Пламя мести

– Это очень хорошо, что вы с нами, что мы, как и раньше, вместе.

– Я сегодня уйду, но мы скоро увидимся.

– А как, где?

– Это мы устроим. Спасибо, что предупредил об опасности.

При этих словах учитель обнял Ваню и крепко прижал к себе.

– Главное – помните, что вы комсомольцы, не теряйте комсомольской чести.

– Не беспокойтесь, Григорий Иванович. С хлебом и солью врагов встречать не выйдем.

Учитель достал из-под полы пиджака сверток и подал Ване.

– Спрячь понадежнее. Это знамя нашего сельсовета и вашей будущей организации. Это знамя должно стать боевым.

Никитин принял из рук учителя знамя и спрятал на груди под рубашкой.

– Еще одно тебе поручение. Подыщи место, где можно сохранить оборудование физического кабинета.

– Сделаю, Григорий Иванович.

– Ну, до скорой встречи, Ванюша. На селе обо мне никому ни слова.

Еще раз крепко обнявшись, они простились.

Минуту спустя Ваня скакал к Михаилу Кравченко, чтобы поведать другу о том, что путь, который они сегодня искали, – найден. И на мучительный вопрос «что делать?» – есть точный ответ. Он знает теперь, что делать им, комсомольцам.

Ваня подскакал к хате Михаила Кравченко и, на ходу спрыгнув с лошади, побежал к товарищу.

– Миша, все в порядке! – воскликнул он громко.

– Что в порядке? – спросил выбежавший навстречу Михаил.

– Нашел, понимаешь? – Ваня понизил голос. – В школе застал, в библиотеке.

– Ну?

– Все, как было, рассказал ему, предупредил. Знаешь что, Мишка? Уходить не надо. Никуда не надо. Здесь останемся.

– Здесь? – недовольно протянул Михаил, удивляясь, почему это у Вани такое приподнятое настроение.

– Да, здесь, – твердо повторил Никитин и, озорно, по-мальчишески, подтянув к себе за ворот рубашки Михаила, полушепотом сообщил:

– Партизанить будем.

– Ну что ты? – поразился Михаил и в то же время обрадовался.

Это вполне соответствовало его характеру. Миша любил героику. Он упивался романтикой Гражданской войны, по несколько раз перечитывал книги о партизанах и завидовал героям, которых любил народ, чтил их память и слагал о них стихи.

– К нам скоро явятся «гости». Нужно будет по-хозяйски их встретить.

Михаил, до щелочек сузив серые глаза, довольно улыбнулся.

– Все правильно, Вань. Только я не знаю, как это будет…

– Я тебе все объясню. Пойдем на речку. Кстати, поможешь затопить лодку. Не хочу, чтобы попала в руки этих гадов.

– А кони, Вань? – спросил Михаил.

– Пока поставь в сарай, а там придумаем, что с ними делать.

Друзья завели лошадей в сарай, и побежали вниз к речке и дальше вдоль берега. Там, в узкой прогалине между камышами, стояла на приколе старая, утлая лодка, спутник Ваниного детства, друг, с которым связано много волнующих воспоминаний.

Прощай, школа!

Закончив свои дела в селе, Платонов осторожно вышел на прогалину школьного сада.

Вдоль северной стороны сада, обращенной к степи, проходила дорога. Через дорогу сразу же начиналось пшеничное поле, оно простиралось далеко вглубь степи. Все вокруг казалось величаво спокойным, но в этом на вид спокойном царстве кипела своя особая жизнь. Перекликались ленивые перепелки, откуда-то издалека доносились всхлипы жаворонка, щебетали, посвистывали и щелкали какие-то другие пичужки, стрекотали кузнечики. И от всей этой разноголосой трескотни село казалось необыкновенно тихим, обезлюдевшим.

Утро уже миновало. Занимался ясный день. По чистой синеве неба поднималось горячее солнце. Нагретый воздух восходил над степной далью струистыми голубоватыми волнами. Все предвещало знойный августовский день.

Платонов смотрел вдаль, как бы угадывая, где же проляжет его тропинка, куда поведет она и кто встретится на ней?

Поглощенный своими мыслями, он обернулся назад. Там меж стволов фруктовых деревьев белели стены школы.

– Ну вот, пожалуй, и все, – вслух произнес он и, с трудом подавив вздох, добавил: – Прощай, родная!

Учитель почувствовал, как сжалось сердце. Но усилием воли он тут же подавил щемящее чувство тоски. Мысль о том, что ждет его впереди, заставила внутренне собраться. Руки сами потянулись оправить, как в строю, гимнастерку. И только теперь, как следует оглядев себя, он нашел, что его одеяние совсем не годится. Все – от фуражки военного покроя до гимнастерки под командирским ремнем и брюк галифе – при первом же случае могло выдать его с головой.

– Вот этого не предусмотрел, горе-подпольщик, – с досадой упрекнул он себя. – Все нужно сбросить, сменить, и как можно скорее.

Он быстро прикинул в уме, где это можно будет сделать, и решительно пересек дорогу.

Густая, высокая пшеница укрыла его. И в первый раз за всю жизнь Григорий Платонов пошел по своей земле крадучись и пригибаясь.

На самом дальнем конце села, несколько на отшибе, стояла маленькая опрятная хатенка, скрытая с двух сторон вишневым садом и с третьей – закопченной кузницей.

Здесь жил колхозный кузнец – дед Михайло Бодюл. Был он в большом уважении у односельчан и громком почете в районе. Словом, это был один из тех цыган, у которых учатся и которые служат примером для среднего и младшего поколения колхозников своим отношением к труду. К нему-то и направился за помощью Платонов.

Тщательно осмотревшись, учитель подошел к хате и легонько постучал в дверь. Изнутри не отзывались.

«Не уехал ли дед Михайло? – с тревогой подумал Платонов. – Куда же еще можно пойти? Да нет, более подходящего места сейчас не найти».

Деда Михайла учитель хорошо знал и вполне мог довериться ему. «Да и по селу бродить теперь небезопасно – кто знает, на кого еще наткнешься».

Григорий Иванович снова принялся стучать в дверь, с каждым разом все настойчивее. Но по-прежнему было тихо, хата, казалось, была необитаемой. И когда надежда уже стала покидать учителя, в сенях послышался тусклый болезненный голос: