Свеча на ветру

– Дженни, я счастлив, оттого что ты распоряжаешься мной. Вот и все объяснение. Пристаешь ко мне, чтобы я пил поменьше. Мне нравится, что ты заботишься обо мне, говоришь, что я должен делать.

– По-моему, ты в этом нуждаешься.

– Нуждаюсь, – подтвердил он. И вдруг с внезапностью, удивившей обоих: – Можно, я сегодня приду?

– Нет.

– Почему?

– Ланс, ну что ты спрашиваешь! Ты же знаешь, Артур дома, это слишком опасно.

– Артур не против.

– Если Артур вынужден будет поймать нас, – рассудительно сказала она, – ему придется нас убить.

С этим он не согласился.

– Да Артур все про нас знает. Его и Мерлин предупреждал со всеми подробностями, и Моргана ле Фэй прислала ему два совершенно прозрачных намека, и потом еще эта история с сэром Мелиагрансом. Он никогда не станет ловить нас, если его не заставят.

– Ланселот, – сердито сказала она, – я не могу позволить тебе говорить об Артуре так, словно он какой-нибудь сводник.

– А я и не говорю о нем так. Он лучший мой друг, и я люблю его.

– Ну, значит, ты говоришь обо мне так, словно я еще и похуже.

– Вот именно так ты себя сейчас и ведешь.

– Очень хорошо! Если тебе нечего больше сказать, лучше уйди.

– Чтобы ты могла без помехи лечь с ним в постель, я так понимаю.

– Ланселот!

– Ах, Дженни! – Он вскочил, легкий, как прежде, и поймал ее, не давая уйти. – Не сердись. Прости, если я обидел тебя.

– Убирайся! Оставь меня в покое!

Но Ланселот держал ее по-прежнему крепко, как человек, не дающий дикой зверушке вырваться и удрать.

– Не сердись. Прости. Ты ведь знаешь, я так не думаю.

– Животное ты все-таки.

– Нет. И я не животное, и ты не животное. Дженни, я буду тебя держать, пока ты не перестанешь злиться. Я сказал это, потому что почувствовал себя несчастным.

Ее голос, глухой и сдавленный, жалобно произнес:

– Только сию минуту ты говорил, что счастлив.

– Ну, говорил. И все равно я несчастен, и весь свет мне не мил.

– Думаешь, только тебе одному?

– Нет, не думаю. Прости мне мои слова. Мне самому они радости не прибавили. Будь умницей, ладно? И не заставляй меня мучиться еще сильнее.

Гвиневера смягчилась. Годы умерили пылкость их прежних ссор.

– Ладно.

Но улыбка ее и податливость лишь заново разбередили его.

– Дженни, давай уедем отсюда вместе.

– Прошу тебя, не начинай все сначала.

– Не могу я не начинать, – отчаянно сказал он. – Я не знаю, что делать. Господи, это тянется всю нашу жизнь, но отчего-то весной всегда становится хуже. Ну почему тебе не уехать со мной в Веселую Стражу и не жить там в открытую?

– Ланс, отпусти меня и постарайся быть благоразумным. Ну-ка, садись, давай споем еще что-нибудь.

– Не хочу я петь.

– А я не хочу этих разговоров.

– Если ты уедешь со мной в Веселую Стражу, все наши мучения кончатся раз и навсегда. Мы сможем жить вместе, мы будем счастливы, нам не придется никого обманывать день за днем, и мы умрем с миром в душе.

– Ты же сам сказал, что Артур все знает о нас, – отвечала она, – и что мы вовсе его не обманываем.

– Да, но это другое дело. Я люблю Артура, и не могу видеть, как он глядит на меня, и сознавать, что он все знает. Ты же понимаешь, Артур любит нас обоих.

– Но, Ланс, если ты так его любишь, как же ты убежишь с его женой?

– Я хочу, чтобы все было честно, – упрямо сказал он, – хотя бы под конец.

– Ну а я этого не хочу.

– На самом-то деле, – его вновь обуял гнев, – ты просто хочешь иметь двух мужей. Женщинам всегда подавай все сразу.

Она терпеливо отвергла ссору.

– Не хочу я иметь двух мужей, и чувствую я себя так же скверно, как ты, – но что хорошего получится, если мы станем жить открыто? Нынешнее наше положение ужасно, но по крайней мере Артур знает об этом, и нам можно любить друг друга и чувствовать себя в безопасности. А если я убегу с тобой, все рухнет. Артуру придется объявить тебе войну, осадить Веселую Стражу, и тогда один из вас погибнет, если не оба, и погибнут еще сотни людей, и никому от этого лучше не станет. Да и не хочу я покидать Артура. Когда я выходила за него замуж, я обещала оставаться с ним, и кроме того, я привязана к нему. Здесь я могу хотя бы заботиться о нем и помогать ему, даже если я люблю и тебя тоже. Не вижу я в этой твоей открытости смысла. Зачем нам делать Артура жалким в глазах всего света?

Ни он, ни она не заметили в густеющих сумерках, что, пока она говорила, на пороге покоя появился Король. Сидя боком к окну, они почти не видели комнаты. Долю секунды Король простоял, собираясь с мыслями, витавшими далеко отсюда – погруженными в заботы об Оркнейцах или в иные дела государства. Он остановился в занавешенном проеме дверей, бледная длань его, отведшая в сторону гобелен, еле заметно блеснула в темноте перстнем с королевской печатью, затем, не задержавшись ни на миг, чтобы послушать их разговор, он выпустил ткань и отступил. Он отправился на поиски пажа, чтобы тот объявил о его появлении.

– Самое честное, – говорил Ланселот, скручивая зажатые между коленями руки, – самое честное для меня – это уехать и не возвращаться. Но если я еще раз сделаю такую попытку, разум мой больше не выдержит.

– Бедный мой Ланс, и что бы нам было не петь дальше! Теперь ты снова впадешь в тоску, и у тебя опять будет приступ. Почему мы не можем оставить все как есть, – пусть твой замечательный Бог сам обо всем позаботится. Есть ли смысл в потугах что-то делать или придумывать исходя из того, что вот это правильно, а это неправильно? Да не знаю я, что правильно, а что нет. Разве не можем мы довериться самим себе, делать, что делается, и уповать на лучшее?

– Ты его жена, а я его друг.