогу. Он уже склонялся к тому, чтобы дать сражение, но тут явились послы бойев – одного из тех галльских племен, что поднялись против римлян в самой Италии. Они предлагали себя в проводники и вызывались разделить с карфагенянами любые опасности.

– Все силы, – говорили посланцы бойев, – надо сохранить и сберечь для вторжения в Италию.

А солдаты боялись врага, и по-прежнему их не столько страшила память о римских победах в Первую Пуническую войну, сколько долгий, никем еще не мерянный путь и Альпы. Поэтому, согласившись с бойями и решив идти вперед без промедления, Ганнибал созвал сходку и произнес искусную речь, стараясь и пристыдить своих воинов, и внушить им отвагу.

– Теперь, – говорил он, – когда большая часть пути уже позади, когда мы одолели Пиренеи, пробив себе дорогу среди свирепых варваров, когда перешли Родан, сломив сопротивление стольких тысяч галлов и даже силу течения укротив, точно дикого зверя, перед Альпами, по другую сторону которых уже Италия, – неужели теперь, у самых ворот врага, мы остановимся, обессилев? Да и что такое эти Альпы? Высокие горы, и ничего больше! Вы боитесь, что они выше Пиренеев? Пусть так, но нет на всей земле вершины, которая касалась бы неба и была неприступна для человека! Альпы! Да на них и люди живут, и растет хлеб, и пасутся стада! Кто станет утверждать, что их перевалы наглухо закрыты для войска? Каким же тогда образом попали сюда эти послы, которых вы видите перед собою? Не на крыльях же прилетели! А их предки – разве они родились в Италии? Нет, они пришли туда, пришли из-за этих самых Альп и не один раз преспокойно через них переваливали громадными толпами, с женами и детьми, наподобие обыкновенных переселенцев. Что может быть неприступным, неодолимым для солдата, у которого нет с собою ничего, кроме оружия? Ради того, чтобы взять Сагунт, каких только мук мы не вытерпели за восемь месяцев осады! Теперь наша цель – Рим, столица всего мира, и мы откажемся от этой цели, испугавшись жертв, мук и трудов? Этот город был в свое время добычею галлов[8 - Галлы захватили Рим примерно за полтораста лет до Второй Пунической войны.], а пуниец и подступить к его стенам не рассчитывает и не надеется? Ну что же, признаемся, что мы трусливее и малодушнее того народа, который сами столько раз били за последние дни!.. Не хотите? Тогда запомните, что концом нашего пути будет Марсово поле меж Тибром и стеною Рима!

На другой день войско снялось с лагеря. Ганнибал двинулся вдоль Родана вверх, желая уйти подальше от моря и от консула Корнелия. Чтобы уберечь солдат от лютых альпийских морозов, надо было позаботиться о теплой одежде, и дорогою удалось сделать большой запас зимнего платья.

Первым препятствием на их пути оказалась река Друенция. Среди всех рек Галлии она для переправы самая трудная, потому что воды несет массу, а ни одно судно или хотя бы лодка по ней пройти не может: постоянных берегов у нее нет, и она то и дело меняет русло, образуя всё новые мели и водомоины, да вдобавок катит острые каменья. Понятно, что не менее опасна она и для пешего, который пускается вброд. Легко себе представить, какой страх и смятение царили на переправе, тем более что как раз тогда Друенция вздулась от обильных дождей.

Альпы! Альпы!

Перейдя Друенцию, Ганнибал легко достиг подножия Альп. Молва всегда и всё преувеличивает, и воины, казалось, были готовы ко всему, но тут, увидев вышину гор, снега, теряющиеся в облаках, убогие хижины, прилепившиеся к скалам, тощий, высушенный стужею скот, грязных людей, обросших волосами и бородой, – увидев это собственными глазами, они ужаснулись.

Войско начало свой первый подъем, и тут же на холмах, что нависали над склоном, по которому карабкались карфагеняне, появились горцы. Если бы они выбрали другую, лучше укрытую позицию, то смогли бы ударить совершенно неожиданно и учинили бы настоящее побоище. Ганнибал отдал приказ остановиться и выслал вперед галлов, которым эти места были знакомы. Когда разведчики доложили, что горцы прочно закрыли подход к перевалу, он велел разбить лагерь прямо на склоне.

Те же галлы-разведчики, мало чем отличавшиеся от горцев и хорошо понимавшие их язык, незаметно смешались с ними, завели разговоры и вскоре выведали, что на ночь все расходятся по домам, бросая свои посты. Утром Ганнибал придвинулся вплотную к холмам, словно бы намереваясь днем пробиться к перевалу силой. День прошел в этих обманных попытках сбить противника с его позиций, а к вечеру карфагеняне вернулись в прежний лагерь. Ганнибал не отрываясь наблюдал за холмами и, как только убедился, что защитники ушли, оставив лишь редкие и малочисленные караулы, немедленно с несколькими отрядами пехотинцев занял все высоты.

На рассвете пунийское войско снялось с лагеря. Проснулись и горцы и направились было ко вчерашним своим постам, как вдруг обнаружили, что часть неприятелей захватила их твердыню, а другая часть движется по тропе, огибая склон.

Сперва они оцепенели от удивления, но потом, видя суматоху и беспорядок на тропе, видя, что люди в страхе теснятся, мешая друг другу, а кони обезумели вконец и рвут поводья, сообразили, что надо только усилить это замешательство, и враги погубят сами себя. И вот они сбегают вниз, не разбирая дороги, и пунийцы уже борются и с узостью ненадежной тропы, и с врагами одновременно и больше поражают друг друга, чем неприятелей, потому что каждый думает только о себе – как бы поскорее увильнуть от опасности самому.

Больше всего вреда причинили карфагенянам собственные кони. Они были насмерть перепуганы разноголосым криком, который усиливало и многократно повторяло эхо в горных долинах, и любая рана, даже совсем легкая, приводила их в совершенное неистовство; они сбрасывали тюки с поклажей, сталкивали с тропы погонщиков, и всё летело в бездонную пропасть; немало разбилось и воинов.

Тяжко и мерзко было Ганнибалу на это смотреть, но он не трогался с места, чтобы не увеличивать смятения на запруженной до отказа тропе. Однако горцы уже отсекли обоз от основных сил, а войско без обоза, даже целое и невредимое, мало чего стоит, и Ганнибалу пришлось спуститься. Легкая пехота с ходу, одною силою натиска, рассеяла врага, зато и паника в рядах пунийцев вспыхнула с новой силой. Правда, она сразу же улеглась: горцы бежали, путь очистился, и обозные прошли беспрепятственно, в тишине и покое.

В следующие три дня Ганнибал продвинулся довольно далеко вперед, потому что и дорога была не такая уж трудная, и горцы больше не показывались.

Теперь карфагеняне были во владениях другого горного племени; здесь они едва не пострадали от того, в чем были особенно сильны сами, – от коварства и обмана. К Ганнибалу явились старейшины из нескольких крепостей и сказали ему так:

– Пример наших соседей послужил хорошим уроком и для нас. Мы хотим узнать твою дружбу, а испытывать твою силу не хотим нисколько. Мы исполним все, что ты нам ни прикажешь. Прими же продовольствие для солдат, корм для скота и проводников, которые поведут тебя дальше, прими и заложников – ради собственного спокойствия.

Ганнибал не дал веры их льстивым словам, но отвечал ласково и благосклонно, опасаясь, что любой иной ответ превратит этих льстецов в открытого неприятеля. Он принял и заложников и съестные припасы, но войско к переходу изготовил совсем не так, как поступают в дружественной земле: впереди он поставил слонов и конницу, а сам с главными силами пехоты шел следом, зорко озираясь по сторонам, готовый ко всяким неожиданностям.

Сперва все было спокойно, но когда дорога сузилась и с одного края над нею навис крутой скат, вдруг из засады выскакивают варвары.

Они нападают сразу и с фронта, и с тыла, завязывают рукопашную и сбрасывают сверху огромные камни. Больше всего врагов наседало сзади, и, если бы хвост карфагенской колонны не был так надежно укреплен, беда оказалась бы неминуемой и непоправимой.

Ганнибал медлил, не решаясь повернуть назад пехоту, находившуюся под прямым его началом, и, пока он медлил, горцы скатились по круче, разорвали походную колонну врага надвое и оседлали дорогу. Всю ночь Ганнибал оставался отрезанным от своей конницы и обоза, и только наутро обе половины войска снова соединились и прошли злополучное ущелье: натиск варваров был в этот день куда слабее, чем накануне.

В дальнейшем действия горцев напоминали скорее разбойничьи набеги, чем войну. Они появлялись мелкими группами и тревожили то самую голову, то самый хвост походного строя, используя всякое преимущество, какое давала им горная местность или же неосторожность самих карфагенян.

По узким тропам, над обрывами и пропастями слоны двигались, разумеется, очень медленно, но зато они повсюду служили прекрасной защитою остальному войску: горцы, никогда прежде не видевшие этих животных, боялись их и не смели приблизиться.

На девятый день карфагеняне достигли вершины Альпийского хребта.

Поднимались почти все время наобум, без дороги; виною тому было либо коварство галлов-проводников, либо чрезмерная опасливость самих пунийцев, которые не доверяли проводникам и не слушались их советов. Здесь Ганнибал разбил лагерь и стоял два дня, чтобы дать отдых солдатам. Многие из вьючных мулов и лошадей, потерявшихся было среди скал, добрались до лагеря по следам, которые оставляло за собою войско. Ко всем бедствиям, которые карфагеняне уже испытали, здесь прибавилось еще одно – снегопад. На рассвете они начали спуск, утопая в снегу и с трудом переставляя ноги.

Уныние и отчаяние были на всех лицах; и тогда Ганнибал, который шагал впереди знамен, остановил войско на просторном выступе, откуда открывался широкий и далекий вид на прилегающую к Альпам долину Пада, и обратился к солдатам с немногими словами ободрения.

– Взгляните, перед вами Италия, – объявил он, – и сегодня вы взошли не только на ее стены, но и на стены города Рима. Дальше дорога будет гладкой и легкой. Одна, на крайний случай, две битвы – и столица Италии будет в ваших руках и в вашей власти.

Врага больше не показывались, если не считать случайных налетов исподтишка, зато самый спуск обернулся немыслимыми трудностями, потому что южный склон Альп короче и гораздо круче северного.

Любая тропа была крутой, узкой и скользкой. Кто хоть на миг терял равновесие, уже не в силах был удержаться на ногах; люди и животные валились друг на друга, сшибая передних.

И всё же карфагеняне подвигались вперед, пока не дошли до очень узкой и почти отвесной расселины. Даже совсем налегке воины едва-едва могли сползти вниз, цепляясь за кусты и корни, пробивающиеся между камнями. Глубиною расселина была метров триста.

Конница остановилась: для нее путь выл закрыт наглухо. Ганнибал сам осмотрел все вокруг и, убедился, что не остается ничего иного, как вести войско в обход, по местам, где раньше не ступала человеческая нога. И снова неудача: поверх старого, смерзшегося снега лежал новый, мягкий и неглубокий, и сперва шагать по нему было легко и удобно, но под солдатскими башмаками и лошадиными копытами он начал таять и быстро обратился в жидкую кашу, размазанную на гладком льду.