Учение о понятии

b. Отрицательное суждение

1. Выше была уже речь о том обычном представлении, по коему лишь от содержания суждения зависит, истинно оно или нет, так как логическая истина касается только формы и требует только, чтобы это содержание не противоречило самому себе. Форма самого суждения принимается состоящею лишь в том, что она есть отношение двух понятий. Но было выяснено, что обоим этим понятиям присуще не только безотносительное определение некоторого числа, а они относятся между собою, как единичное и общее. Эти определения образуют собою истинно-логическое содержание; какое-либо другое содержание, оказывающееся в суждении (солнце кругло, Цицерон был великий римский оратор, теперь день и т. п.) не входит в состав суждения, как такового; суждение высказывает лишь одно: субъект есть предикат, или, так это суть лишь названия, то определеннее: единичное есть общее и наоборот. По этому чисто логическому содержанию положительное суждение не истинно, но имеет свою истину в отрицательном суждении. Требуется, что содержание суждения не противоречило себе; но, как было показано, оно противоречит себе в этом суждении. Но так как совершенно безразлично, называть ли это логическое содержание также формою, а под содержанием разуметь лишь одно эмпирическое наполнение суждения, то оказывается, что форма содержит не только то пустое тожество, вне которого лежит определение содержания. Поэтому положительное суждение по своей форме положительного суждения не имеет истины; если бы кто-нибудь назвал правильность некоторого воззрения или восприятия, согласие представления с предметом, истиною, то у него по меньшей мере не было бы никакого выражения для того, что есть предмет и цель философии. Последние следовало бы по меньшей мере назвать разумною истиною; и, конечно, придется признать, что суждения вроде: Цицерон был великий оратор, теперь день и т. п. не суть разумные истины. Но они не суть таковые, не потому что они как бы случайно имеют эмпирическое содержание, а потому что они суть только положительные суждения, не могущие и не долженствующие иметь никакого иного содержания, кроме непосредственно единичного и некоторой отвлеченной определенности.

Положительное суждение имеет свою истину ближайшим образом в отрицательном: единичное не есть отвлеченно общее, но предикат единичного в силу того, что он рассматривается, как таковой или для себя без отношения к субъекту, есть, как отвлеченно общий, сам нечто определенное; единичное есть поэтому ближайшим образом некоторое частное. Далее согласно другому предложению, содержащемуся в положительном суждении, отрицательное суждение гласит: общее не есть отвлеченно единичное, но этот предикат, уже поскольку он есть предикат, или поскольку он стоит в отношении к некоторому общему субъекту, есть нечто большее, чем простая единичность, и потому общее есть также ближайшим образом некоторое частное. Так как это общее, как субъект, сам совпадает с частностью, то оба предложения сводятся к одному: единичное есть некоторое частное.

Можно заметить, а., что здесь частность оказалась тем предикатом, о котором уже ранее была речь, но она положена здесь не через внешнюю рефлексию, но произошла через посредство указанного в суждении отрицательного отношения. b., Это определение оказывается здесь существующим лишь для предиката. В непосредственном суждении, суждении существования, субъект есть лежащее в основании; поэтому определение ближайшим образом имеет здесь видимость быть присущим предикату. Но, в действительности, это первое отрицание еще не может быть определением или собственно каким-либо положением единичного, так как им служит лишь второе, отрицательное отрицательного.

Единичное есть некоторое частное, – вот положительное выражение отрицательного суждения. Это выражение потому не есть само положительное суждение, что последнее в силу своей непосредственности имеет своими крайними терминами лишь отвлеченное, частное же именно через положение отношения суждения оказывается первым опосредованным определением. Но это определение должно быть принимаемо не только за момент крайнего термина, а также, каково оно собственно есть ближайшим образом, за определение отношения; или, иначе, суждение должно также быть рассматриваемо, как отрицательное.

Этот переход основывается на отношении крайних терминов и на их отношении в суждении вообще. Положительное суждение есть отношение непосредственно единичного и общего, т. е. таких, из коих одно вместе с тем не есть то, что другое; это отношение поэтому есть также по существу разделение или отношение отрицательное; поэтому положительное суждение должно было быть положенным, как отрицательное. Поэтому логики не должны были так затрудняться тем, что «не» отрицательного суждения перешло в связку. То, что в акциденции есть определение крайнего члена, есть также весьма определенное отношение. Определение суждения или крайний термин не есть чисто качественное определение непосредственного бытия, долженствующее быть противопоставленным лишь некоторому другому вне его. Оно есть также определение рефлексии, которая по своей общей форме относится, как положительная и отрицательная, причем то и другое положено, как исключающее и как тожественное с другим лишь в себе. Определение суждения, как понятия, есть в нем самом нечто общее, положенное, как продолжающееся в его другом. Наоборот, отношение суждения есть то же определение, какое свойственно крайним терминам, ибо оно есть именно эта общность и продолжаемость их одного в другом; поскольку они различены, в нем есть также и отрицательность.

Только что указанный переход формы отношения к форме определения непосредственно приводит к тому последствию, что «не» связки должно быть также обращено и к предикату, и последний должен быть определен, как не-общее. Но не-общее столь же непосредственно последовательно оказывается частным. Если за отрицательным удерживается вполне отвлеченное определение непосредственного небытия, то предикат есть лишь вполне неопределенное не-общее. С этим определением имеет дело логика при противоречивых понятиях, настаивая, как на чем-то важном, на том, что при отрицательном понятии установляется только отрицательное, которое должно быть понимаемо, лишь как просто неопределенный объем другого по отношению к положительному понятию. Таким образом, просто не-белое было бы настолько же красным, желтым, голубым и т. д., как и черным. Но белое, как таковое, есть чуждое понятию определение воззрения; поэтому «не» в отношении к белому есть столь же чуждое понятию небытие, каковая отвлеченность рассматривается в самом начале логики, причем ее ближайшею истиною оказывается становление. Если при рассмотрении определений суждения берут примерами такое чуждое понятию содержание воззрения и представления, и определения бытия и рефлексии признаются за определения понятий, то поступают так же некритично, как, например, применяя вместе с Кантом понятия рассудка к бесконечной идее разума или так называемой вещи в себе; понятие, к коему относится также исходящее от него суждение, есть истинная вещь в себе или разумное, а эти определения принадлежат бытию или сущности и не суть еще формы, выработанные таким образом и способом, какой свойствен им в их истине, в понятии. Если останавливаются на белом, красном, как на чувственных представлениях, то обыкновенно называют понятием нечто такое, что есть лишь определение представления, и в таком случае не-белое, не-красное не есть нечто положительное также, как и не-треугольное есть нечто совершенно неопределенное, ибо вообще определение, основанное на числе и определенном количестве, есть по существу безразличное, чуждое понятию. Но как само небытие, так и такое чувственное содержание должно быть понято и утратить те безразличие и отвлеченную непосредственность, какие оно имеет в слепом, лишенном движения, представлении. Уже в существовании чуждое мысли ничто становится границею, посредством которой нечто относится к некоторому другому вне его. В рефлексии же отрицательное по существу относится к некоторому положительному и тем самым есть определенное; отрицательное не есть уже это неопределенное небытие, оно положено лишь с тем, чтобы быть, поскольку ему противоположно положительное, а третье есть его основание; тем самым отрицательное содержится в замкнутой сфере, в которой то, что есть некоторое не, есть нечто определенное. Тем более в абсолютно текучей непрерывности понятия и его определений некоторое «не» непосредственно есть положительное, и отрицание есть не только определенность, но принято в общность и положено, как тожественное ей. Поэтому не-общее есть тем самым частное.

2. Так как отрицание касается отношения суждения, а отрицательное суждение рассматривается покуда, как таковое, то оно прежде всего есть еще суждение; тем самым даже отношение субъекта и предиката или единичности и общности есть форма суждения. Субъект, как лежащее в основании непосредственное, остается незатронут отрицанием, стало быть, сохраняет свое определение – иметь предикат или свое отношение к общности. Поэтому отрицаемое не есть вообще всеобщность предиката, а его отвлеченность или определенность, являющаяся относительно той всеобщности содержанием. Следовательно отрицательное суждение не есть полное отрицание; та общая сфера, в коей содержится предикат, еще сохраняется; поэтому отношение субъекта к предикату по существу есть еще положительное; сохраняющееся определение предиката есть равным образом отношение. Если, напр., говорится, что роза не красна, то тем самым отрицается и отделяется от присущей ей общности лишь определенность предиката; общая сфера – цвет – сохраняется; если роза не красна, то тем самым признается, что она имеет цвет и притом другой цвет; по этой общей сфере суждение остается положительным.

Единичное есть частное, – эта положительная форма отрицательного суждения выражает это непосредственно: частное содержит в себе общность. Оно выражает сверх того, что предикат есть не только нечто общее, но и определенное. Отрицательная форма содержит в себе то же самое; ибо поскольку, наприм., роза не красна, она должна сохранять, как предикат, не только общую сферу цвета, но иметь также некоторый другой определенный цвет; таким образом снимается лишь единичная определенность красноты, а общая сфера не только сохраняется, но и получает определенность, становясь, однако, неопределенною, общею определенностью, т. е. частностью.

3. Частность, оказавшаяся положительным определением отрицательного суждения, есть посредствующее между единичностью и общностью; таким образом отрицательное суждение есть вообще посредствующее, приводящее к третьей ступени, к рефлексии суждения существования в себя само. По своему объективному значению оно есть лишь момент изменения акциденций или единичных качеств конкретно-существующего. Через это изменение полная определенность предиката или конкретное выступает, как положенная.

Единичное есть частное согласно положительному выражению отрицательного суждения. Но единичное есть также не частное; ибо частность имеет более широкий объем, чем единичность; поэтому она есть предикат, не соответствующий субъекту, следовательно, такой, в коем последний еще не имеет своей истины. Единичное есть только единичное, отрицательность, относящаяся не к другому, будь последнее положительное или отрицательное, но лишь к самой себе. Роза не есть что-либо цветное, но имеет лишь определенный цвет, цвет розы. Единичное есть не неопределенно определенное, а определенно определенное.

Если исходить от этой положительной формы отрицательного суждения, то это отрицание последнего является снова лишь первым отрицанием. Но это не так. Напротив, отрицательное суждение есть уже в себе и для себя второе отрицание или отрицание отрицания, и то, что оно есть в себе и для себя, должно быть положено. А именно оно отрицает определенность предиката положительного суждения, его отвлеченную общность, или, если говорить о содержании, то единичное качество, которое оно получает от субъекта. Отрицание же определенности есть уже второе отрицание, стало быть бесконечное возвращение единичности в себя саму. Тем самым восстановляется конкретная полнота субъекта или, правильнее сказать, он лишь теперь положен, как единичное, так как через свое отрицание и снятие он опосредывает сам себя. С своей стороны предикат тем самым переходит из первой общности к абсолютной определенности и приравнивается с субъектом. Поэтому суждение означает: единичное есть единичное. С другой стороны, поскольку субъект принят также за общее, и поскольку в отрицательном суждении предикат, который в противоположность этому определению субъекта есть единичное, расширен в частное, и так как далее отрицание этой определенности есть также очищение содержащейся в нем общности, то это суждение означает также: общее есть общее.

В обоих этих суждениях, возникших пока через внешнюю рефлексию, предикат уже выражен в своей положительности. Но ближайшим образом отрицание отрицательного суждения само должно явиться в форме отрицательного суждения. Выяснено, что в нем еще остались положительное отношение субъекта к предикату и общая сфера последнего. С этой стороны оно тем самым содержит очищенную от ограниченности общность, как положительное суждение, а потому тем более должно быть отрицаемо от субъекта, как единичного. Этим путем отрицается весь объем предиката и не остается никакого положительного отношения между ним и субъектом. Это есть бесконечное суждение.

с. Бесконечное суждение

Отрицательное суждение есть столь же мало истинное суждение, как и положительное. Но бесконечное суждение, которое должно быть его истиною, по своему отрицательному выражению есть отрицательно бесконечное; суждение, в коем снята также и форма суждения. Но это бессмысленное суждение. Оно должно быть суждением, стало быть, содержать в себе отношение субъекта и предиката; но вместе с тем такого отношения в нем быть не должно. Название бесконечного суждения, правда, приводится в обычных логиках, но при этом не выясняется, что с ним делать. Примеры отрицательно бесконечных суждений привести легко, соединяя отрицательно определения субъекта и предиката, из которых каждое не содержит в себе не только определенности другого, во и их общей сферы; таким образом, наприм., дух есть не красное, не зеленое и т. д., не кислое, не щелочное и т. д., роза есть не слон, рассудок есть не стол и т. п. Эти суждения, как говорят, правильны или истинны, но, несмотря на такую истину, бессмысленны и пошлы. Или, правильнее, они не суть вовсе суждения. Более реальный пример бесконечного суждения есть злое действие. В гражданском правовом споре нечто отрицается, лишь как собственность противной партии; таким образом признается, что оно принадлежало бы ей, если бы она имела на то право, и оно оспаривается лишь под титлом права; общая сфера, право, признается и сохраняется, таким образом, в этом отрицательном суждении. Преступление же есть бесконечное суждение, которое отрицает не только частное право, но вместе и общую его сферу, отрицает право, как право. Оно обладает, правда, правильностью в том смысле, что оно есть действительное действие, но так как оно относится совершенно отрицательно к нравственности, составляющей ее общую сферу, то оно бессмысленно.

Положительное в бесконечном суждении, в отрицании отрицания, есть рефлексия единичности в себя саму, через что она именно положена, как определенная определенность. Единичное единично – таково его выражение согласно этой рефлексии. Субъект в суждении существования есть непосредственное единичное и тем самым большее, чем лишь нечто вообще. Лишь через опосредование отрицательного и бесконечного суждения он положен, как единичное.

Тем самым единичное положено, как непрерывно продолжающееся в своем предикате, тожественном с ним; тем самым и общность положена также, уже не как непосредственная, но как некоторая совокупность различного. Положительно бесконечное суждение гласит, правда, также: общее есть общее и, таким образом, положено также, как возврат в себя само.

Через эту рефлексию определений суждения в себя суждение сняло себя; в отрицательно бесконечном суждении различие, так сказать, слишком велико для того, чтобы еще сохранялось суждение; субъект и предикат не имеют в нем никакого положительного отношения один к другому; напротив, в положительно бесконечном суждении дано лишь тожество, и оно не есть более суждение вследствие полного отсутствия различия.

Ближайшим образом оказывается снявшим себя суждение существования; тем самым положено то, что содержится в связке суждения, именно, что качественные крайности снимаются в этом своем тожестве. Но поскольку это единство есть понятие, то оно (единство) непосредственно также снова разделяется на крайности и есть суждение, определения которого, однако, суть уже не непосредственные, но рефлектированные в себя. Суждение существования перешло в суждение рефлексии.

В. Суждение рефлексии

В возникшем теперь суждении субъект есть нечто единичное, как таковое; равным образом общее есть уже не отвлеченная общность или единичное качество, но положено, как общее, совпавшее в одно через отношение различенного, или, рассматриваемое вообще по содержанию различных определений, как совпадение многообразных свойств и осуществлений. Если требуется дать примеры предикатов суждений рефлексии, то они должны быть другого рода, чем суждений существования. В суждении рефлексии собственно дано лишь одно определенное содержание, т. е. вообще одно содержание; ибо это содержание есть рефлектированное в содержание определение формы, отличенное от формы, поскольку она есть отличенное различие, каково оно есть, еще как суждение. В суждении существования содержание есть непосредственное или отвлеченное, неопределенное. Примерами суждений рефлексии могут поэтому служить: человек смертен, вещи преходящи, эта вещь полезна, вредна; твердость, упругость тел, счастие и т. п. суть такие своеобразные предикаты. Они выражают собою некоторую существенность, которая, однако, есть определение в отношении или связующая общность. Эта общность, которая далее определится в движении суждения рефлексии, еще отлична от общности понятия, как таковой; хотя она уже не есть отвлеченная общность качественного суждения, но имеет еще отношение к тому непосредственному, от которого она исходит, и последнее лежит в основании ее отрицательности. Понятие дает существованию ближайшим образом определения отношения, непрерывную продолжаемость их самих в различном многообразии осуществления, но так, что истинно общее имеет его внутреннюю сущность в явлении, и эта относительная природа или ее признак еще не есть ее бытие в себе и для себя.

По-видимому ближе всего определить суждение рефлексии, как суждение количества, как суждение существования определилось также, как качественное суждение. Но как непосредственность последнего была не только сущая, но по существу также опосредованная и отвлеченная, так и здесь эта снятая непосредственность есть не только снятое качество, стало быть, не только количество; напротив, как качество есть крайняя степень непосредственности, так это количество есть таким же образом крайняя степень присущего опосредованию определения.

По поводу определения, каким оно в своем движении является в суждении рефлексии, следует сделать еще то замечание, что в суждении существования движение его обнаружилось в предикате, так как это суждение имело определение непосредственности, и, стало быть, субъект являлся лежащим в основании. По такому же основанию в суждении рефлексии движение определения обнаруживается в субъекте, так как это суждение имеет определением рефлектированное бытие в себе. Поэтому существенное здесь есть общее или предикат; он поэтому образует собою лежащее в основании, по коему должен измеряться и соответственно коему должен определяться субъект. Правда, и предикат через дальнейшее развитие формы субъекта получает дальнейшее определение, но косвенно, предыдущее же определение обнаруживается по вышеуказанному основанию, как прямое дальнейшее определение.

Что касается объективного значения суждения, то в нем единичное приходит к существованию через свою общность, но как бы в некотором существенном определении отношения, в сохраняющейся через многообразие явления существенности; субъект должен быть определенным в себе и для себя; эту определенность он имеет в своем предикате. С другой стороны, единичное рефлектируется в этом своем предикате, который есть его общая сущность; субъект есть тем самым осуществленное и являющееся. Предикат в этом суждении уже не включен в субъект; первый – есть скорее сущее в себе, которому подчинено это частное, как акцидентальное. Если суждения существования могут быть так же определены, как суждения включения, то суждения рефлексии суть скорее суждения подчинения.

а. Единичное суждение

Непосредственное суждение рефлексии есть опять-таки: единичное есть общее; но субъект и предикат имеют выше приведенное значение; поэтому его можно ближайше выразить так: это есть по существу общее.

Но некоторое «это» не есть по существу общее. То по своей общей форме положительное суждение вообще должно быть понято отрицательно. Но между тем как суждение рефлексии есть не только положительное, то и отрицание не относится прямо к предикату, который не есть включенное, но есть сущее в себе. Субъект есть скорее изменчивое и подлежащее определению. Поэтому отрицательное суждение должно быть здесь понимаемо так: не некоторое это есть общее в рефлексии; такое в себе имеет общее осуществление как бы лишь в некотором «это». Единичное суждение имеет поэтому свою ближайшую истину в частном.

b. Частное суждение

Неединичность субъекта, которая должна быть положена в первом суждении рефлексии вместо его единичности, – есть частность. Но единичность в суждении рефлексии определена, как существенная единичность; поэтому частность может быть не простым, отвлеченным определением, в коем единичное было бы снято и осуществленное уничтожено до основания, но лишь расширением его во внешней рефлексии; поэтому субъект есть некоторые эти или некоторое множество единичных.

Это суждение: некоторые единичные суть общее рефлексии является ближайше положительным суждением, но оно также и отрицательно; ибо некоторое содержит в себе общее; соответственно последнему оно может быть рассматриваемо, как объемлющее, но поскольку оно есть частность, это ему также не соответственно. Отрицательное определение, полученное субъектом через переход единичного суждения, есть, как указано выше, также определение отношения, связки. В суждении «некоторые люди счастливы» заключается непосредственный вывод: некоторые люди несчастливы. Если некоторые вещи полезны, то именно потому же некоторые вещи неполезны. Положительное и отрицательное суждения уже не распадаются, но частное суждение содержит в себе непосредственно оба их вместе, именно потому, что оно есть суждение рефлексии. Но поэтому частное суждение есть неопределенное.

Если в примерах такого суждения рассмотреть далее субъект – некоторые люди, животные и т. д., то окажется, что кроме частного определения формы – некоторые – он содержит в себе еще и определение содержания – человек и т. д. Субъект единичного суждения мог бы означать этого человека, некоторую единичность, требующую собственно лишь внешнего указания; его правильнее выразить каким-либо словом Кай. Но субъектом частного суждения уже не могут служить некоторые Каи, так как Кай должен быть единичным, как таковым. К слову некоторые может быть присоединено лишь общее содержание, как то люди, животные и т. д. Это содержание уже не только эмпирическое, но определенное формою суждения; а именно оно есть общее потому, что слово некоторые содержит в себе общность, и эти некоторые должны быть вместе с тем отделены от единичных, так как рефлектированная единичность лежит в их основании. Ближайшим образом оно есть также общая природа или род – человек, животное; такая предваряемая общность, которая есть результат суждения рефлексии; подобно тому, как положительное суждение, поскольку оно имеет субъектом единичное, есть предваренное определение, которое есть результат суждения существования.

Субъект, содержащий в себе единичные, их отношение к частности и общую природу, тем самым уже положен, как полнота определений понятия. Но это соображение, собственно говоря, внешне. То, что ближайшим образом уже положено в субъекте через его форму во взаимном отношении, есть расширение этого в частность; но это обобщение ему не соответствует; это есть вполне определенное, а некоторые эти – неопределенное. Расширение должно касаться этого, стало быть, соответствовать ему, быть вполне определенным; таковою служит полнота или ближайшим образом общность вообще.

Эта общность имеет в своем основании это, так как единичное есть здесь рефлектированное в себя; поэтому его дальнейшие определения движутся в нем внешним образом, и подобно тому, как частность именно потому определилась, как некоторые, так и общность, достигаемая субъектом, есть всячество (Allheit), и частное суждение перешло в общее.

с. Общее суждение

Общность, присущая субъекту общего суждения, есть внешняя общность рефлексии, всячество; все суть все единичные; единичное остается тут неизменным. Поэтому. эта общность есть лишь совокупность сущих для себя единичных; она есть одинаковость (Gemeinschaftlichkeit), возникающая в них лишь через сравнение. Эта одинаковость прежде всего бросается в глаза субъективному представлению, когда идет речь об общности. Ближайшее основание признания некоторого определения за общее состоит в том, что оно присуще многим. При анализе предносится главным образом это же понятие общности, когда, напр., развитие функции в многочлен считается за более общее, чем развитие ее в двучлен; ибо многочлен содержит в себе более частностей, чем двучлен. Требование, чтобы функция была представлена в ее общности, есть собственно требование все-члена, исчерпанной бесконечности; но здесь само собою представляется ограничение этого требования, и изображение бесконечного множества должно довольствоваться лишь его долженствованием, а потому лишь многочленом. В действительности же уже двучленом предполагается многочлен, в коем метод или правило касается лишь зависимости одного члена от другого, и зависимость многих членов от предшествующих им есть не нечто частное, но остается лежащею в основании одною и тою же функциею. Метод или правило должно считаться истинно общим; в течение развития или в развитии многочлена оно лишь повторяется; поэтому через умножение числа членов оно нисколько не выигрывает в общности. Уже ранее была речь о ложной бесконечности и ее заблуждении; общность понятия есть достигнутая потусторонность; та же бесконечность остается пораженною потусторонностью, как чем-то недостижимым, так как она остается просто прогрессом в бесконечность. Если под видом общности предносится лишь всячество, общность, которая должна быть исчерпана единичными, как единичными, то это есть возврат к той ложной бесконечности; или, правильнее, при этом за всячество принимается лишь множество. Множество же, как бы оно ни было велико, остается только частностью и не есть всячество. Однако при этом предносится смутно сущая в себе и для себя общность понятия; оно прорывается мощно сквозь упорно сохраняющуюся единичность, в коей его держит представление, и сквозь внешность ее рефлексии, и превращает всячество в полноту или, правильнее, в категорическое бытие в себе и для себя.

Это и иным путем обнаруживается во всячестве, которое есть вообще эмпирическая общность. Поскольку единичное предполагается, как нечто непосредственное, стало быть преднайденное и внешне принятое, ему столь же внешня и рефлексия, связывающая его во всячество. Но так как единичное, как это, совершенно безразлично к этой рефлексии, то общность и такая единичность не могут совпасть в единство. Поэтому эмпирическое всячество остается лишь задачею, долженствованием, не могущим быть представленным, как бытие. Эмпирически – общие предложения, ибо и такие бывают установлены, основываются на безмолвном соглашении в случаях отсутствия противоположных инстанций признавать множество случаев за всячество; или принимать субъективное всячество, всячество знания данных случаев, за объективное всячество.

При ближайшем рассмотрении общего суждения, занимающего нас теперь, оказывается, что субъект, который, как было замечено выше, содержит в себе сущую в себе и для себя общность, как предположенную, теперь имеет ее также, как положенную. Все люди означает, во-первых, род человек, во-вторых, этот же род в его единичности, но так, что единичные вместе с тем расширены в общность рода; наоборот, общность через эту связь с единичностью определена столь же полно, как и единичность; тем самым положенная общность стала равною предположенной.

Но, собственно говоря, следует прежде всего принимать во внимание не предположенное, а рассматривать результат в его формальном определении для себя. Единичность, так как она расширилась в общность, положена, как отрицательность, имеющая тожественное отношение к себе. Тем самым она не осталась тою первою единичностью, какова, напр., единичность некоего Кая, но есть определение, тожественное с общностью, или абсолютная определенность общего. Эта первая единичность единичного суждения не есть непосредственная единичность положительного суждения, но произошла через диалектическое движение суждения существования вообще; она была уже определена к тому, чтобы быть отрицательным тожеством определений этого суждения. Таково истинное предположение в суждении рефлексии; в противоположность присущему ему положению эта первая определенность единичности была теперь ее бытием в себе; то, что оно тем самым есть в себе, теперь положено лишь через движение суждения рефлексии, а именно единичность. как тожественное отношение определенного к себе самому. Тем самым та рефлексия, которая расширяет единичность в общность, не становится для нея внешнею, но делается лишь для себя тем, чем она уже была в себе. Таким образом истинный результат есть объективная общность. Тем самым субъект совлек с себя формальное определение суждения рефлексии, исходившее от этого, дабы перейти через некоторое к общности; вместо все люди теперь должно сказать человек.

Общность, происшедшая таким образом, есть род, – общность, которая в ней самой есть конкретное. Род не присущ субъекту или, иначе, не есть единичное качество, вообще не есть некоторое качество субъекта; род содержит в себе всякую единичную определенность, разрешенную в ее субстанциальную самостоятельность. Поэтому, так как род положен, как это отрицательное тожество с самим собою, он есть по существу субъект, но в нем последний уже не подчинен своему предикату. Тем самым теперь изменяется вообще природа суждения рефлексии.

Последнее было по существу суждением подчинения. Предикат был определен относительно своего субъекта, как сущее в себе общее; по своему содержанию предикат мог бы считаться за существенное определение отношения или также за признак, – определение, по которому субъект есть лишь некоторое существенное явление. Но определенный, как объективно общее, он уже перестает быть подчиненным такому определению отношения или связующей рефлексии; такой предикат относительно этой общности есть скорее нечто частное. Тем самым отношение субъекта и предиката здесь превращается в обратное, и таким образом суждение прежде всего снимается.

Это снятие суждения совпадает с тем, что становится определением связки, которое мы должны еще рассмотреть; снятие определений суждения и переход их в связку одно и то же. А именно поскольку субъект повысился до общности, он в этом определении стал равен предикату, который, как рефлектированная общность, объемлет собою и частность; поэтому субъект и предикат тожественны, т. е. совпали в связке. Это тожество есть род или в себе и для себя сущая природа некоторой вещи. Поскольку эта природа таким образом снова разделяется в суждении, субъект и предикат относятся между собою через внутреннюю природу; – отношение необходимости, в котором эти определения суждения суть лишь несущественные различения. То, что свойственно всем единичным некоторого рода, свойственно по его природе и роду, – это непосредственный вывод и выражение того, что оказалось уже и ранее, именно что субъект, напр., все люди, совлекается своей формальной определенности, и вместо него следует сказать человек. Эта сущая в себе и для себя связь кладет основу нового суждения – суждения необходимости.

C. Суждение необходимости

Определение, до которого доразвилась общность, есть, как оказалось, сущая в себе и для себя или объективная общность, которой в сфере сущности соответствует субстанциальность. Первая отличается от последней тем, что она принадлежит понятию и потому есть не только внутренняя, но и положенная необходимость своих определений; или иначе, что отличение ей имманентно, между тем как субстанция имеет его лишь в своих акциденциях, а не как принцип в себе самой.

В суждении эта объективная общность положена, тем самым, во-первых, с этою ее существенною определенностью, как имманентною ей, во-вторых, как отличная от нее частность, субстанциальную основу которой составляет эта общность. Таким путем она определена, как род и вид.

а. Категорическое суждение

Род разделяется или по существу распадается на виды; он есть род, лишь поскольку под ним понимаются виды, вид есть вид, лишь поскольку он с одной стороны осуществляется в единичных, а с другой имеет в роде более высокую общность. Категорическое суждение имеет предикатом лишь такую общность, в которой субъект находит свою имманентную природу. Но оно само есть первое или непосредственное суждение необходимости; отсюда определенность субъекта, в силу которой он в противоположность роду или виду есть частное или единичное, и тем самым ему свойственна непосредственность внешнего осуществления. Но объективная общность также лишь здесь находит свою непосредственную партикуляризацию; с одной стороны она есть поэтому сама нечто определенное, в противоположность которому даны более высокие роды; с другой же стороны она не есть именно ближайшая, т. е. такая, определенность которой есть принцип специфической частности субъекта. Но что тут необходимо, – это субстанциальное тожество субъекта и предиката, в противоположность которому то своеобразие, коим они один от другого отличаются, есть лишь несущественное положение, или только одно название; субъект в своем предикате рефлектирован в своем бытии в себе и для себя. Такой предикат не должен быть смешиваем с предикатами вышерассмотренных суждений; напр., если суждения

роза красна,

роза есть растение;

или:

это кольцо желто,