Междуцарствие в головах

– Здесь необходимо проведение психолого-психиатрической экспертизы, – говорит сегодня в той же телепередаче с Грабовым известный независимый психиатр Юрий Полищук. – Я выдвигаю гипотезу о том, что психически не совсем здоровый человек с определенным развитием, которое представляет из себя, скорее всего, бредовую систему, индуцировал большое количество людей. И высказывания таких людей также свидетельствуют об их психической индукции…

Он же чуть позже выкрикивает:

– Реклама оккультизма, мистики, экстрасенсов – пора прекращать этим заниматься, потому что грядет массовая психическая эпидемия.

Это, конечно же, можно прекратить, но люди сегодня уже сами ищут тех, кто поможет снять порчу и заасфальтирует врага. Предложение даже уступает спросу.

* * *

– Глубоко травмированными людьми манипулировать легко, – сказал мне уже после телепередачи политолог Максим Шевченко. – Для меня между политическими технологами и Грабовым нет практически никакой разницы. Только что первые умнее второго. Но работают они в одном и том же пространстве, они тоже магически разводят население страны. Они не позволяют переработать горе, а это важнейший внутренний психологический процесс, как для отдельного человека, так и для нации в целом. Мы говорим о погибших детях Беслана – это безусловный траур. Но мы не говорим о десятках тысяч погибших и искалеченных детей Чеченской республики разных национальностей. И отношение такое – как к гражданам не своей страны, а страны-противника – это отношение конструировалось в Москве, кремлевскими грабовыми.

– Но то, что конструируется сегодня, преподносится с нарочитой какой-то небрежностью, выглядит чудовищно нелепо, шито грубыми, крупными стежками, белыми нитками. Ощущение такое, что эзотерические вещи, с одной стороны, и всевозможные партии, общественные движения – с другой, лепятся по одной и той же выкройке: верну мужа, выхожу в астрал, оживлю погибших, – это же нарочитое упрощение, намеренное. Но возьмите лексику, к примеру, движения «Наши» – тот же астрал… Почему именно сегодня это все работает?

– Когда происходит девальвация смыслов, на их место приходят технологии смыслов придуманных. Это все работает потому, что достиг своего апогея кризис проектного мышления. Надежды перестройки обернулись блефом, кровавой бойней, войной десятилетней, социально-экономическим расслоением. В том формате, в каком сейчас страна существует, у нее нет будущего. И отсутствие проекта нашего общего будущего прячется в движении технологических симуляторов типа движения «Наши». Там, конечно, используются разного рода технологии. Это видно даже из их текстов. Людям дают ключевые мифологические точки: великая победа, великая страна, мораль и нравственность, необходимость противостоять Западу. В чем разница между реальной жизнью и виртуальной? Все так же в жизни: у нас была великая победа, великая страна и, наверное, надо в чем-то противостоять Западу, но, с другой стороны, у страны и у великой победы была изнанка, а у Запада есть чему учиться. Но поводыри ведут своих овец, во-первых, не позволяя размышлять, а во-вторых – всегда на бойню.

– Может быть, дело в том, что все больше и больше людей оказывается в стороне от жизни, в психологическом небытии, не для них «играет туш, горят глаза…». Система ценностей же тоже резко изменилась, человек, делающий содержательную какую-то работу, проигрывает тому, кто быстренько похватал внешние эффекты и сделал себе рекламу. И, может, выход для многих – эмиграция в тот же астрал?

– Отсутствие путей построения будущего всегда приводит людей в психологический и интеллектуальный коллапс, обессмысливает реальность. Тогда псевдореальность, мифологический формат, иллюзии становятся более важными, чем жизнь. Это политическая и социальная наркомания. Люди, которые маршируют, которым достаточно знать какие-то фетиши – это не люди, а материал, их завтра пошлют умирать за нового Сталина, за Грабового. Или за какие-то смыслы, которые придумает такой же грабовой, обслуживающий какие-то форматы власти, Павловский, к примеру, или Белковский, там много у нас таких же грабовых смыслопроизводителей.

Это бизнес на заведомо гибельном для людей пространстве. Жизнь может заполняться любовью, надеждой, дружбой, но она также может заполняться галлюцинациями…

* * *

В конце телепрограммы Андрей Малахов, перекрикивая свою, как всегда, наверное, самую шумную из всех аудиторию, обратился напрямую к Грабовому. Он сказал, что если бы не дорожил местом работы, то прямо сейчас, в прямом эфире ударил бы его. То есть морально – ударил. Но канал, на котором работает Малахов, чуть ли не ежедневно показывает нам картинку уничтожения террористов. Вы замечали? Это, правда, происходит чуть ли не каждый день – в центре какого-нибудь города Северного Кавказа идет перестрелка, обязательно загорается дом и боевики уничтожаются. Вот просто, как кролики на удава, идут боевики в центры городов, селятся, вооруженные до зубов, в обычных квартирах и ждут штурма. Я бы сделала из этого сюжета такой своеобразный тест на наличие в каждом из нас духовного иммунитета против разного рода технологий. Если вы, посмотрев в блоке новостей такой сюжет, получаете всякий раз сигнал о том, что вас надежно защищают, что с терроризмом идет планомерная, систематическая борьба, потому что боевиков уничтожают партиями, как гриппозных кур, вы – потенциальный адепт какого-нибудь культа. Не важно какого – социального, политического, религиозного…

ГОЛУБЬ, ЛЕТИ!

Как мы врали прохожим

Девушка, одиноко курившая на скамейке (Наташа, секретарь-референт, 19 лет), отреагировала еще веселее:

– Я вообще-то могу поехать с вами прямо сейчас.

Мы сломались. Потеряли бдительность и с очередной рекрутируемой начали с места в карьер:

– Вы, наверное, верите в Бога? Мы хотели вас пригласить…

– Есть два вида проституции, – резко сказала она, не дослушав, – телесная и духовная. Вы сейчас подошли ко мне со вторым предложением. Это непристойно. Вера, как и любовь, дело личное.

– Мы просто подумали, вдруг вы хотите… – попытался оправдаться Володя. И осекся, вспомнив ее сравнение.

Двухтысячный год. Это сегодня в лексическом нашем гардеробе слово «теракт» заношено до дыр. А тогда – первые взрывы, ужас не точечный, а общий, миру – «нет», войне – «да».

…Популярный ведущий беседует на ОРТ с Щаранским, занимавшим в ту пору должность министра внутренних дел Израиля. И не столько даже беседует, сколько просто считывает информацию, ловит каждое слово: он весь – внимание. Щаранский говорит, что как бывший правозащитник очень высоко ставит ценность соблюдения прав человека, так как это – вопрос качества жизни. Защита прав – самое важное, но есть одно только дело, которое важнее, – защита самой жизни. Ответственность момента вытягивает ведущего в струнку. Он замирает, боясь спугнуть такое откровение. Запад кричит о нарушении прав мирного населения Чечни, но там, на Парламентской ассамблее Совета Европы, никто из уполномоченных высокопоставленных наших «ответчиков» не смог подыскать нужных слов: защита жизни – важнее прав. Никто не смог, а у него в студии слова найдены. Сказаны.

Есть такие люди: они уже встроены в официальную линию, но немного мучаются из-за нехватки морального алиби, каких-то духовных подпорок. Слова Запада: «Россия неадекватна в своем отпоре террористам», «гуманитарная катастрофа» их слегка ранят, а вот Израиль в лице Щаранского врачует царапинку: разве на Западе есть такая опасность для жизни? Нет. На тот момент – нет, еще целы в Америке башни-близнецы… С терроризмом «по-настоящему столкнулись только» Израиль и вот теперь Россия. С угрозой жизни целым городам. А значит, любая мера адекватна.

Такие слова – указатели к единственной, может быть, тропке из тупика психологического дискомфорта. Тогда же (повторюсь, – это год двухтысячный, еще не избран президентом Путин и только-только началась вторая война в Чечне) мы и решили пойти по этому пути, поискать выход. Проверить: есть ли он и в самом ли деле там?

– Добрый день! Вас приветствует радиостанция «Эхо черного пиара». Мы находимся неподалеку от станции метро «Маяковская», на наших часах полдень, и мы сейчас видим очаровательную даму. Будьте любезны, ответьте: вы слышали последние новости?

– Я? Как? – Женщина лет «от тридцати пяти до пятидесяти» в малиновой дубленке поправляет очки в дорогой оправе. Она явно смущена и польщена.

– Представьтесь, пожалуйста, – вежливо, но достаточно деловито требую я.

– Валентина Никитична Тарасова, бухгалтер, – неуверенно произносит интервьюируемая, – но… Я не знаю. Это прямой эфир? Я-то так не очень умею говорить.

– У вас замечательно получается, – вступает в роль психолог Владимир Крысенко.

– Правда? – радуется женщина. – А что надо говорить? – И поправляет прическу.

– Вы, конечно, уже слышали обращение исполняющего обязанности президента России Владимира Владимировича Путина к соотечественникам, – бодренько произношу я, не обращая внимания на ее отрицательное мотание головой. – Он сказал, что только что получены неопровержимые доказательства: теракты в Москве были совершены намордоранцами.

– Кем? – потрясенно переспрашивает Валентина Никитична.

– Странно, что вы до сих пор не в курсе, вся страна уже горячо обсуждает этот факт, – с укором говорит Володя. – Сейчас решается главный вопрос: вывода войск из Чечни.

– Кошмар какой!

– Почему кошмар?

– Ну как почему? Почему! Опять поражение! Опять отзывают войска! Наглость какая. Предательство!

Какая-то компания притормаживает шаг, вслушивается…

– Вот нам и нужен глас прохожих, – говорю я как можно тише, – ваш в данном случае глас.

– Мое мнение: от Путина народ отвернется. Мы-то поверили, что защитит, что такой энергичный. А он сдается, – сразу, не задумываясь, выдает Валентина Никитична.

– Но поймите, – тоже теперь уже приглушенным голосом говорит Володя. – Он не сдается, он теперь будет защищать нас от намордоранцев.

– А они не чеченцы? – с угасающей надеждой в голосе спрашивает она.

– Да ну что вы! – возмущается Володя. – Вы что, совсем не учили в школе географию? Намордорания – небольшой полуостров Ахинейского залива.

– А, да, да, да… – как-то удивительно правдоподобно припоминает женщина.

– Уже объявлено: нашим войскам будет дан двухдневный отдых дома, а потом они будут направлены на войну туда, – говорю я.

– Ужас какой… – повторяется женщина. – Но никак нельзя сейчас выводить войска из Чечни. Там-то ведь тоже надо додавить гадину в ее логове.

– Понятно, – сочувственно кивает ей Володя. – Но тут ведь что выяснилось: гадина не в Чечне.

– А Басаев? – вдруг находится женщина. – И араб этот, друг его?

– Ну, они, может, и гадины, только к взрывам жилых домов в России не имеют отношения… То есть угрозы терактов с их стороны нет.

– Нет угрозы нашим жизням с их стороны, – уточняю.