Особое задание

– Ты чего маешься? Давай, лекарство купим. Пару таблеток реасека и проблему как рукой снимет.

– Да я уже пила… Не помогает.

– Какие пила? Покажи…

– Я облатку пустую выкинула.

– Что, и названия не помнишь?

– Забыла… Энтеросептол, что ли…

– Есть такие… Странно… Обычно помогает. Ну, не хочешь – как хочешь. Дело хозяйское.

Мы двинулись в полуобнаженном, людском потоке, вынесшим нас на городской, галечный пляж. Народу на нем было – не протолкнуться. Играла громкая музыка, дымились мангалы, распространяющие аппетитный запах шашлыка, бродячие торговцы трубно зазывали валяющиеся в округе тела к своему товару:

– Чурчхела, пахлава… Вино домашнее… Чурчхела, пахлава…

С трудом мы нашли себе место между коричневыми, разгоряченными телами. Светлана достала из сумки большое покрывало и расстелила его на мелком, блестящем галечнике. По очереди мы посетили раздевалку, и я отправился открывать купальный сезон. Вода была… Парное молоко! Чистая, теплая! Шурша камешками, она лениво набегала на береговую кромку и отступала, оставляя после себя громкоголосую детвору и упитанных теток на надувных матрацах. Я окунулся в неё и поплыл к буйкам, уворачиваясь от снующих, между купающимися, водных мотоциклов и барражирующих шлюпок спасателей. Как приятно было, устав, перевернуться на спину, раскинуть руки и лежать на воде, подставляя лицо под обжигающее солнце. Потом я выбрался на берег, сторожить имущество и купаться ушла Светлана. Так мы менялись до самого обеда. Пока я не почувствовал, вполне естественное на водном отдыхе, чувство голода. Окинув оценивающим взглядом ряды разнокалиберных палаток общепита, я сделал предложение:

– А что, Свет… Не пора ли нам чем-нибудь перекусить? Сбегаю я, посмотрю, что там нам приготовили…

– Зачем бежать? – И Светлана начала доставать из своей ма-аленькой сумочки гуся, запеченного в черносливе, рыбу, пожаренную в панировочных сухарях, картошку отварную, пересыпанную аппетитным укропчиком, маленькие, сдобные булочки, кои я очень любил, а они, у Светланы, всегда удавались…

Осмотрев всё это великолепие, я сглотнул слюну:

– Знаешь… Свет… Я заметил, в последнее время, за собой одну странность… Этакое садо, переходящее, местами, в мазохистость. Не переношу домашнюю пищу. Вот тянет на что-нибудь этакое, аборигенское… Приготовленное на побережье, на горячих углях костра. Ты сама это кушай, а я пробегусь…

В ближайшей палатке, торгующей съестными припасами, я выбрал выставочный экземпляр пиццы, по виду напоминающей пластмассовое изделие с вплавленными, красными кружками, призванными символизировать, по видимому, дольки помидора. Гордо принес это изделие под нос Светланы и сделал попытку отгрызть кусок. Внешностью пицца напоминала точильный камень. Впрочем, и вкусовыми качествами тоже. Опасаясь оставить в этом, мукомольном, изделии свои зубы, я грыз его сбоку, сверху, снизу… Ничего не помогало. Пицца не сдавалась. Рассвирепев, я вскочил на ноги и запустил её в голубое, безоблачное небо. Со свистом рассекая воздух, она сделал полный круг и вернулась ко мне обратно, больно зашибив ногу. Делать было нечего. С вздохом я расколол её двумя камнями на мелкие куски и с хрустом принялся поглощать. Светлана наблюдала за моими гастрономическими этюдами, не притрагиваясь к горе продуктов из своей сумки.

– А ты чего не ешь? Хочешь, я тебе кусок пиццы презентую?

– Да у меня же живот расстраивается. А где я здесь туалет искать буду? Не в море же бежать?

– А что? Дельная мысль. По большому счету, всё Туапсе в море ходит. И ничего. Мы, вон, купаемся, и нам – нравится.

– Зачем мучаешься? Возьми ножку гуся… Или рыбки.

– Не-е… Я упорный. Получается, что люди зря готовили, а я зря деньги тратил? Съем, непременно…

Я грыз, а Светлана всё пододвигала мне аппетитные лакомства из своей сумки. Время шло. Пицца была побеждена и съедена. Я опять купался, лежал на солнце, а Светлана так и сидела возле своих припасов, не зная, что предпринять. Время клонилось к вечеру, и пора было подумать о возвращении домой.

– Ну что, Свет… Надо собираться до дому. А то не попадем в электричку. Смотри, сколько народу.

– Давай останемся. Переночуем, ещё денек покупаемся. А завтра, вечером, поедем домой…

– Не-е… Я так не планировал. Да и не люблю я на море отдыхать. Суета сплошная, а не отдых. На нормальный отдых всегда денег нет, а такой меня не прельщает. Собирайся.

– Давай останемся… Я тебя прошу. Хоть раз ты можешь мне пойти навстречу?

– Что значит, хоть раз? Я всегда, практически, тебе уступал…Не хочу я здесь оставаться…

– Останемся! Давай останемся! – Светлана кричала уже в голос. На нас начали оглядываться близлежащие соседи.

– Ты что орешь? Хочешь, оставайся сама. Я тебе что, запрещаю?

– Нет! Останемся вместе!

– Да иди ты… Истеричка. Сказал, не останусь – значит, не останусь.

Я подобрал с покрывала свои вещи, надел сандалии и, как был, в плавках, пошлепал по бетонной дорожке в сторону вокзала. Светлана сгребла в сумку продукты и бросилась следом, оставив на пляже покрывало. Я шел быстрым шагом, не оглядываясь, а она бежала следом и орала в голос:

– Останься… Я прошу тебя, останься! Я умоляю тебя!

Зрелище было ещё то… Полуголый мужик с вещами на плече, и взбалмошная баба, несущаяся за ним следом, с сумкой, в просяще протянутых руках…

Так мы и добрались до железнодорожного вокзала. Она мне настолько впеклась, что я не реагировал на её забегания то с левой стороны, то с правой. Молча купил в кассе билет и принялся вламываться в переполненный вагон электрички. Мне было абсолютно безразлично, осталась она на перроне, или ещё куда исчезла. Рядом её не было. С огромным трудом я просочился в середину вагона, и повис между отдохнувшими телами. Каково же было моё удивление, когда я увидел пропихиваемую в окно знакомую сумку. А следом за ней, чьи-то сердобольные руки, подняли и втолкнули вовнутрь и мою суженую-ряженую. Обнаружив меня, она вцепилась в свою сумку, открыла её, достала кусок чего-то, специально для меня приготовленного, и начала тыкать им в мою сторону, стараясь попасть в рот:

– Съешь кусочек! Я тебя прошу, съешь!

Я сделал попытку отодвинуться от неё, насколько можно. Но она лезла по чьим-то ногам, рукам, головам и вопила, размахивая, достаточно целенаправленно, обломком гуся: