Российское церемониальное застолье. Старинные меню и рецепты императорской кухни Ливадийского дворца

Господарь Молдавии Иоанн решил обратиться к казакам за помощью в защите от набегов турок и татар. За обеденным столом Иоанн преподнес блюдо гостям со словами: «Они доставят вам отдохновения от путевых трудов, омоют дорожную пыль вашу». Но когда царь сдернул салфетку, то «вместо ожидаемой вкусной снеди казацкие посланники увидели груду червонцев. Казаки гордо ответствовали господарю, что «пришли к нему не за златом, а за славою, желая сразиться с врагом христианства», и отказались от денег.

После присоединения Украины к России русская дипломатия выражала недовольство Богдану Хмельницкому по поводу его дружбы с королем Швеции. Чтобы смягчить отношения, гетман пригласил послов русского царя Ф. Бутурлина и В. Михайлова отобедать с ним. Получив отказ, гетман вновь просит послов сесть за его стол. Бутурлин и Михайлов отвечают: «По милости его царского величества изготовлен у нас обед дома!» Хмельницкий продолжает их уговаривать, ссылаясь на то, что предшественники не брезговали их угощением и что отказ Бутурлина и Михайлова гетман воспринимает как царскую немилость. Послы согласились, и, несмотря на то что после пиршества переговоры были сложными, обе стороны все больше склонялись к взаимным уступкам.

Характер русской трапезы зависел от того, на какой день – постный или скоромный – она приходилась. Обычно царские пиры проходили в Грановитой палате Кремля. Из кухни кушанья приносили в буфетную, устроенную в ее сенях. Поставцы (ящики с полками) с драгоценной посудой размещали в середине палаты вокруг четырехгранного столба. Вдоль стен стояли лавки, перед ними – длинные столы, на которых в начале трапезы находились сосуды с уксусом, перцем, солью.

До середины XVI в. прибывшего дипломата после первой аудиенции, как правило, приглашали к столу. Количество повторных приглашений зависело от политической ситуации, хода переговоров.

К этому времени столовый церемониал московского двора достиг своего расцвета. Расположение столов, за которыми сидели обедающие, напоминало расположение лавок в приемной палате, но точкой отсчета здесь был не трон, а царский стол. Справа от него находился наиболее почетный «болший» стол. «Кривой» стол ставился слева от царя и имел форму «глаголя». Та его часть, что находилась напротив царского стола, носила название «окольничье место» и считалась наименее почетной.

В XVII в. на подворье к гонцам блюда посылались зачастую даже не с кухни царя, а «с яму» (из трактира), хотя и от имени царя.

Московская улица. XVII в. Художник А.П. Рябушкин

Имело значение не только то, за каким столом размещались гости, но и его сторона. Более «честным» было размещение «в лавке», то есть у стены, лицом к залу. «В лавке» обычно сидели послы, а лицом к стене, «в скамье», рассаживались их приставы. На предполагавшемся съезде монархов, переговоры о котором вело литовское посольство, членам Литовской рады предназначалось место «в лавке», а Польской – «в скамье».

Послы сидели не все вместе, а по отдельности, в окружении лиц, равных им по статусу. На обедах в Москве «подача» главе посольства следовала обычно после бояр, «меньшим» послам – после окольничьих, посланникам – после «больших дворян», гонцам – с «детьми боярскими». «Подача» – отправление обедавшему еды и питья от имени царя – демонстрировала определенное место в придворной иерархии. «Подача» была торжественным актом – название блюда объявлялось вслух, присутствовавшие вставали.

К XVI в. столовый церемониал московского двора окончательно формализовался. Посольские обеды длились по пять-шесть часов, что было вызвано непрерывным потоком церемоний – «подач», здравиц и т. д. Количество и качество посуды зависело от политической обстановки и отношения к посольству.

На Руси XVII в. даже на свадьбах мужчины и женщины сидели в разных комнатах. Женщины не имели права вступать с мужчинами в беседу и без разрешения мужа показываться на людях (разве что в церкви). Хозяин дома выводил свою жену и детей к гостям лишь в знак особого уважения. Жена подносила гостю чарку водки и тут же удалялась в свои покои. Один из современников отмечал, что «никакой музыки на вечеринках не бывает; над танцами нашими смеются, считая неприличным плясать честному человеку».

Одна из первых сохранившихся записей торжественного брачного пира гласит:

«Подано царю Алексею Михайловичу в сенник во время бракосочетания с Натальей Кирилловной Нарышкиной:

Квас в серебряной лощатой братине,

да с кормового двора приказным еств:

Папарок лебедин по шафранным взварам,

ряб окрошиван под лимоны,

потрох гусиный,

порося жаркое,

гусь жаркой,

куря в колье с лимоны,

куря в лапше,

куря в щах богатых,

да про государя же и про государыню царицу подаваны хлебные ествы:

перепеча крупиечатая в три лопатки недомерок,

чет хлеба ситного,

курник подсыпан яйцы,

пирог с бараниною,

блюдо пирогов кислых с сыром,

блюдо жаворонков,

блюдо блинов тонких,

блюдо пирогов с яйцы,

блюдо сырников,

блюдо карасей с бараниной,

Потом еще:

пирог росолъный,

блюдо пирог росолъный,

блюдо пирогов подовых,

на торговое дело

коровай яицкий,

кулич недомерок и проч.».

В допетровские времена мы знавали: пиво, квасы, морсы, меды, чай, водки. Для царя и бояр из-за границы привозили вина. В Новое время к ним добавились шампанское, коньяки, ликеры, пунш, ром, кофе и какао.

19 февраля 1699 г. в Москве в Лефортовском дворце прощальная аудиенция бранденбургского посла завершилась пиром с участием женщин. Гости шумно веселились, танцевали, а из соседней комнаты, чуть раздвинув пышные занавески, на них смотрели восьмилетний царевич Алексей и сестра Петра Великого Наталья Алексеевна. «Этот день, – сообщает в своем дневнике секретарь австрийского посольства Иоганн Корб, – сильно ослабил суровость обычаев русских, которые не допускали доселе женский пол на общественныя собрания и веселыя пиршества; теперь же некоторым позволено было принять участие не только в пиршестве, но и в последовавших затем танцах».

Празднество свадьбы князя-папы и маскарад в Петербурге (по случаю Ништадтского мира 10 сентября 1721 г.). С литографии XVIII в.

Ф. Берхгольц состоял в свите герцога Голштинского Карла-Фридриха, прибывшего в Санкт-Петербург просить руки дочери Петра Великого Анны Петровны. Ф. Берхгольц оставил яркое описание свадьбы княжны Лобановой и графа Пушкина, произошедшей в 20-х гг. XVIII в. Согласно обычаю, для распоряжений на свадьбе избирался из почетных лиц «маршал», которому подчинялись шаферы. После приезда из церкви «маршал» встречал молодых и усаживал за пиршественные столы под балдахины. Балдахин невесты украшали венком из цветов, который осенял и головы ее подружек. Накрывались два стола для жениха, за которым пировали мужчины, и отдельно для невесты и для дам. После молитвы начинался обед, по окончании которого «маршал» и невеста открывали бал полонезом. Он завершался в 11 часов церемониальными танцами и проводами молодых. «Маршал», затем жених и невеста, а потом все родственники и гости (за исключением холостых), сделав несколько туров под музыку, отправлялись с зажженными свечами-факелами в спальню невесты, где всех угощали сластями.

Как вспоминал один из сподвижников Петра I А.К. Нартов: «Петр Великий не любил никакой пышности, великолепия и многих прислужников… <…> Кушанье его было: кислые щи, студени, каша, жареное с огурцами или лимонами солеными, солонина, ветчина, да отменно жаловал лимбургский сыр… <…> Водку употреблял Государь анисовую, обыкновенное питье – квас, во время обеда пил вино Эрмитаж, а иногда венгерское; рыбы никогда не кушал; за стулом стоял всегда один из дневальных денщиков; о лакеях же говаривал: «Не должно иметь рабов свидетелями того, когда хозяин ест и веселится с друзьями. Они – переносчики вестей, болтают то, чего не бывало».