Юность Розы

– Нет, мэм! Ты разве не знаешь? Я капитан бейсбольной команды «Звезда»! Смотри! – Джейми со значительным видом, словно речь шла о деле государственной важности, распахнул куртку: на гордо выпяченной груди красовался красный фланелевый щит в форме сердца, украшенный белой хлопчатобумажной звездой величиной с блюдце.

– Великолепно! За время путешествия я и забыла, что есть бейсбол! Значит, ты капитан? – воскликнула Роза, искренне восхищенная успехами маленького кузена.

– Именно! О, это не шутки, мы играем, как взрослые: и зубы выбивали, и синяки получали, а один раз я даже палец вывихнул! Приходи в парк, будет матч с часу до двух, сама все увидишь! – похвастался Джейми и, сгорая от нетерпения продемонстрировать свои таланты, добавил: – Пойдем на лужайку, я научу тебя бить по мячу!

– Нет, спасибо, капитан! Трава мокрая, а ты из-за нас в школу опоздаешь.

– Подумаешь, трава! Ты раньше не боялась слегка промочить ноги и здорово играла в крикет, хоть от девчонок обычно мало толку. Теперь тебе нельзя? – Мальчик с жалостью взглянул на бедное создание, лишенное суровых радостей настоящего мужского спорта.

– Ну, бегать я пока не разучилась, и спорим: буду у ворот первая! – Роза бросилась вниз по ступеням; ошеломленный Джейми не сразу последовал за ней.

Мальчик быстро сел в повозку, однако у Розы было преимущество, и хотя старый шетлендский пони старался изо всех сил, она достигла цели первой и стояла, смеясь и тяжело дыша, раскрасневшаяся от прохладного октябрьского воздуха, радуя глаз подъезжающей группе джентльменов.

– Молодец, Роза! – сказал Арчи, вылезая из коляски, чтобы пожать сестре руку; Уилл и Джорди приветственно махали, а дядя Мак смеялся над Джейми, недооценившим женский пол.

– Ой, хорошо, что это вы, а то я в таком виде!.. Я так рада вернуться домой, что словно вернулась в детство! – воскликнула Аталанта[3 - Аталанта – героиня древнегреческой мифологии, знаменитая своей красотою и быстротою в беге.], поправляя прическу.

– С распущенными волосами ты похожа на прежнюю девочку! Я только сейчас понял, как мне ее не хватало!.. Как поживают дядя и Фиби? – спросил Арчи, поглядывая поверх головы Розы на веранду, где виднелся женский силуэт в обрамлении красных вьюнков.

– Хорошо, спасибо! Может быть, зайдешь и сам проведаешь?

– Нельзя, дорогая, никак нельзя! – вмешался дядя Мак, выуживая из кармана часы. – Дела, знаешь ли… Арчи – моя правая рука, я без него ни минуты не могу! Все, старина, пора ехать, а то эти двое опоздают на поезд!

Арчи отбыл, оглядываясь на светловолосую фигуру у ворот и темноволосую в беседке, а Джейми припустил следом, заедая поражение вторым яблоком.

Роза медлила, ей хотелось нанести визиты всем тетушкам по очереди, но нужно было вернуться домой за шляпкой. Веселый возглас: «Эй, на палубе!» заставил ее поднять голову, Мак приближался быстрым шагом и размахивал шляпой.

– От Кэмпбеллов сегодня отбоя нет! Ты похож на старательного школьника! Учишь уроки по дороге? – сказала Роза, подбегая.

Под мышкой у Мака торчала книга, он, вероятно, не оставил привычки читать на ходу.

– Вот моя школа, лучше ее нет! – ответил Мак, указывая букетом пушистых астр на чудесный осенний пейзаж и яркие цвета под мягкими солнечными лучами.

– Кстати, вчера я ничего не узнала о твоих планах. Остальные говорили без умолку, а ты лишь изредка вставлял слово. Кем ты хочешь стать, Мак? – спросила Роза, пока они бок о бок шли по дорожке к дому.

– Прежде всего, человеком и желательно порядочным. А дальше – на все воля божья.

Что-то в его тоне и словах заставило Розу быстро поднять глаза, и она увидела на лице Мака новое выражение. Она не смогла бы его описать, но ей почудилось, будто тучи разошлись, и между ними показалась вершина горы, сияющая и недоступная на фоне синего неба.

– Ты, наверное, станешь выдающимся человеком. Ты и сейчас… такой величественный, когда на лицо падает свет, а над головой смыкаются желтые листья! – воскликнула Роза с восхищением, которого раньше не испытывала, ибо всегда находила Мака наименее красивым из кузенов.

– Выдающимся вряд ли, однако у меня есть мечты и стремления, и некоторые из них довольно амбициозные! Знаешь, если хочешь чего-то достичь в жизни – нужно метить высоко и не сдаваться! – сказал он, глядя на астры с таинственной улыбкой, словно цветы знали некую тайну.

– Ты еще более странный, чем прежде! Честолюбивые планы – это похвально, и надеюсь, ты их реализуешь. Но не пора ли начать? Разве ты не собираешься обучаться медицине у дяди, как мы планировали?

– Собираюсь, по крайней мере, пока… Ты совершенно права, человеку необходим якорь, чтобы не улететь в мир фантазий. Мы с дядей вчера поговорили, и я незамедлительно приступлю к учебе – довольно витать в облаках!

Мак, встряхнувшись, отбросил астры и вполголоса продекламировал:

«Я тратил время не напрасно,
Цветы я собирал в лесу.
В руке моей не просто астры,
Я свет и мудрость вам несу»[4 - Отрывок из стихотворения Ральфа Эмерсона (1803–1882) – американского писателя, поэта и философа.].

Роза услышала и, улыбнувшись, подумала: «Вот и Мак становится романтиком, а тетушка Джейн наверняка его за это ругает. Как же быстро мы выросли!»

– Ты, похоже, не слишком рад, – сказала она вслух.

Мак с сожалением засунул томик Шелли в карман, и величественное выражение исчезло с его лица, будто и не было снежной вершины между тучами.

– Отчего же, врач – прекрасная профессия, а лучшего учителя, чем дядя, не найти. Я последнее время разленился, давно пора заняться чем-нибудь полезным! – С этими словами Мак скрылся в кабинете, а Роза отправилась в комнату тетушки Изобилии, где нашла Фиби.

Добрая старушка после долгих сомнений сделала трудный выбор, остановившись на одном из шести любимых рецептов пудинга, и ничто не мешало ей предаться чувствам – едва Роза вошла, тетушка, протянув руки, ласково позвала:

– Присядь ко мне на колени, девочка моя, а то я никак не поверю, что ты вернулась! Нет-нет, ты ничуть не тяжелая, и ревматизм обычно разыгрывается к ноябрю, поэтому сиди спокойно, дорогая, и обними меня покрепче!

Роза послушалась, и несколько мгновений старушка молча обнимала внучатую племянницу, словно хотела возместить два года разлуки. Однако, увидев, как Фиби незаметно отходит к двери, она разомкнула объятия и вновь протянула руку.

– Не уходи, дорогая, на коленях я вас обеих не удержу, но в моем сердце достаточно места! Как чудесно, что мои девочки вернулись домой целые и невредимые, я сама не своя от радости! – сказала тетушка Изобилия, крепко обняв Фиби, и та больше не чувствовала себя лишней, а черные глаза заблестели счастливыми слезами.

Розовощекая старушка с новыми силами вернулась к хлопотам.

– Ну вот, обняла вас, и хорошо стало! Роза, приведи в порядок мой чепчик, пожалуйста, – вчера раздевалась впопыхах и вытянула тесемки. Фиби, деточка, протри пыль, как ты умеешь, а то никто, кроме тебя, не может так аккуратно расставить все мелочи!

– Здесь тоже? – спросила Фиби, заглядывая во внутреннюю комнату, где многократно делала уборку в былые годы.

– Нет, дорогая, я сама… Загляните, если хотите, там все по-прежнему. Пойду займусь пудингом! – дрогнувшим голосом сказала тетушка и поспешно засеменила прочь – даже слово «пудинг» прозвучало грустно.

Девочки застыли у входа, словно на пороге святилища, и сквозь пелену слез смотрели на знакомую комнату, где во всем ощущалось присутствие кроткой хозяйки. Старая герань на подоконнике, освещенная солнцем; мягкое кресло на привычном месте, белый плед на подлокотнике, потертые тапочки на полу. Книги и корзинка с рукоделием, вязанье и очки – все было, как раньше, а главное – осталось прежним царившее в комнате умиротворение, и девочки невольно обратили взгляд на кровать, будто ожидая увидеть привычную улыбку тетушки Идиллии. Милое личико старушки на этот раз не сияло среди подушек, и по юным щекам заструились слезы – но не о той, что ушла, а о той, что осталась. Сестринская любовь оказалась сильнее смерти, а ничем не примечательные при жизни вещи обрели особый смысл и красоту.

Потрепанная скамеечка для ног еще стояла рядом с кроватью, а на белом диване с высоким ворсом осталась вмятина на том месте, где тетушка Изобилия каждый вечер преклоняла седую голову, читая молитвы, которым учила ее мама семьдесят лет назад.

Гостьи, не сказав ни слова, аккуратно прикрыли дверь. Фиби расставляла безделушки с особенной тщательностью, а Роза подшивала скромный белый чепец, на котором больше не колыхались розовые и желтые банты, и обе чувствовали, что удостоились большой чести и стали лучше, соприкоснувшись с беззаветной любовью и набожностью, которые наполнили светом жизнь доброй старушки.

– Дорогуша, какое счастье, что ты вернулась! Знаю, сейчас непростительно рано, но я не могла ждать ни минутки! О, позволь помочь тебе разобрать вещи, я должна на них посмотреть! Я видела сундуки, когда вы проезжали, там, должно быть, столько всего интересного! – на одном дыхании выпалила Анабелла Блисс час спустя, обнимая Розу и оглядывая комнату в поисках нарядов и безделушек.

– Как ты похорошела!.. Садись, я покажу тебе фотографии – они замечательные! Дядя выбрал лучшие! – Роза положила на стол стопку и стала оглядываться в поисках остальных снимков.

– О, спасибо! Но на фотографии нужно время, а я тороплюсь… Лучше покажи парижские платья, безумно любопытно, что сейчас носят! – Анабелла с надеждой и вожделением взглянула на большие коробки.

– У меня нет парижских платьев, – ответила Роза, с сожалением убирая снимки.

– Роза Кэмпбелл! Ты хочешь сказать, что не купила в Париже ни одного платья? – возмущенно воскликнула Анабелла.

– Для себя нет. Тетя Клара заказала несколько и с удовольствием покажет, когда прибудет ее багаж.

– Упустить такой шанс! Быть в Париже и с деньгами! Твой дядя непростительно жесток!.. – сочувственно вздохнула Анабелла.

Роза не сразу поняла, о чем идет речь, а затем, приняв слегка высокомерный вид, снисходительно показала подруге коробку с кружевом и ответила: