Лизочкино счастье

– Павлик, Павлик! – вскричал в ту же минуту господин Сатин с отчаянием в голосе. – Зачем ты сам отворяешь двери, Павлик? Разве не могла этого сделать Матрёна или кто-нибудь из старших детей? Ты простудишься, заболеешь, схватишь, чего доброго, какую-нибудь болезнь! Ах, Павлик, Павлик, что ты делаешь с твоим бедным папой! – заключил с дрожью в голосе взволнованный Павел Иванович.

– Я хотел только посмотреть на новенькую девочку, папа, – спокойно отвечал маленький толстяк, нимало не смущаясь, по-видимому, испугом отца. – Мэри говорит, что у новенькой шишка на носу, как грецкий орех, и что она будет играть поэтому роли всех карлов и гномов.

– Твоя Мэри лгунья, – сердито проворчал несколько успокоившийся директор, – я привёл хорошенькую, миленькую девочку, которой с сегодняшнего дня передаю все роли Мэри. А чтобы твоя Мэри злилась недаром, заставлю её играть всех злых волшебниц и колдуний. Это к ней куда больше подойдёт, нежели её прежние роли, – заключил совсем уже сердито Сатин. – Ну, Лизок, – разом меняясь от ласковой улыбки, прояснившей его лицо, обратился он к девочке, – давай твою лапку Павлику и пойдём знакомиться с остальными детьми.

Длинным тёмным коридором, сплошь заставленным шкапами с блестящими, шитыми золотом и серебром театральными костюмами детей, Лиза прошла за руку с Павлом Ивановичем и его бутузиком-сыном в большую светлую комнату, где около полутора десятка детей – мальчиков и девочек – сидели вокруг длинного стола, шёпотом читая что-то про себя по толстым тетрадкам, положенным перед каждым из них.

Худая высокая дама в синих очках и тёплой шали сидела в конце стола и вязала шарф из красной шерсти.

– Вот и моя маленькая труппа, – сказал, входя в комнату, директор, обращаясь к Лизе, – поздоровайся с твоей новою начальницею, Анною Петровною Сатиной, и обойди всех твоих будущих товарищей и подруг. Они будут рады подружиться с тобою.

Лиза немедленно исполнила его желание, подошла к даме в очках и присела перед нею, как учила её мама.

– Здравствуй, девочка, – произнесла дама, не переставая вязать и оглядывая стоящую перед нею Лизу поверх синих очков быстрым и проницательным взглядом. – Да какая ты худенькая, однако… Что с тобою? Она, должно быть, больна, Павел. Зачем же ты привёл больную девочку? – строго спросила директорша, обращаясь к мужу.

– О, что ты, Анюта, – поторопился тот успокоить жену, – девочка и не думает быть больною. Просто она исхудала в хлопотах во время болезни её матери.

– Ну, если она не больна, тем лучше для неё, потому что больных нам не нужно, – сказала госпожа Сатина. – Только отчего же ты плачешь, девочка? – обратилась она снова к Лизе, у которой, действительно, при напоминании о матери навернулись на глаза непрошеные слёзы. – Плакать нечего! Если тебе тяжело с нами, ты можешь уходить, откуда пришла.

Но Лиза отлично сознавала, что идти обратно ей некуда, и потому поспешно отёрла слёзы, чтобы не раздражать ими начальницу.

Между тем Павел Иванович подвёл к ней маленькую девочку, одного роста с нею, худенькую и болезненную на вид.

– Это Марианна – самая прилежная и умненькая девочка из всего нашего кружка, – произнёс он, ласково погладив тщательно причёсанную головку девочки. – Марианна, – обратился он к девочке, – познакомь Лизу с твоим братом и со всеми остальными, а мне надо переговорить с госпожой директоршей.

При этих словах супруга господина Сатина, Анна Петровна, с шумом отодвинула своё кресло от стола и, бросив строгий взгляд поверх синих очков на притихшее юное общество, последовала за мужем в соседнюю комнату. Полтора десятка будущих сотоварищей и подруг Лизы, сидевшие за длинным столом и заучивавшие свои роли к следующему спектаклю, с любопытством уставились на новенькую.

Глава VII

Первое знакомство. Шишка и Мэри Ведрина

С минуту длилось молчание. Лиза смотрела на детей, дети – на Лизу. Никто, казалось, не решался заговорить первый. Даже Марианна, познакомившаяся с Лизой, и та молчала, пристально разглядывая новенькую добрыми голубыми глазами. Но нежданно-негаданно долгое молчание было нарушено толстеньким Павликом, директорским сынишкой. Он всё время не спускал глаз с Лизы и ещё тщательнее, нежели Марианна, осматривал её. Наконец он с усилием потёр свой лоб и произнёс медленно и важно, ужасно смешно растягивая речь:

– Удивительно…

– Что удивительно?! – сорвавшись со своего места, вскричал высокий, лет двенадцати мальчик, сильный и шустрый, на вид очень похожий на Марианну, но много здоровее и крупнее её. – Что ты нашёл удивительного, Павлик?

– Удивительно, – повторил тем же тоном Павлик, как бы не расслышав вопроса, – а где же шишка?

– Какая шишка? – в свою очередь изумился Витя (высокого плотного мальчика, брата Марианны, звали Витей).

– Да шишка на носу новенькой. Мэри сказала, что у новенькой на носу должна быть шишка, а я её не вижу.

И толстяк Павлик так пристально уставился на маленький носик Лизы, что окончательно сконфузил этим девочку.

– Ах, что ты понимаешь, Павлик, – раздался резкий голос с противоположного конца стола. – У новенькой на носу была шишка, но она её оставила дома.

Лиза взглянула на говорившую. Это была смуглая, черноволосая девочка с большими чёрными глазами и недобрым выражением лица.

– Это Мэри Ведрина, наша старшая. Собственно говоря, её зовут Маша, но у нас она в кружке называется Мэри, – произнесла Марианна, – она играет у нас всех главных принцесс и царевен. Ей уже пятнадцатый год, и скоро она перейдёт от нас в настоящий театр, где играют большие.

Высокая, красивая, смуглая Мэри не понравилась Лизе. «Девочка с такими злыми глазами не может быть доброй», – решила она и невольно со страхом взглянула на ту, о которой так много уже слышала дурного.

Между тем Мэри гордо посмотрела на Лизу и спросила её с нескрываемой насмешкой в голосе:

– Почему у тебя платье в заплатах и рваные башмаки?

Лиза, не ожидавшая такого вопроса от чужой девочки, ужасно смутилась и покраснела.

– Ты, верно, очень бедная? Да? – продолжала спрашивать неумолимая Мэри.

– Да, – тихо, чуть слышно, произнесла Лиза, – мы очень бедны, вы угадали. Когда мама была здорова, у нас ещё были кое-какие деньги, на которые можно было купить всё необходимое. Но как только мама заболела и слегла, она уже не могла работать и добывать денег.

– Ну, если ты такая бедная, как говоришь, то попроси меня хорошенько, я возьму тебя в мои горничные, хочешь? Я играю только принцесс в нарядных платьях, и мне трудно одеваться без горничной. Я буду тебе хорошо платить каждый месяц, потому что я богата, у моего отца есть магазин, и мне ничего не значит отдать лишний рубль для собственного удобства. Хочешь, я возьму тебя в горничные?

Говоря это, смуглая девочка не переставала насмешливо улыбаться.

Лиза стояла красная и смущённая, не зная, что отвечать большой девочке, насмехавшейся над нею так явно. Наконец она собрала всю свою храбрость и проговорила тихим голосом:

– Благодарю вас за вашу доброту, но господин Сатин был так добр, что обещал мне платить жалованье, которого, конечно, хватит, чтобы купить себе платье и сапоги, и я, даст бог, обойдусь без посторонней помощи.

– Как хочешь, – сердито буркнула Мэри и пошла на своё место, недовольная кротким и умным ответом новенькой.

– Мэри Ведрина, – вдруг снова неожиданно пискнул Павлик, – папа сказал, что ты уже больше не будешь играть принцесс и царевен. Все твои роли он передаёт новенькой.

Если бы гром небесный разразился над пансионом, он не мог бы более испугать Мэри, нежели это известие. Она вскочила со своего места, в упор подскочила к Павлику и, вся красная, как кумач, схватила его за плечи и затрясла его изо всей силы, крича ему в самое ухо:

– Повтори-ка, повтори, что ты сказал, негодный мальчишка! Слышишь? Сейчас повтори, или я тебя так отделаю, что ты меня долго не забудешь!

Павлик, не привыкший к подобному обращению, так как никогда никто не разговаривал с ним так грубо, громко разревелся от испуга.

– Ну, пойдёт теперь потеха, – проговорили в один голос два белокурых мальчика, братья-близнецы Пика и Ника, весельчаки и любимцы труппы, так похожие друг на друга, что трудно было отличить одного от другого.

В ту же минуту господин Сатин и его супруга показались с встревоженными лицами на пороге комнаты и, увидя своего плачущего любимца, со всех ног бросились к нему.

Дети разом притихли и подтянулись. Пика и Ника сказали правду. Начиналась потеха, нередко повторявшаяся в «Детском кружке» господина Сатина.

Глава VIII

Развенчанная принцесса

– Что такое? Что случилось? Павлик, дитя моё, что с тобою! О, не плачь же так сильно, не надрывай моего сердца! – кричала не менее самого Павлика взволнованная и испуганная Анна Петровна, подхватывая своё сокровище на руки и баюкая его на коленях, как самого маленького ребёнка. – Успокойся, Павлёнок мой, деточка моя, кто тебя обидел? Не плачь же, бога ради, – продолжала она ещё нежнее, видя, что Павлик не перестаёт реветь. – Костя Корелин, и ты, Аля Большая, и ты, Роза, вы бегаете быстрее всех: слетайте в аптеку, да поскорее, принесите каких-нибудь успокоительных капель для моего несчастного малютки.

Но «несчастный малютка», ревевший теперь уже благим матом, при одном воспоминании об аптеке и лекарстве сильнее задрыгал ногами на руках матери и заревел ещё громче, крича на весь дом между всхлипываниями и рыданиями:

– Не надо лекарства… Не хочу… Лучше пастилы… пастилы рябиновой, она меня скорее успокоит…

– Да, да, пастилы… непременно пастилы, моя крошка, – подхватила его мать. – Костя Корелин, беги за пастилой. Самой свежей спроси, слышишь? Самой свежей, для больного ребёнка, скажи… Да что же ты стоишь? Беги же!