Звездный врач

«Уже трое умников», – изумился Конвей и поискал взглядом тралтана, который верно определил облаченную в скафандр медсестру ДБЛФ, и мельфианина, который безошибочно классифицировал ФРОБ, чтобы посмотреть, как они реагируют на речь кельгианина-всезнайки. Но практиканты снова поменялись местами, и Конвей никак не мог понять, кто из них кто. А ведь ему сразу показалось, что группа какая-то странная – как только он встретил практикантов в приемном отделении.

–..А второй вид существ, – продолжал разглагольствовать кельгианин, – населяет водную планету с высоким притяжением, орбита которой расположена в непосредственной близости от местного солнца. Эти существа дышат перегретым паром и обладают чрезвычайно интересным метаболизмом, о сути которого я не слишком хорошо информирован. Эти существа также не слишком велики, и большие размеры защитной оболочки, внутрь которой они вынуждены заключать себя, обусловливаются необходимостью установки внутри неё обогревателей с целью создания комфортных условий для данного существа. Кроме того, защитная оболочка должна быть оборудована прочным, непроницаемым слоем, и на ней должны быть установлены холодильные агрегаты, дабы вблизи такой оболочки могли без опасности находиться представители других видов.

Среда в худларианской палате отличается теплотой и высокой влажностью, – тараторил кельгианин, – и если бы внутри данного транспортного средства находился метанодышащий СНЛУ, наружная поверхность сферического колпака непременно бы запотела, невзирая на его прочность. Поскольку запотевания не наблюдается, высока вероятность того, что под колпаком находится существо, привыкшее жить в условиях высокой температуры, и представитель данного вида является диагностом этого госпиталя.

Настоящая идентификация произведена за счёт дедукции догадок и некоторого объема знаний, полученных ранее, Старший врач, – заключил свою тираду кельгианин. – Однако я бы присвоил этому существу код физиологической классификации ТЛТУ.

Конвей более пристально присмотрелся к тому, как мерно и ровно движется шерсть необычно безэмоционального и на редкость хорошо информированного ДБЛФ, и перевел взгляд на его взъерошенных сородичей. Медленно, поскольку его мозг работал на предельной скорости и речевой центр из-за этого сильно страдал, Конвей проговорил:

– Ответ верен вне зависимости от того, каким путем вы к нему пришли. – Он думал о кельгианах-ДБЛФ. А в особенности – об их подвижной шерсти. Дело в том, что органы речи у кельгиан были недоразвиты, и их устная речь страдала невыразительностью. Восполнялся этот дефект за счёт подвижности шерсти, так что её состояние, как зеркало, отражало эмоциональное состояние говорившего кельгианина. В результате келыианам совершенно чуждо было такое понятие, как ложь, а также они не затрудняли себя такими, по их понятию, глупостями, как тактичность, дипломатичность и даже обычная вежливость. ДБЛФ всегда, при любых обстоятельствах говорили исключительно то, что думали, поскольку все чувства выражали шерстью, а поступать иначе им и в голову не приходило.

И ещё Конвей думал о мельфианах-ЭЛНТ. Механизм размножения этих существ был таков, что напрочь исключал возможность рождения близнецов. Кроме того, Конвей прокручивал в голове высказывания Данальты и ещё двоих практикантов-умников. Особенно интересным ему показалось замечание кельгианина о том, что ТЛТУ – не такой уж экзотичный вид. Ведь стоило только Конвею взглянуть на эту группу, и он тут же почувствовал что-то неладное. Следовало бы поверить интуиции.

Он попытался вспомнить, как выглядели практиканты, когда вошли в приемное отделение, как вели себя потом. Да, вели они себя нетипично. Во-первых, были чересчур взволнованы, во-вторых, задавали слишком мало вопросов о госпитале. Уж нет ли здесь какого-то заговора? Стараясь, чтобы это выглядело не слишком навязчиво, Конвей снова обвел взглядом практикантов.

Четверо кельгиан-ДБЛФ, двое дьюатти-ЭГЦЛ, трое тралтанов-ФГЛИ, трое мельфиан-ЭЛНТ и двое орлигиан-ДБДГ – всего четырнадцать. «Но кельгиане никогда не ведут себя вежливо и уважительно и не способны держать под контролем движения своей шерсти», – подумал Конвей, демонстративно отвернулся и устремил взгляд на палату.

– Кто из вас шутник? – спросил он. Все молчали, и Конвей, не оборачиваясь; сказал:

– Мне неизвестен вид существа, которое необходимо классифицировать, поэтому свои выводы я буду строить на интуиции, дедукции и результатах наблюдения за поведением…

Вероятно, сарказм, звучавший в его голосе, был скрыт транслятором, а большая часть неземлян была нечувствительна к таким оттенкам речи. Стараясь говорить без издевки, Конвей продолжал:

– Я обращаюсь к находящемуся среди вас существу, обладающему аморфной структурой тела, позволяющей ему приобретать какие угодно конечности, органы чувств и кожные покровы в зависимости от того, в какую окружающую среду или обстановку оно попадает. Позволю себе предположить, что данное существо эволюционировало на планете, орбита которой отличалась большим эксцентриситетом и климатические условия на которой были настолько суровы, что для выживания требовался необычайно высокий уровень приспособляемости. Существа, принадлежащие к этому виду, стали доминирующими на планете, приобрели разум и образовали цивилизацию, но не за счёт конкуренции в плане данного им природой оружия, а лишь за счёт развития и совершенствования способности к адаптации. При встрече с естественными врагами эти существа прибегали к защитной мимикрии либо приобретали такую форму, каковая бы устрашила врага.

Скорость и точность продемонстрированной мимикрии, – продолжал Конвей, – наряду с практически совершенным воспроизведением особенностей поведения существ, принадлежащих к другим видам, позволяет также высказать предположение о том, что данное существо – рецептивный эмпат. Я бы сказал, что, располагая столь эффективными средствами самозащиты, это существо практически неуязвимо с точки зрения травм, и его можно уничтожить только физически или с помощью сверхвысокой температуры. В связи со всем вышесказанным понятие терапии должно быть для представителей этого вида совершенно чуждым. Полная неподверженность физическим травмам означает, что какие-либо механические устройства этим существам не нужны, следовательно, скорее всего они достигли выдающихся успехов в развитии философских наук, а в технике отстали.

Я бы присвоил этому существу, – объявил Конвей, развернувшись к группе практикантов, – код физиологической классификации ТОБС.

С этими словами он резко шагнул к троим орлигианам – по той простой причине, что их должно было быть двое. Быстро, но осторожно Конвей обследовал первого, потом второго орлигианина – попытался подсунуть палец под ремни костюмов, в которые они были облачены. Третья попытка ему не удалась – ремни не отделялись от шерсти.

Конвей сухо проговорил:

– Имеете ли вы ещё какие-либо планы и устремления на будущее, доктор Данальта, помимо подобных розыгрышей?

На мгновение голова и плечи фальшивого орлигианина растаяли, и на их месте появилось нечто вроде зачатка мельфианского панциря. «Жутковатая метаморфоза, – успел подумать Конвей. – Придется привыкать». Однако в следующее мгновение перед ним уже стоял нормальный орлигианин.

– Простите меня пожалуйста, Старший врач, – сказал Данальта. – Мне очень жаль, если моё поведение вас расстроило. Мне совершенно безразлично, какое обличье принимать, но я подумал, что имитация внешнего вида существ, находящихся в госпитале, более оправдана с точки зрения налаживания общения и социальных связей. Вот я и решил попрактиковаться в мимикрии перед существом, которое скорее других заметило бы любые несоответствия. Пока мы летели сюда на корабле, я обратился с таким предложением к другим членам группы, и они согласились помочь мне.

Главной целью того, что я хотел бы получить практику в вашем госпитале, – продолжал свои пояснения Данальта, – является мое желание иметь возможность работать с таким многообразием живых существ. Для мимикриста с моими способностями – а я должен заметить, что способности мои намного выше средних для представителя моего вида, – ваше учреждение представляет собой широчайшее поле деятельности, хотя я догадываюсь, что здесь найдутся и такие существа, внешний вид которых мне вряд ли удастся воспроизвести. Что касается слова «шутник», то, похоже, оно не было адекватно переведено на мой язык. Но если я вас чем-то обидел, приношу вам мои самые искренние извинения.

– Ваши извинения приняты, – отозвался Конвей, вспоминая о том, какие безмозглые субъекты в своё время, много лет назад, попали в одну группу Практикантов вместе с ним. Да, там было множество существ, имевших весьма отдаленное понятие о медицине. Конвей взглянул на часы и добавил:

– Что ж, если вы заинтересованы в том, чтобы встретиться с невообразимым числом разнообразных существ, доктор, то ваше желание скоро сбудется. Прошу всех следовать за мной.

Но фальшивый орлигианин с места не тронулся. Он сказал:

– Вы совершенно справедливо заметили, Старший врач, что медицинская практика – занятие совершенно незнакомое представителям того вида, к которому я отношусь. Я прибыл сюда не из идеалистических соображений, а скорее из эгоистических, даже скорее ради собственного удовольствия. Если вы не против, то я мог бы просто, пользуясь своими способностями, утешать существ, страдающих от разных болезней, принимая их форму, если в госпитале на данный момент отсутствуют их сородичи. Также я мог бы быстро адаптироваться к окружающей среде, которая другим существам грозила бы смертельной опасностью, и им для входа в эту среду пришлось бы облачаться в защитные костюмы. А я бы мог помочь сберечь время, что столь важно в критических ситуациях. Ещё я мог бы отращивать конечности какой угодно длины и формы, с помощью которых можно было бы проникать во внутренние органы, когда это необходимо, а другого пути проникнуть к ним нет. Я многое умею, но я не доктор, и меня не следует так называть.

Конвей не выдержал и расхохотался:

– Если вы собираетесь заниматься такой работой, Данальта, никто не станет называть вас иначе.

Глава 2

Похожий на гигантскую новогоднюю елку с цилиндрическими ветками, Главный Госпиталь Двенадцатого Сектора повис в межзвездном мраке между краем Галактики и многонаселенными звездными системами Большого Магелланова Облака. На его трехстах восьмидесяти четырех уровнях были воспроизведены условия сред обитания всех разумных существ Галактической Федерации, биологический спектр которых варьировался от холоднокровных метаноидов до более привычных кислорододышащих существ, за которыми следовали всякие жуткие и удивительные создания, которые не только не дышали, но и не ели, а питались исключительно жестким излучением.

Главный Госпиталь Сектора являл собой чудо инженерной мысли и психологии. Его снабжением и функционированием ведал Корпус Мониторов – исполнительный и законодательный орган Федерации, в ведении которого также находились и все сотрудники госпиталя помимо медицинского персонала.

Однако никаких серьезных трений между военными и гражданскими членами персонала не наблюдалось, точно так же, как не было особых проблем в плане контакта между собой десяти с лишним тысяч медиков, хотя контингент их состоял почти из семидесяти различных видов существ, а стало быть, стольких же образцов жизни, запахов тела и свойств характера.

Однако свободное пространство ценилось в госпитале на вес золота, и потому здесь по возможности старались, чтобы те сотрудники, что вместе работают, вместе бы и питались – но, конечно, не одинаковой пищей.

Практикантам повезло: удалось найти два стоявших рядом свободных столика, но и не повезло одновременно: столики, стулья и столовые принадлежности оказались разработанными для малюток нидиан-ДБДГ. В большой общей столовой обслуживали теплокровных кислорододышащих членов медперсонала. Стоило окинуть её беглым взглядом, и сразу становилось ясно, что здесь вместе едят, обсуждают дела или просто сплетничают за одним столиком представители самых разнообразных видов. Неподходящая по форме и размеру столовская мебель удручала, но новичкам предстояло к этому привыкнуть. Хорошо ещё, что в данном случае они угодили за нидианские столики, – могло быть и хуже.

Челюсти мельфиан расположились на удобной высоте над столиком, а ЭЛНТ могли преспокойно кушать стоя. Тралтаны вообще всё в своей жизни проделывали, стоя на шести могучих ногах, и спали тоже стоя. Кельгиане умели втиснуть своё гусеницеобразное тело в мебель практически любой формы, а орлигиане, как и Конвей, для сидения воспользовались подлокотниками стульев. У крошек дьюатти вообще не возникло никаких сложностей с размещением, а мимикрист Данальта приобрел форму дьюатти.

– Система заказа и выдачи пищи стандартная, – сообщил практикантам Конвей. – Точно такая же, какая была на кораблях, на которых вы летели сюда. Если вы наберете на пульте код своей физиологической классификации, на дисплее появится меню на вашем родном языке, для всех, кроме Данальты. Подозреваю, что для ТОБС нет особых диетических ограничений, но какие-то пристрастия у вас, видимо, имеются? Данальта!

– Прошу прощения, Старший врач, – извинился ТОБС. Взирая в сторону открытых дверей, ведущих в столовую, он изогнулся так, как ни за что бы не удалось дьюатти. – Я отвлекся, тут, понимаете ли, столько всевозможных существ…

– Чего бы вы хотели поесть? – стараясь сохранять спокойствие, поинтересовался Конвей. ТОБС отозвался, не повернув головы:

– Да чего угодно, лишь бы это блюдо не было радиоактивным и не вызывало бы химической коррозии, Старший врач. Если бы больше ничего не нашлось, я мог бы, и притом довольно быстро, переварить материал, из которого изготовлена эта мебель. Но питаюсь я редко, и пища мне не понадобится ещё несколько дней.

– Чудесно, – кивнул Конвей и заказал себе отбивную. – И вот что еще, Данальта. Спору нет, обращаться по имени к вам приятно, но здесь, в госпитале, так не принято. Здесь принято обращаться к интернам, Младшим и Старшим врачам и даже к диагностам «доктор». Простите, вы что, заметили какое-то существо, форму тела которого не в состоянии воспроизвести?

Конвея начало раздражать то, что Данальта смотрит не на него, а в сторону дверей. Он гадал, свойственна ли подобная невежливость всем представителям вида ТОБС и, стало быть, непроизвольна. Но долго гадать ему не пришлось. На затылке Данальты появился маленький глаз и уставился на него.

– Я не всесилен, доктор, – ответил Данальта. – И у меня есть свои ограничения. Менять форму тела довольно просто, но я не могу избавиться от физической массы. Вот это, – он указал на себя, – маленький, но очень тяжелый дьюатти. А то существо, которое только что появилось в столовой, имитировать будет очень, очень сложно.

Конвей проследил за тем, куда был направлен взгляд других глаз Данальты, встал и приветственно помахал рукой.

– Приликла.

Небольшое существо, появившееся в столовой, было цинрусскийцем-ГНЛО – шестиногим, многокрылым, чрезвычайно хрупким насекомым. Сила притяжения на его родной планете была в двенадцать раз ниже земной, и только двойной набор антигравитаторов помогал цинрусскийцу не шлепаться на пол, а летать. В тех случаях, когда хрупкому Приликле грозили необдуманные движения его более массивных коллег, он мог спокойно передвигаться по потолку или стенам. Представители иных видов вряд ли сумели бы отличить двух цинрусскийцев друг от дружки, да и сами цинрусскийцы, если на то пошло, друг друга различали по особенностям эмоционального излучения. Но эмпат-ГНЛО среди сотрудников госпиталя был только один – Старший врач Приликла.

Практиканты, устроившиеся за обоими столиками, не сводили глаз с Приликлы, а тот, медленно размахивая широкими радужными, почти прозрачными крыльями, летел к ним. Когда цинрусскиец завис над столиками, Конвей обратил внимание на то, что все шесть его трубчатых лапок заметно подрагивают, да и парил Приликла как-то неровно.

Что-то беспокоило крошку цинрусскийца, но Конвей молчал: он знал, что и его собственная тревога видна эмпату как на ладони. Может быть, подумал Конвей, внешний вид цинрусскийца напугал кого-нибудь из новичков, пробудил глубоко таящуюся фобию, и теперь этот новичок излучал страх или отвращение, и, уловив эти чувства, маленький эмпат утратил координацию движений?

Нужно было это прекратить.

– Это – Старший врач Приликла, – поспешно проговорил Конвей – так, будто бы просто-напросто знакомил практикантов с цинрусскийцем. – Уроженец планеты Цинрусс, ГНЛО, обладающий высокоразвитым эмпатическим чувством, которое, помимо многого прочего, просто неоценимо в диагностике и мониторинге пациентов, пребывающих без сознания. Эмпатический орган цинрусскийцев высокочувствителен и к эмоциональному излучению существ, пребывающих в сознании, – то есть нас с вами. В присутствии Приликлы вам следует избегать внезапного и резкого проявления эмоций и даже таких непроизвольных реакций, как инстинктивный страх или неприязнь при встрече с существами, которые на ваших родных планетах являются хищниками или объектами детских фобий. Подобные чувства вам следует всячески сдерживать, поскольку у эмпата они вызывают сильнейшее сопереживание. Когда вы поближе познакомитесь с Приликлой, вы поймете, что испытывать к нему неприятные чувства попросту невозможно. Прошу простить меня, Приликла, за то, что использовал вас в качестве наглядного пособия, не спросив на то вашего разрешения.

– Не стоит извинений, друг Конвей. Я чувствую, что вы встревожились и именно поэтому принялись просвещать практикантов на мой счет, и я вам очень за это признателен. Но эта группа не излучает никаких неприятных чувств. Их эмоциональное излучение составлено из изумления, недоверчивости и сильнейшего любопытства, которое я с превеликой радостью удовлетворю.

– Но вы все ещё дрожите… – возразил Конвей. Как ни странно, цинрусскиец не обратил на его замечание никакого внимания, – Кроме того, я чувствую присутствие ещё одного эмпата, – продолжал Приликла, порхая над столиками. Наконец он повис над головой псевдодьюатги с лишним глазом. – По всей вероятности, вы – новичок-мимикрист, прибывший с планеты Фотаун. С нетерпением жду возможности посотрудничать с вами, друг Данальта. Это моё первое в жизни знакомство с представителем чрезвычайно одаренного вида ТОБС.