Путь героев

– Значит, подземелья не будет? – на всякий случай уточнил Конни. – И бичевания трижды в день тоже?

– Не будет, хотя неплохо бы, – хохотнул правитель Аквилонии. – Еще не хватало – в нарушение всяческих уложений подвергать особу королевской крови телесным наказаниям! Ревнители традиций сожрут меня вместе с сапогами и короной, уж будь уверен. И Рабирийский Изумруд я тоже не сошлю и замуж не спихну, иначе Райан с Меланталь напустят порчу на всю страну. Что же до офирских принцесс…

Король сделал вид, будто усиленно размышляет. Слегка воспрявший духом Конни немедленно похолодел от ужаса.

– Но, отец!..

– Что «отец»? – буркнул Конан, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос. – Между прочим, очень даже ничего девчонки. У меня где-то завалялись портреты, офирский посол старательно всучивал. Потом зайдешь, полюбуешься. И опять же, доля с тамошних рудников…

– Да не нужно мне их несчастного золота! – взмолился Коннахар, сваливаясь с окна, но тут, по счастью, бесшумный слуга внес покрытый пылью кувшин с клеймом королевских погребов и два резных хрустальных кубка на круглом подносе. Киммериец жестом отослал лакея и привычным движением распечатал сосуд. Золото аргосского муската урожая двадцатилетней давности заискрилось в граненом хрустале.

Конни, метавшийся по комнате, ополовинил свой кубок одним махом, на что его отец, с наслаждением перекатывая во рту первый, самый сладкий глоток, только неодобрительно покачал головой.

– Совершенно варварские манеры… гм… – пробормотал он. – Теперь приступаем к самому неприятному. Слушай внимательно, сын: за нарушение свода правил дворцового этикета и нанесение увечий отпрыскам знатных родов… проклятье, ну и покалечил ты их… я вынужден особым королевским указом понизить тебя в воинском чине на две ступени, поелику проступок твой относится к категории тяжелых. Ты приписан к Черным Драконам, ведь так?

– Так, – уныло подтвердил Коннахар.

– Так… и, насколько я знаю, в настоящее время состоишь в звании центуриона. Ох-хо-хо… Есть чем гордиться. Господа офицеры, вашего центуриона пожаловали в десятники…. Церемония состоится завтра, в присутствии высших чинов легиона. Заранее сочувствую: разжалование – вещь очень неприятная и постыдная. Лишение знаков различия, преломление клинка и так далее. Мучиться будешь в одиночестве – я на такое безобразие смотреть не пойду. Вигерену и Стимму, хоть, Митра свидетель, мне того не хочется, будет выплачена изрядная вира за поношение и ущерб здоровью. Пусть убираются по домам и больше мне на глаза не показываются. Двоих оставшихся обалдуев, Коррента и Трейско, вышлют из Тарантии в отдаленные крепости без возможности впредь занимать должности выше сотника… Вот такой веселый Белтайн получился.

– Могу я попросить за Эвье? – осмелев, перебил Конни. – Если кто виноват менее прочих, так это он.

– Я и сам так думаю. Болтает он много, а так парень неплохой. Хм… Ладно, посмотрим, что с ним делать. Теперь опять касательно тебя. На три луны я подвергаю тебя… как его там… золотому аресту без оков и замков. До наступления осени из дворца ни ногой, понял? Ни в город, ни на охоты, ни в гости, никуда! Мера негласная, но имей в виду: осмелишься снова что-нибудь учинить, вот тогда я рассержусь по-настоящему. Есть храбрость, есть упрямство, и пора научиться отличать одно от другого! Я понятно выразился?

– Понятно, отец, – смиренно кивнул молодой человек. – Я хотел бы еще спросить…

– Остается она во дворце, остается, я же сказал, – отрезал король, не сдержав усмешки при виде радости, озарившей лицо сына. – Успеешь еще налюбоваться. Только… Впрочем, сами разберетесь, не маленькие. И прекрати хлебать прекрасный мускат, как воду! Да, чуть не запамятовал. Достопочтенный месьор Борс Тегвир, воинский наставник, докладывает, что ты совсем забросил упражнения. Того и гляди забудешь, с какой стороны подходят к лошади! Посему своей королевской и, что гораздо важнее, отцовской властью в два раза увеличиваю для тебя время занятий в Фехтовальном Зале. Потом лично проверю, чего ты добился!..

З день Третьей весенней луны.

Треск ломающегося клинка, как полагал Конни, будет теперь преследовать его в кошмарных снах до самой смерти. Меч для позорной церемонии, само собой, взяли парадный, с тонким и заранее подпиленным лезвием. Звук получился именно такой, как требовалось – сухой, отрывистый, напоминающий резкий щелчок бича. Он заглушил даже низкие громыхания барабанов и мерный голос глашатая, зачитывающего королевский указ.

Слова приговора словно тонули в окружившем наследника престола густом сером тумане, походившем на дым от костра. Это и вправду был самый настоящий костер, где дровами служили стыд и раскаяние Конни. Отец говорил непреложную истину – Коннахар вел себя, точно маленький ребенок. Как теперь показаться во дворце? В лицо, конечно, никто не засмеется, но за его спиной наверняка будут перешептываться и тыкать пальцами. Единственное спасение – закрыться до наступления осени в своих комнатах и никого не впускать. Даже Айлэ.

Тихое звяканье заставило Конни на миг опустить глаза. Он увидел валяющийся под ногами безжалостно погнутый серебряный значок, изображавший маленького крылатого дракона и свидетельствовавший о его былой принадлежности к дворцовому легиону. Принцу внезапно захотелось нагнуться, подобрать фигурку и унести с собой – пусть напоминает о случившемся.

– Кру-угом! Марш!.. – лязгнуло над самым ухом.

Две шеренги слаженно развернулись и с какой-то непривычной торопливостью промаршировали к распахнувшимся двустворчатым дверям.

Конни потерянно смотрел вслед уходящим, в который раз пытаясь уверить себя: опала не настоящая. Осенью она закончится. В крайнем случае продлится до конца года. Его изгнание подойдет к концу, и новым королевским эдиктом наследнику вернут утраченное звание…

Тогда почему очертания гербов, вышитых на полотнищах знамен, развешанных по стенам Малого Церемониального зала, начинают подозрительно расплываться?

Кто-то настойчиво потеребил молодого человека за плечо, буркнув: «Иди за мной».

– Куда? – вырвалось у Конни прежде, чем он сообразил. Церемония еще не завершена. Разжалованному надлежит принять десять ударов хлыстом и на седмицу отправиться в камеру под зданием казарм. Первое из-за исключительности случая решено заменить символическим наказанием сшитой из образков кожи куклы-болвана, на которой обычно тренируются в точности метании ножей. Что касается второго, то здесь ничего не поделаешь – традиции есть традиции. Нельзя пренебрегать ими до бесконечности.

В глубине души Конни тихо порадовался тому, что на целых семь дней его оставят в покое. У него будет время как следует обдумать свой поступок и решить, какой должна стать его жизнь дальше.

Он достаточно спокойно вынес зрелище побиваемого болвана, хотя вздрогнул при первом хлестком ударе, невольно вообразив себя на месте бесчувственной куклы, набитой соломой. Молча спустился вслед за стражниками по просевшей от времени каменной лестнице в подвальные помещения, отрицательно покачал головой в ответ на вопрос, не нужно ли ему чего, и вошел в указанную дверь. Низкая толстая створка захлопнулась. Донеслись удаляющиеся по коридору шаги и опять грохот запираемого замка. Стало тихо. Должно быть, собратьев по несчастью принцу не полагалось.

Камера мало напоминала уютную комнату, но «преужасным узилищем» наподобие такого, что красочно расписывал отец, тоже не выглядела. Конни мимолетно пожалел, что в ней нет окон, если не считать крохотных отдушин под самым потолком, ткнул кулаком брошенный на лавку тощий тюфяк, нерешительно присел сверху… и сам не заметил, как задремал.

* * *

Проснулся он с ощущением чьего-то присутствия рядом. В камере появились новые предметы обстановки – колченогий стол и добротного вида скамья. На столе красовались бронзовая масляная лампа и внушительных размеров плетеная корзина, а на табурете сидел человек в плаще с низко наброшенным капюшоном. Когда Конни зашевелился, незнакомец обернулся, знакомым жестом сдвигая капюшон назад, и сочувственно поцокал языком.

– Мама? – спросонья Коннахар едва не принял гостью за порождение собственных грет. – Мама, ты что здесь делаешь?

– Нарушаю строжайший запрет моего супруга и повелителя, – невозмутимо отозвалась Зенобия. – Он не желает, чтобы тебя навещали. Я больше и не буду, но должна же я сперва лично взглянуть, как обращаются с моим мальчиком.

Королева Аквилонии внимательно оглядела старшего отпрыска и, придя к каким-то выводам, удовлетворенно кивнула.

– Мне сказали, ты отлично держался во время церемонии. Конан доволен больше всех, пусть и пытается это скрыть. Наконец-то он получил убедительное доказательство семейного сходства.

– Я старался, – Конни поймал себя на том, что вот-вот разревется, и с силой прикусил язык.

– Верю, – мягко сказала Дженна. – Я горжусь тобой и одобряю твой поступок… хотя по-прежнему не могу согласиться с твоим выбором. Я говорила и повторяю – одари своей благосклонностью какую-нибудь иную девицу.

– Ма-атушка, – укоризненно протянул Коннахар. – Помнится, ты обещала не вмешиваться в мои отношения с баронеттой Монброн!

– Раньше ты не встревал из-за нее в драки, – возразила королева.

– Но ведь я победил!

Зенобия сокрушенно вздохнула:

– Нет, ты даже хуже своего отца. Боюсь загадывать, какой ужас начнется во дворце, когда подрастут Лаэг и Диса… Астрологи лгут – мне не суждена мирная старость в кругу семьи. Ладно, герой, наслаждайся заслуженной карой, – она поднялась, одергивая длинный плащ. – По-моему, твои друзья вынашивают замысел устроить тебе побег. Ожидай запеченных в пирогах шелковых лестниц и напильников между книжных страниц. Прекрасной Айлэ я передам, что все твои помыслы – только о ней.

– Ты не знаешь, как обошлись с Эвье Коррентом? – на всякий случай осведомился Конни.

– Знаю. Он тоскует за решеткой в другой части подвала. Его приговорили к десяти дням заключения, – Дженна постучала по двери, чтобы ее выпустили, и повернулась к сыну: – Не грусти, Конни. Семь дней – не семь лет. Твоя жизнь не кончена, она только начинается. Скоро увидимся. Кстати, я на всякий случай захватила те книги, что лежали в твоей комнате. Расскажешь потом, отчего тебя так волнует происхождение рабирийцев?

Идя по коридору за тюремщиком, королева украдкой всхлипнула и раздраженно вытерла глаза краем торопливо извлеченного платка. Зачем дети так быстро взрослеют? Не успеешь оглянуться, а они уже перестали быть несмышлеными малышами, и больше не слушают твоих слов, разве что из вежливости.

Она поднялась по слабо освещенной лестнице, наклоняя голову, чтобы не удариться о низкий потолок. Свернула в боковой коридор, выводивший в старую крытую галерею между казармами королевской гвардии и первым этажом дворца. Ей редко пользовались, и Дженна надеялась, что ее визит в тюрьму останется незамеченным. Мианта Тилинг должна отвечать любому визитеру, что Ее величество Зенобия Канах пребывает в расстроенных чувствах и не желает никого видеть…

– Ой!

За поворотом Дженна едва не налетела на человека, подпиравшего стену и явно ожидавшего ее появления. Завидев торопившуюся женщину, он удовлетворенно крякнул и преградил ей дорогу, заявив:

– Вот и попалась. Куда ты ходила, дорогая? Госпожа Мианта строила такие честные глаза, уверяя меня в твоей немощности, что я ей сразу не поверил. Будешь признаваться?

– Не буду, – мрачно буркнула Зенобия. – Ты узурпатор и безжалостный тиран. Заточить собственного ребенка в подземелье! Не могла же я оставить его пропадать в одиночестве, без материнской поддержки!

– Ему нужна не твоя поддержка, а славная трепка, – добродушно поддразнил жену Конан. – Хорош малый ребеночек – избить до полусмерти четверых пьяных обормотов только потому, что они ляпнули гадость о его подружке!

Королева Аквилонская поджала губы, всем видом показывая, насколько она презирает такой способ разрешения трудностей, и осведомилась: