Да будет день!

Как всегда, у Цветаевой муки душевные преобразуются в муки творчества, в новый невероятный подъем. «Поэма Горы», «Поэма Конца». Она продолжает переписку с Пастернаком.

Именно он помог напечатать в России несколько стихотворений Цветаевой, в том числе обращенное к нему: «В час, когда мой милый брат…» Никто, кроме него, не захотел или не осмелился это сделать.

За границей же Цветаеву печатали почти все известные газеты и журналы. И все же в творчестве ее явно наметился спад, усталость. Все это усугубляется тяжелым бытом.

И вот… в начале февраля 1925 года у нее рождается долгожданный сын. Он – весь в Марину. Эфрон так и называет его – «маленький Марин Цветаев», по его же просьбе ребенку дают имя Георгий. А домашние будут звать его Мур.

На какое-то время Мур занимает ее всю, кроме творчества, конечно. Сын поддержал в ней желание жить.

Цветаева пишет «Крысолова», на мотив известной немецкой сказки.

Поздней осенью 25-го года она с детьми переезжает в Париж, который, как и Прага, встретил их бедностью. «Столица мира» поразила Марину не столько поверхностным блеском и красотой, сколько «дном», трущобами, в которых им пришлось жить. Вскоре к ним присоединяется Сергей Эфрон.

Одна отрада – русский Париж восторженно принял Цветаеву. Вечера, встречи, публикации. И вместе с этим – критические отзывы недоброжелателей, зависть.

Общение с Пастернаком дало возможность начать уникальную переписку: Марины, Бориса – и Райнера Марии Рильке. Это была перекличка трех гениев, поэтов-лириков.

Внешняя жизнь, простая и без событий, с лихвой компенсировалась жизнью внутренней. Конечно, Марина вновь «влюбилась» – в Рильке, иначе она не могла. И если Пастернаку она писала как «брату», то в письмах Райнеру Марии она вновь воспламенила все свои чувства.

Переписка постепенно заглохла, вначале из-за размолвок с Пастернаком. А в 1926 году умер Рильке.

В 28-м году, в Париже, состоялась встреча Цветаевой и Маяковского. Она подарила ему свою книгу с надписью: «Такому, как я, – быстроногому!»

И два года спустя, откликнувшись на смерть Маяковского, она пишет: «Величайший поэт революции (слова газеты) – и влюбленный самоубийца – два взаимоисключающих начала, два существа, столкнувшись между собой, дали „короткое замыкание"…»

Отъезд в Россию, в Советскую Россию, морально подготавливался годами. Сергей Эфрон не только мечтал о возвращении, но и не сомневался в нем. Мур буквально бредил Россией, читал советские детские книги, не любил французов.

Сама Цветаева писала: «Моя неудача в эмиграции – в том, что я не – эмигрант, что я по духу, т. е. по воздуху и по размаху – там, туда, оттуда».

И в то же время: «Не в Россию же мне ехать?! где меня (на радостях!).. упекут… Я там не уцелею».

В это же время, в 31-м году, Сергей Эфрон хлопочет о советском гражданстве.

Все острее чувствовала Цветаева нелюбовь к себе эмиграции. В России жила сестра Анастасия, которая остаток жизни посвятит памяти Марины.

Цветаева пишет: «Чувствую, что моя жизнь переламывается пополам и что это ее – последний конец».

Показательно, что именно в эти последние годы во Франции, накануне мучительного отъезда в Россию, она пишет эссе «Мой Пушкин». Пушкина она переводит на французский, Пушкин для нее – вечно живой, осязаемый, так же, как Пастернак или Маяковский, ее первая поэтическая любовь…

Вначале в Москву уезжает Аля – навстречу «светлому будущему», в которое она так верила. Она никогда в дальнейшем не жалела об этом поступке, даже побывав в заключении в советском лагере и в ссылке.