Когда зацветет кактус

– На папу? – уточнил Мишка, пожал плечами. – За что?

– Что вот он так сказал, – пояснила она. – Типа чемпиона из тебя не получится.

Разве это не обидно? Особенно, услышать от собственного отца. Родители же обязаны в своих детей верить.

– Да он в общем-то прав был, – совершенно спокойно заметил Горячев. – У меня азарта и злости не хватало. Чтобы к победе любой ценой. Да он и сам не хотел, чтобы любой. Он ведь врач-ортопед, и дело не только в том, что мы первые места не занимали.

Тоня кивнула, отвела взгляд. Всё равно как-то странно, что ли. Обычно, окружающие, наоборот, подстёгивают, подталкивают, направляют – давай, стремись вперёд, всех порви. Устал – не страшно, больно – терпи, не хочется – а это вообще неважно, позже оценишь. А Мишка, возможно, просто смирился с неизбежным, делал вид, будто всё нормально, но самом деле жалел и на отца обижался.

Она снова внимательно всмотрелась в Горячева, а тот тоже уставился на неё, сосредоточенно свёл брови и вдруг хмыкнул.

– Ты чего, меня жалеешь? – Усмехнулся беззаботно. – Перестань. Меня и так всё устраивает. Я же не просто ушёл и всё. Занимаюсь для удовольствия. Могу и сейчас – и стойку, и дорожку. Только в паре с тех пор больше не работал. Но, если потренируюсь, наверное, тоже смогу. – И в конце ещё добавил совершенно серьёзно: – А после школы хочу в Лесгафта. Или в пед на физкультурный.

Надо же. У него уже и планы на будущее расписаны, твёрдо знает, кем хочет быть. И вообще такое чувство, что они сегодня впервые увиделись. Хотя уже несколько лет знакомы, а, начиная с первого сентября, вообще обитают за соседними партами, общаются постоянно, пусть и не слишком интенсивно. Но всё-таки.

А, получалось, Тоня о Мишке в общем-то ничего и не знала. Понятно, когда до восьмого он ходил в другую школу (или, скорее всего, в спортивный интернат), да даже сидел в другом конце класса. Тогда ещё понятно и вполне простительно. А сейчас?

Ну, звали Михаил Горячев, ну, жил в той же стороне от школы, учился с переменным успехом, по каким-то предметам нормально, по каким-то не очень, излишней серьёзностью не отличался. С девушкой в данный момент вроде бы не встречался. Или точно не встречался, раз предложил Тониного парня изобразить.

И что? И всё? На этом её познания заканчивались?

Глава 5

– Хочешь и тебя научу сальто делать? – предложил Мишка.

– Ага! – хихикнула Тоня. – Собираешься на мне свой тренерский навык прокачивать? Перед поступлением.

Горячев тоже улыбнулся, но не возразил, не согласился, сообщил со всей убедительностью:

– Да это несложно. Тот же кувырок, только в воздухе.

Ну да, конечно, всего лишь кувырок. С учётом того, насколько он у Тони на земле обычно получается, легко представить, как это будет выглядеть в воздухе. Начинать ржать можно уже заранее.

Хотя, если честно, пока прыгала, её так и тянуло взлететь высоко-высоко и перевернуться через голову. Если бы не было вокруг никого, вообще-вообще никого, за исключением разве Горячева, может быть, Тоня и попробовала бы.

– Ты же умеешь кувыркаться, – не унимался Мишка. – Вот абсолютно то же самое. Только подпрыгни чуть-чуть. Даже сразу на ноги приземляться не надо. Для начала – просто на спину.

Он сам так и сделал, как рассказал: подскочил совсем невысоко, перекувырнулся, упал на спину, и только уже потом, подброшенный батутом, встал на ноги.

Глядя на него, и не усомнишься, что это легче лёгкого. Но Тоня уже в курсе, как он ещё умел, её не обманешь. Поэтому и не торопилась пробовать.

– Боишься, что ли? – искренне озадачился Горячев.

Тоня действительно боялась. Но даже не самого прыжка и переворота, не того, что может неудачно приземлиться и будет больно. Больше всего – чужих взглядов. Вот если бы все присутствующие отвернулись, или совсем ушли, вот тогда она… вполне возможно…

– Ну… я…

– Лучше нас научи, – раздалось совсем рядом, и они повернулись одновременно, узнать, что происходит.

В нескольких шагах от них собрались мальчишки, стояли стайкой мялись и молчали, а один – рыженький, веснушчатый, самый взъерошенный и, видимо, самый смелый – держался чуть впереди остальных. Он и повторил, посматривая то на Мишку, с искренним уважением, то на Тоню, с нескрываемой снисходительностью.

– Нас лучше научи. – Заверил убеждённо: – Мы сможем. И не боимся.

Остальные старательно закивали, подтверждая, а Горячев обвёл их взглядом, усмехнулся, сложил на груди руки.

– Вас – не имею права, – произнёс весомо. – А если хотите, тут тренер есть. – И указал на сидящего наверху парня.

– Он – только за деньги, – вступил другой мальчишка. – А ты – так.

– Ну правда, не имею права, – ещё раз пояснил Мишка.

Мальчишки разочарованно засопели, но возражать и уговаривать не стали, зато выдвинули новое требование, словно надеялись хотя бы моральную компенсацию получить за неисполнившееся желание.

– Тогда покажи ещё чего-нибудь. Что умеешь.

И уставились преданно, а глаза уже блестели от предвкушения.

Вот и как отказать восторженным зрителям? У Горячева решимости не хватило.

– Ну хорошо. Но немного.

Он выбрал батут побольше, возле ярко-жёлтой построенной из огромных прямоугольных матов стены, с которой эти же мальчишки прыгали всего несколько минут назад. И опять – высоко подлетал, кувыркался и переворачивался, приземлялся не только на ноги, но и на живот, на спину.

Зрители восторженно восклицали, показывали пальцами и что-то объясняли друг другу с видом знатоков. А Тоня устроилась чуть в стороне в кресле-мешке и, если не восторгалась, то уж точно в тайне гордилась, что она тоже причастна. И немного волновалась, потому что от Мишкиных трюков даже у неё, сидящей в полной безопасности, дух захватывало. Но что уж совсем удивительно, иногда ей самой хотелось испытать то, что сейчас чувствовал он, – ту же свободу, то же бесстрашие, то же ощущение полёта.

Горячев остановился, раскланялся, дурачась, но почитатели и не думали отставать, затянули с таким видом, будто им недодали обещанного:

– А ещё-о-о?

– Э! – выдохнул Мишка сурово. – Вы особо-то не наглейте. Я тут всё-таки не с вами и не сам по себе. С девушкой.

Мальчишки дружно повернулись и с интересом уставились на Тоню, словно успели забыть о её существовании, а теперь обнаружили заново.

– Ну и что? – заявил рыженький невозмутимо. – Она же не мешает.

Мишка застыл с приоткрытым ртом, но быстро очнулся, виновато и растерянно глянул на Тоню, а она лишь улыбнулась, пожала плечами. Происходящее напомнило ей старенький мультфильм про циркового льва Бонифация. И эти мелкие липучки всё равно же не отстанут, если на них не зарычать, а Горячев на подобное вряд ли способен. Он мог и злиться, и обижаться, и даже драться, когда возникал повод. Но не сейчас же.

– А тогда отвяжетесь? – уточнил он.

Его поклонники опять старательно закивали. Даже слишком старательно, чтобы не заподозрить их в том, будто они делали это исключительно ради Мишкиного согласия: пообещаем, раз такое условие, но на самом деле ничего не гарантируем.

Горячев снова ступил на батут, подпрыгнул, сделал сальто, кувырнулся, упал на спину, да так и взлетел горизонтально, но не вверх, а к стене, на весу прошёлся по ней ногами, оттолкнулся и опять упал спиной на батут, повторил несколько раз, с каждым разом забираясь всё выше и выше. А в последний не просто пробежался по стене, а шагнул через край, будто поднялся на другой уровень, выпрямился, замер, развернулся, посмотрел на зрителей сверху-вниз.

– Всё?

Мальчишки пялились на него заворожённо и, скорее всего, даже не слышала обращённого к ним вопроса. Ждали продолжения, несмотря ни на что.

Горячев спрыгнул вниз, опять произнёс: