Жизнь и дипломатическая деятельность графа С. Р. Воронцова

Риш. Вид на собор Святого Петра. Гравюра

Все, кто приезжал в Рим, чтобы познать его исторические ценности и бессмертные творения живописи, обращались к большому их знатоку и ценителю Иогану Фридриху Рейфенштейну, который, путешествуя по Италии, был так потрясен Вечным городом, что решил остаться в нем навсегда. В 1771 году Рейфенштейн стал почетным академиком Санкт-Петербургской академии художеств и ее комиссионером по закупкам. В половине расписок, выданных С.Р. Воронцову при расчете за покупку произведений искусства, встречаются его имя и подпись [9]. Вероятно, он свел графа с крупнейшим мастером немецкого классического пейзажа Якобом Филиппом Хаккертом (1737–1807) [10]. В Государственном музее изобразительных искусств им. A.C. Пушкина находится оригинальное полотно Гвидо Рени «Иосиф и жена Пентефрия» (оно упомянуто в описи 1802 года дома в имении А.Р. Воронцова в Андреевском). Картина, скорее всего, была приобретена С.Р. Воронцовым для старшего брата во время путешествия по Италии. Им покупались и современные копии с античной пластики. В расходных записях содержатся также несколько фамилий мастеров резьбы по драгоценным камням. Итальянские приобретения С.Р. Воронцова позволяют судить о его высоком художественном вкусе.

В 1778 года граф вернулся в Петербург, где жил довольно уединенно. В августе 1781 года состоялась его свадьба с дочерью адмирала А.Н. Сенявина – Екатериной Алексеевной, которая 19 мая следующего года подарила мужу сына. Появление на свет своего первенца Семен Романович встретил словами: «Рождение твое всех нас порадовало, веди такую жизнь, чтобы все сокрушались о твоей смерти» [11].

1 июня 1782 года С.Р. Воронцов вместе с супругой старшего брата Прасковьей Федоровной (урожденной Квашниной-Самариной) привез сына на крестины в Царское Село.

Его крестной матерью пожелала быть Екатерина Великая [12], которая подарила Семену Романовичу «табакерку с бриллиантами» [13].

«Вдруг в 1782 году, – пишет граф в автобиографии, – прибыл ко мне из Царского Села курьер от графа Безбородко, который писал мне… что она (императрица. – Авт.) желает, чтобы я сделал ей удовольствие и принял на себя новую миссию, учреждаемую ею в Венеции» [14]. Подобное назначение оказалось для Воронцова весьма неожиданным. Возникло множество вопросов: «Как завестись домом, не имея, что называется, ни ложки, на плошки; как везти младенца, котораго я здесь ни за что не оставлю? Одним словом, милость велика, но хлопот еще более, так что я совсем теряюсь» [15]. Первым желанием С.Р. Воронцова было отказаться от этого предложения, но брат Александр и граф П.В. Завадовский уговорили его этого не делать.

Д.Г. Левицкий. Портрет С.Р. Воронцова

Согласившись с новым назначением, Семен Романович был вновь принят на службу и не без гордости сообщил отцу, что «я теперь пятый или шестой генерал-майор по всей армии».

В то же время графа беспокоило то, что материальное положение семьи не соответствовало его новому статусу. Он просил отца – наместника во Владимире – «ссудить» его столовым серебром, иначе в Венеции придется давать обеды на фаянсовой посуде, что в «чужих краях не только министры или дворяне, но и средняго состояния купцы не делают» [16]. Граф Р.И. Воронцов откликнулся на просьбу сына и передал ему серебряный сервиз. Выражая искреннюю благодарность отцу за его «милость и щедрость», Семен Романович сообщает, что не будет обременять его заботой о своем сыне Михаиле Семеновиче, так как супруга Екатерина Алексеевна не разлучается с ним ни на час, никуда не ездит и даже везет малыша в Венецию вместе с кормилицей и нянькой. По его словам, «сей ребенок желает все ея счастие и всю утеху» [17], и потому разлуку с ним она не выдержит.

Будучи весьма обеспокоен предстоящим путешествием, и в первую очередь здоровьем сына, С.Р. Воронцов решает еще до отъезда привить мальчику оспу, чтобы тот не мог заразиться ею в каком-нибудь трактире или «на почте». Как заботливый отец, он искренне сожалел, что болезнь Мишеньки не позволяет ему привезти сына к Роману Илларионовичу (граф Р.И. Воронцов, который скончался в ноябре 1783 года, так и не увидел своего внука, прославившего род Воронцовых).

В то же время семейные дела ни в коей мере не заслонили дел дипломатических. Семен Романович внимательно изучает материалы о Венеции, хранящиеся в Коллегии, делает выписки, много читает. Примерно через год после назначения он выезжает к месту своей службы. На проезд графу даны 7 тысяч, а также жалованье – 8 тысяч и по 600 рублей на почтовые и канцелярские расходы.

Неизвестный художник. Венеция. Мост Вздохов

Неизвестный художник. Вид Венеции

Назначение С.Р. Воронцова в Италию достаточно объяснимо. Семен Романович хорошо знал эту страну, имел там обширные связи[37 - Могла ли эта командировка состояться благодаря Г.А. Потемкину, желавшему удалить Воронцова из России? Это маловероятно. Вряд ли государственному деятелю понадобилось удалять из страны неопасного для него человека, вернув к тому же его на государственную службу. В то же время архивные документы свидетельствуют о деловых и светских отношениях между А.Р. Воронцовым и Г.А. Потемкиным, что могло сыграть свою роль в судьбе Семена Романовича. Сохранилась их переписка по таможенным вопросам в Польше и городах Черноморского побережья. Александр Романович Воронцов был одним из немногих, кто смел возражать в Совете Г.А. Потемкину. Пройдет время, и две славные фамилии породнятся.Казалось бы, все хорошо. Просьба С.Р. Воронцова о переводе в Лондон удовлетворена. Но жизнь внезапно вносит изменения в радужные планы. 25 августа 1784 года на его руках от скоротечной чахотки скончалась графиня Екатерина Алексеевна. 13 ноября в Пизу к Семену Романовичу приехал двоюродный брат его покойной супруги В.Н. Зиновьев, который нашел графа «в жалчейшем положении и печали неутешительной о потере Екатерины Алексеевны» [20]. Не решаясь оставить разбитого горем друга одного, В.Н. Зиновьев покидает Воронцова только 20 января 1785 года, через два дня после приезда к Семену Романовичу двоюродного брата графа И.И. Воронцова (1760–1791), которого нашел «человеком весьма любезным» [21].Три года, проведенные вместе с женой, С.Р. Воронцов считал счастливейшими в своей жизни. После ее смерти он серьезно заболел, что на несколько месяцев отсрочило его отъезд в Лондон. «Эта болезнь произвела перемену в моем характере и в моих физических силах, – писал он, – моя живость исчезла, и тело мое с тех пор не может переносить ни зноя, ни холода» [22].].

Граф С.Р. Воронцов, произведенный в 1783 году в генерал-поручики, будучи русским полномочным министром в Венецианской республике, жаждал активной деятельности. Но вскоре понял, что для нее в Венеции нет оснований. В июне того же года он жаловался на невольное бездействие в письмах к брату и просил того похлопотать о переводе [18]. С этой же просьбой он обращался к графу A.A. Безбородко и вице-канцлеру графу И.А. Остерману. В ответ для продолжения службы ему предлагают на выбор Лондон или Париж.

С.Р. Воронцов выбрал Лондон. Тому было несколько причин. Во-первых, это убеждение графа в том, что Англия более выгодный союзник для России, чем Франция; во-вторых, в Англии остались налаженные еще А.Р. Воронцовым связи; и, наконец, в-третьих, уверенность в том, что в Англии будет легче воспитывать детей – сына Михаила и дочь Екатерину.

В письме супругам Воронцовым от 19 марта 1784 года сестра графа Е.Р. Полянская писала: «Поздравляю тебя, друг мой, что ты покидаешь свою скучную Венецию. Мне сказали, что ты назначен в Англию… Княжна Дашкова просила меня, чтобы я сделала комплименты вам обоим, когда буду писать вам… Вы ничего не пишете о Мишеньке, говорит ли он? Я ему вышила кошелек… Прощайте, мои дорогие, мысленно обнимаю вас и моего дорогого Мишеньку и маленькую Катю, которую люблю от всего сердца, хотя ее еще и не видела» [19].

Л. Дессеме. Портрет Е.А. Воронцовой

Казалось бы, все хорошо. Просьба С.Р. Воронцова о переводе в Лондон удовлетворена. Но жизнь внезапно вносит изменения в радужные планы. 25 августа 1784 года на его руках от скоротечной чахотки скончалась графиня Екатерина Алексеевна. 13 ноября в Пизу к Семену Романовичу приехал двоюродный брат его покойной супруги В.Н. Зиновьев, который нашел графа «в жалчейшем положении и печали неутешительной о потере Екатерины Алексеевны» [20]. Не решаясь оставить разбитого горем друга одного, В.Н. Зиновьев покидает Воронцова только 20 января 1785 года, через два дня после приезда к Семену Романовичу двоюродного брата графа И.И. Воронцова (1760–1791), которого нашел «человеком весьма любезным» [21].

Три года, проведенные вместе с женой, С.Р. Воронцов считал счастливейшими в своей жизни. После ее смерти он серьезно заболел, что на несколько месяцев отсрочило его отъезд в Лондон. «Эта болезнь произвела перемену в моем характере и в моих физических силах, – писал он, – моя живость исчезла, и тело мое с тех пор не может переносить ни зноя, ни холода» [22].

С.Р. Воронцов называл себя «политическим новобранцем», которому предстояло изучить не только политическое устройство Англии, но и «<…> характеры лиц, стоявших во главе управления, а также и тех, кто мог занять их места (вследствие частых перемен министерства). Нужно было исследовать различные партии, которые, разделяя страну, имеют одна на другую взаимное воздействие.

Несмотря на трудности, – писал он далее в автобиографии, – я приложил все старания к изучению этого кажущегося хаоса, в основе которого кроется удивительный порядок. Я вменил себе в обязанность основательно ознакомиться с этой своеобразною страною, дабы иметь, при случае, возможность принести пользу моему Отечеству <…>» [23].

На долгие годы Англия станет для Семена Романовича его вторым домом. Он полюбит эту страну, ее государственное устройство, культуру. Здесь он даст образование своим детям, выдаст замуж дочь, и, наконец, здесь он обретет вечный покой.

Из истории русско-английских отношений

К моменту назначения С.Р. Воронцова в Лондон на дипломатическую службу отношения между великими державами были весьма непростыми (причинами послужили так называемый «вооруженный нейтралитет»[38 - В 1780 году русское правительство приняло Декларацию о вооруженном нейтралитете на морях, которую поддержало большинство европейских государств. В случаях нападения флота воюющей стороны на суда нейтральных стран те имели право вооруженной защиты. Таким образом, была сорвана попытка Англии организовать блокаду американского побережья, что объективно способствовало победе американской революции. С.Р. Воронцов был уверен, что система принесла России в области торговли значительные убытки, государство «потеряло в Англии естественного друга, не приобретая другого на место…» (Архив князя Воронцова. Кн. 9. С. 180).] 1780 года и укрепление позиций России на Черном море). К счастью, так было не всегда.

Средневековые летописцы сообщают, что при завоевании Англии датским королем Кнутом сыновья англосаксонского короля Эдмунда, убитого 30 ноября 1016 года, нашли себе прибежище при дворе Ярослава Мудрого. В историко-критическом комментарии к собственно правовой части так называемых «Законов Эдуарда Исповедника» (появившемся, скорее всего, до 1134 года) говорится не о двух, а об одном сыне короля Эдмунда – Эдуарде, который бежал «в страну ругов, которую мы называли Русией». В стихотворной хронике, приписываемой нормандскому поэту Шефрею Гаймару, написанной около 1150 года, при изложении событий 1016 года рассказывается, что сыновья убитого короля Эдмунда жили в изгнании в Дании, но, узнав, что король Кнут хочет от них избавиться, как от претендентов на отцовский престол, покидают Данию, едут на Русь, пересекают ее в пять дней и приезжают в Венгрию.

Сколько времени пробыли Эдуард и Эдвин при дворе Ярослава Мудрого, не известно, но мы знаем о последующей судьбе Эдуарда. Пробыв в изгнании около сорока лет, он в 1057 году вместе с сыном и двумя дочерьми вернулся на родину и умер в год своего возвращения, за десять лет до завоевания Англии норманнами.

Спустя десятилетия путь Эдуарда и Эдвина на Русь повторила дочь последнего англосаксонского короля – Гита Гарольдовна, ставшая женой Владимира Мономаха [1]. В то время Киевская Русь была государством, не знавшим жестких границ, которые появились (со всеми атрибутами: заставами, столбами, рогатинами, сторожками и т. д.) лишь в Московском государстве[39 - Русские князья постоянно выезжали за пределы Отечества, воспитывали детей у родственников в других странах и сами принимали на воспитание иностранных принцев или принцесс. До XII века все Рюриковичи знали скандинавские языки, а начиная с Владимира Мономаха князья говорили, а некоторые даже и писали по-гречески. Дети, рожденные от дочерей половецких ханов, изъяснялись и на кипчакском языке, поэтому в большинстве случаев в переговорах с половцами переводчик был не нужен. Некоторые князья в XII–XIII веках знали латинский и немецкий, как, например, Даниил Романович Галицкий. Владение Рюриковичей двумя-тремя, а иногда четырьмя-пятью языками было естественным явлением.Кроме того, княжичи уже в детском возрасте присутствовали на военных советах и переговорах, участвовали в боевых действиях. Beликие киевские князья были готовы и технически, и психологически заниматься решением внешнеполитических проблем.Владимирские и московские князья жили и воспитывались уже в других условиях, чем киевские. С ними соседствовали русские государства, а ближайшей заграницей была Орда.].

В XV веке Московское государство приблизилось на Западе к границам иностранных государств – Литвы, Польши, Немецкого (Тевтонского) и Ливонского орденов, а на юге стало ближе к Молдавии и территориям крымского хана и турецкого султана [2]. До создания особого внешнеполитического ведомства, учреждения, призванного заниматься вопросами отношений с другими государствами, великие московские князья установили (к 1549 году) регулярные отношения почти с двадцатью иностранными государствами. Успешнее всего налаживались контакты с дальними странами. Ближайшие соседи – Швеция, Польша, страны Прибалтики – вели враждебную политику по отношению к Москве, и поэтому дипломатические отношения с ними отсутствовали вплоть до конца XV – начала XVI века [3]. Если с непограничными западными государствами Москва обменивалась новинками в области техники и служилыми людьми (военными, строителями, архитекторами, медиками), то со Швецией, Литвой и Ливонией она вступала в отношения «поневоле». С азиатскими государствами общение строилось иначе. Нейтрально-добрососедские отношения поддерживались с агрессивными государствами-соседями – этого требовал исторический опыт общения с ними [4].

С 1469 года по 1518 год Московское государство установило дипломатические отношения (начало первых внешнеполитических контактов) с папским престолом (Римской курией), Данией, Венгрией, Венецией, Польшей, Ливонией, цесарским двором, епископством Любекским, Литвой, Испанией, Ганзой, Швецией, Пруссией, Францией.

В середине XVI века английские деловые люди стали искать новые рынки сбыта своих товаров. Так, целью компании Mystery было не только открытие пути в Китай и Индию через северные страны, но и налаживание торговых отношений с последними.

Показательна судьба экспедиции, покинувшей Лондон 11 мая 1553 года. Из трех кораблей, застигнутых бурей, уцелел лишь один, на котором находился выдающийся мореплаватель Британии Ричард Ченслер. В грамоте, которую он имел при себе, содержался призыв английского монарха Эдуарда к будущим партнерам – «правителям северных стран» – развивать торговлю. Ченслер собрал много сведений о России и русских и по возвращении из экспедиции написал книгу «О великом и могущественном царе русском и великом князе Московском». Отныне «неведомая Московия» была открыта, и теперь следовало налаживать выгодные отношения с ней. В 1555 году в Англии учреждена Московская компания – общество для торговли с Россией, Персией и северными странами. А Р. Ченслера вновь отправляют в Москву. В Первопрестольной его принимают как посла ее величества английской королевы. В ответ Иван IV назначает своего посла в Англию. Это стало началом дипломатических отношений между двумя странами.

Первый английский посол сумел достичь многого. Он добился беспошлинной торговли для английских купцов. В Москве им был подарен двор у церкви Максима Исповедника, разрешено завести торговые дворы в Холмогорах и Вологде.

Вместе с Ченслером, который возвращался домой, в Англию отбыл первый русский посол дипломат Осип Непея. У берегов Шотландии во время крушения, когда на дно пошли три корабля, Р. Ченслер погиб вместе со своим сыном. Русскому послу удалось спастись. Ему устроили великолепную встречу. За 12 миль от столицы его приветствовали 80 английских купцов в роскошных костюмах, а в самом Лондоне встречали более 100 членов Общества москвитов, лорд-мэр города.

Королева Мария разрешила русским купцам беспошлинно продавать товары в Англии и выделила в Лондоне здание для «приличного торга» русскими товарами. Осип Непея впервые в истории русско-английских отношений вручил свои «верительные грамоты» королеве, в которых Иоанн IV просил королеву выслушать рассказ посла и «дать веру тому, что он скажет» [5]. После приезда русского посла королева отправляет в Москву адмирала Антона Дженкинсона. Английский дипломат жил в Москве. Он совершил также путешествие по Волге до Астрахани, побывал в Туркмении.

Вступившая на английский престол в 1558 году Елизавета I для укрепления отношений с Россией вновь отправляет в 1561 году А. Дженкинсона в Москву. Из-за бездействия московских чиновников, возможно умышленного, послу далеко не сразу удалось добиться приема у царя, занятого борьбой с боярством, которое желало в случае беды искать убежище в Англии. Вопрос об обретении подобного убежища ставил Елизавету I в весьма неловкое положение. Отказ в предоставлении его мог нарушить торговые отношения между странами, а потому новому английскому посланнику Томасу Рандольфу доверялось довести мнение королевы по столь щепетильному вопросу устно и как можно в более мягкой форме.

Из-за разгула террора в Москве посол несколько месяцев не мог попасть в город, а когда ему разрешили въехать в столицу, то посадили на семь месяцев под домашний арест. Прием у русского царя оказался не менее удивительным. Послу не дали лошадей, но потребовали быть во дворце в восемь часов утра. Царь настаивал на удовлетворении своих требований и для глубокого их разъяснения отправил в Лондон нового посланника Совина. Однако, несмотря на обещания царя, что вся Россия будет у ног английской королевы, союз, грозивший сокрушением торговли, ей был не нужен.

Послам нередко приходится решать весьма деликатные вопросы, связанные с личной жизнью своих правителей, которая подчас становится одним из направлений их государственной деятельности. Сохранив собственную свободу, Елизавете I пришлось сражаться за свободу Марии Гастингской графини Голтингтонской, руку которой просил у нее русский царь. Для улаживания дела она направила в Москву опытного дипломата Джереми Боуса. Его задача – объяснить царю, что невеста больна и вряд ли выдержит столь длительное путешествие. К тому же родители Марии не дают согласия на ее переход в православную веру. Посол должен был также сообщить, что сам Иоанн Грозный может приехать в Англию и удостовериться в этом, когда пожелает. Неизвестно, чем бы закончилось для русско-английских отношений это сватовство, но 17 марта 1584 года царь скончался.

У последнего английского посланника отношения с Иоанном IV были весьма непростыми, однажды царь даже «прибил его» [6]. Уезжая из страны, Боус выбросил в Холмогорах послание Федора Иоанновича Елизавете I, в котором перечислялись льготы для английских купцов. Британская королева обвинила нового царя в том, что к англичанам относятся в Москве хуже, чем к другим иностранцам. Отношения между Россией и Англией предстояло выстраивать заново. Елизавета устроила личную встречу двух послов. Русский посланник оказался на высоте и сумел объяснить, что в выброшенном Боусом послании содержалось сообщение о больших льготах для английских купцов.

Борис Годунов, будучи правителем России при царе Федоре Иоанновиче, многое сделал для восстановления добрых отношений между странами. Он называл Елизавету «своей любимой сестрой» и делал все возможное для создания льготных условий английским купцам, которые нашли на Востоке «обширное поле» для выгодной торговой деятельности. Но когда до русского двора дошли слухи о том, что англичане помогают султану в борьбе против цесаря, Россия сделала Англии «преставления по этому вопросу». На что Елизавета I в грамоте, присланной русскому царю с Франциском Череем в 1598 году, пишет, что эти слухи ложны, распускаются они папскими и цесарскими послами. Однако ее объяснения не удовлетворили русское правительство. На Руси знали о политических маневрах Великобритании на юге Европы.

Главное, что объединяло южных соседей России, – это мусульманская вера. Идею единства всех народов, исповедовавших ислам, олицетворял султан. В XVI веке турецкий султан – сильнейший и опаснейший из «бесерменских царей». И потому русское правительство не могло не относиться к нему с величайшей настороженностью, ибо Османская империя представляла угрозу всему христианскому миру.

В то же время английская Реформация, положившая конец враждебной политике Англии по отношению к Турции, стала искать в ее лице союзника против отдельных католических государств.

Новому российскому послу в Англии Г.И. Микулину было поручено выяснить, «как ныне Елизавета королевна с цесарем и с турским… и турскому на цесаря ныне помогает ли людьми или казною… и вперед у королеве что умышление, с которыми государи хочет быть в миру и с которыми воеватися или с турским мириться, и ему помогает; о том о всем проведывать себе тайно и, записывати и приехав сказати государю… Борису Федоровичу всеа Русии» [7]. На торжественной аудиенции Микулину поручалось вручить «верющую грамоту» и, известив о воцарении на русский престол Бориса Годунова, пристыдить королеву и призвать к союзу с христианскими государствами против Турции.

В 1600 году дворянин Григорий Иванович Микулин, подьячий Иван Зиновьев, переводчик Андрей Грот и с ними «21 человек людей их, в числе которых был один священник-монах» отправились в Англию [8]. Выйдя 16 августа из Архангельска в море, они на 33-й день пришли к городу Гревзенду в устье Темзы. На его набережной посла встретили «того городка приказный человек и с ним посадских людей человек двести». Под звук пушечной стрельбы с крепости и кораблей его и свиту проводили до подворья.

В Лондон Г.И. Микулин отправился на королевских судах, приветствуемый по пути следования множеством народа. На берегу посла встретил лорд Харберт Пембрук, в сопровождении членов королевского двора и королевских телохранителей. После торжественного приветствия члены посольства в королевских «кочах» (каретах) были доставлены на посольское подворье, куда королева прислала своего повара и серебряную посуду.

14 октября состоялась аудиенция у королевы, на которой по настоянию Микулина не присутствовали послы других государств. При входе посланника в тронный зал Елизавета I встала и, «отошед от места в сажень», выслушала его приветствие. Затем она поклонилась и, спросив о здоровье государя, государыни, великой княгини Марьи Григорьевны и царевича Федора Борисовича, взяла из рук посла «кредитованную» грамоту и сидя выслушала его «наказныя речи». В них царь подтверждал свои намерения находиться в дружеских отношениях с королевой, но при этом желал, чтобы она не помогала турецкому султану «против христианских государей» [9].

В ответной речи Елизавета выразила радость по поводу воцарения на русском престоле Бориса Годунова, который всегда был «милостив к ея подданным», заметив при этом, что ни с кем из христианских правителей у нее нет «такой братской любви <…> и крепкой дружбы», как с русским государем. Она похвалила привезенные русскими «поминки» (сорок четыре соболя) и, пригласив посла сесть, стала расспрашивать его о путешествии. В завершение приема королева приняла от него текст речи и пообещала дать ему возможность совещаться про «иныя дела» с ее советниками. Передав царскую грамоту сэру Роберту Сеселю, Елизавета отпустила посланника [10].

«Прикушав овощей и вина» в одном из залов дворца, Г.И. Микулин со свитой вернулся на подворье в том же церемониальном порядке, что прибыл во дворец. Прием русского посланника был торжественным, с соблюдением всех правил этикета. Благодаря вниманию королевы русский посол присутствовал на всех дворцовых праздниках. 17 ноября 1600 года, в годовщину вступления Елизаветы I на престол, он был приглашен на вечер к королеве и видел турнир, посвященный этому событию: «Королевину потеху, как пред нею билися-съезжалися меж себя князи и боярские дети и дворяне в полных доспехах, верхами». На этом торжестве отсутствовали послы других государств.

В праздник крещения за обедом Г.И. Микулин сидел слева от королевы за отдельным столом, притом что все остальные присутствующие в палате гости угощались стоя. После обеда у королевы он получил приглашение на обед к лорду-мэру Лондона. Но так как тот не согласился уступить ему первое хозяйское место, русский посланник на обед к нему не поехал.

В те дни знаки особого почтения Елизаветы к Г.И. Микулину следовали буквально один за другим. Она жалует его собственноручно застреленным оленем, приглашает на праздник ордена Подвязки (притом что он просит, чтобы в одно с ним время не было послов других государств) [11]. Ему предложено охотиться в королевских заповедных островах, куда никому не разрешалось въезжать, включая знатных господ и иностранных послов.