Моя семья и другие звери

– Да, – настаивал на своем Ларри. – Ты начинаешь походить на ирландскую прачку… а твои домочадцы могли бы послужить иллюстрациями для медицинской энциклопедии.

Не придумав хлесткого ответа, мама довольствовалась свирепым взглядом, прежде чем снова уткнуться в книгу.

– Нам нужно солнце, – продолжал Ларри. – Лес, ты со мной согласен? Лес?.. Лес… Лес!

Лесли вытащил из уха здоровый пучок ваты.

– Что ты сказал? – спросил он.

– Ты видишь! – Ларри победоносно развернулся к матери. – Разговор с ним превратился в стратегическую операцию. Я спрашиваю тебя, как с этим можно жить? Один не слышит, что ему говорят, а слова другого невозможно разобрать. Пора уже что-то сделать. Я не могу сочинять бессмертную прозу в атмосфере мрака и эвкалипта.

– Да, дорогой, – отозвалась мать туманно.

– Нам всем требуется солнце. – Ларри снова решительно зашагал по комнате. – Нам нужна страна, где мы можем расти.

– Да, дорогой, это было бы хорошо, – согласилась мать, слушая его вполуха.

– Сегодня утром я получил письмо от Джорджа. Он очень хвалит Корфу. Почему бы нам не упаковать чемоданы и не отправиться в Грецию?

– Очень хорошо, дорогой. Если тебе так хочется, – опрометчиво сказала мать. Обычно с Ларри она держалась начеку, чтобы ее потом не поймали на слове.

– Когда? – тут же уточнил он, несколько удивленный такой отзывчивостью.

Поняв, что совершила тактическую ошибку, мать аккуратно положила «Простые рецепты из Раджпутаны».

– Мне кажется, было бы разумно, дорогой, если бы ты поехал сам и подготовил почву, – нашлась она с ответом. – Потом ты мне напишешь, что все устроено, и тогда уже мы все сможем приехать.

Ларри смерил ее уничтожающим взглядом.

– То же самое ты говорила, когда я предложил поехать в Испанию, – напомнил он ей. – А в результате я просидел два нескончаемых месяца в Севилье в ожидании вашего приезда, а ты только и делала, что писала мне пространные письма с вопросами о водостоке и питьевой воде, как будто я какой-нибудь городской служащий. Нет уж, если мы соберемся в Грецию, то все вместе.

– Ларри, ты преувеличиваешь, – в голосе матери зазвучали жалобные нотки. – И вообще, не могу же я вот так взять и поехать. Я должна сначала обустроить дом.

– Обустроить? Господи, ты о чем? Продай его.

– Что ты, я не могу. – Она была в шоке от его предложения.

– Это почему же?

– Я ведь его только купила.

– Вот и продай, пока он еще в нормальном состоянии.

– Дорогой, не говори глупости, – произнесла она твердо. – Исключено. Это было бы безумием.

Короче, мы продали дом и умчались подальше от тоскливого английского лета, как стая перелетных ласточек.

Путешествовали мы налегке, взяв с собой лишь самое необходимое. Когда мы на таможне открыли наши чемоданы для осмотра, их содержимое четко отражало характер и интересы каждого. Так, багаж Марго состоял из просвечивающих одеяний, трех книжек о похудании и целой батареи флакончиков с разными эликсирами для выведения прыщиков. Лесли уложил парочку глухих свитеров и брюки, в которые были завернуты два револьвера, духовой пистолет, книжка «Сам себе оружейный мастер» и подтекающая бутыль смазочного масла. Ларри взял с собой два чемодана книг и кожаный чемоданчик с одеждой. Мамин багаж был разумно поделен между носильными вещами и томами, посвященными готовке и садоводству. Я прихватил только то, что должно было мне скрасить утомительное путешествие: четыре пособия по естествознанию, сачок для бабочек, собаку и банку из-под варенья с гусеницами, грозящими вот-вот превратиться в куколок. Вот так, во всеоружии, мы покинули промозглые берега Англии.

Дождливая и печальная Франция, похожая на рождественскую открытку Швейцария, обильная, шумная и благоухающая Италия промелькнули в окне, оставив смутные воспоминания. Небольшой кораблик отчалил от итальянского каблучка в предзакатное море, и, пока мы спали в душных кабинках, в какой-то момент своего движения по лунной морской дорожке он пересек невидимую разделительную черту и вошел в яркий зазеркальный мир Греции. Видимо, эта перемена постепенно проникла в нашу кровь, потому что мы все проснулись с первыми лучами солнца и высыпали на верхнюю палубу.

Море поигрывало гладкими голубыми мускулами в предрассветной дымке, а пенный след со сверкающими пузырьками за кормой казался стелющимся хвостом белого павлина. Бледное небо на востоке, у самого горизонта, отметилось желтым пятном. Впереди по курсу из тумана выступал шоколадный мазок суши с пенной оборкой. Это был Корфу, и мы напрягли зрение, пытаясь рассмотреть горы, пики, долины, овраги и пляжи, но все ограничилось общими очертаниями. Вдруг из-за горизонта вышло солнце, и небо заиграло голубой эмалью, как глаз сойки. На мгновение мириады четко очерченных морских завитков вспыхнули и превратились в королевский пурпур с зелеными блестками. Туман взлетел вверх легкими лентами, и нашим глазам открылся весь остров с горами, словно спящими под сморщенными коричневыми одеялами, а в складках прятались зеленые оливковые рощицы. Вдоль изгибистой береговой линии тянулись пляжи, белоснежные, как бивни слона, с рассыпанными здесь и там вкраплениями золотистых, рыжеватых и белых скал. Мы обогнули северный мыс, являвший собой гладкое ржаво-красное плечо с вырезанными в нем огромными пещерами. Темные волны, поднимая пенный кильватер, понемногу относили его в сторону пещер, и уже там, перед отверстыми зевами, он с жадным шипением распался среди скал. А потом горы постепенно сошли на нет, и взгляду предстало серебристо-зеленое переливающееся марево олив и отдельно торчащие черные кипарисы, этакие назидательные указательные пальцы на голубом фоне. Вода в бухтах, на мелководье, была лазоревого цвета, и даже сквозь шум двигателей можно было расслышать доносящийся с берега пронзительно-победный хор цикад.

1

Неведомый остров

Из шумной суетливой таможни мы выбрались на залитую солнцем набережную. Вокруг раскинулся город, уходящий уступами вверх, с хаотично разбросанными пестрыми домами, чьи распахнутые зеленые ставни напоминали крылья ночных бабочек – такой несметный рой. За нами лежал залив, гладкий как тарелка, отливающая нереально огненной синевой.

Ларри быстро шагал с гордо поднятой головой и такой королевской надменностью на лице, что никто не обращал внимания на его росточек, он же бдительно приглядывал за носильщиками, тащившими его чемоданы. За ним поспешал низкорослый крепыш Лесли с затаенной воинственностью в глазах, а дальше трусила Марго со своими ярдами муслина и батареей склянок с примочками. Мать, этакая тихая, забитая миссионерка среди бунтовщиков, против воли дотащилась на поводке у буйного Роджера до ближайшего фонарного столба, где и стояла в прострации, пока он освобождался от избытка чувств, накопившихся за время пребывания в собачьей конуре. Ларри выбрал два изумительно ветхих конских экипажа. В один загрузили весь багаж, а во второй уселся он и недовольно оглядел нашу компанию.

– Ну? – спросил он. – И чего мы ждем?

– Мы ждем нашу мать, – объяснил Лесли. – Роджер нашел фонарный столб.

– О господи! – Ларри принял образцовую осанку и закричал: – Мама, давай уже! Неужели собака не может подождать?

– Иду, дорогой, – отозвалась мать как-то покорно и неискренне, поскольку Роджер не изъявлял никакого желания расстаться с фонарным столбом.

– От этого пса всю дорогу одни хлопоты, – сказал Ларри.

– Не будь таким нетерпеливым, – возмутилась Марго. – Это его природа… К тому же в Неаполе мы прождали тебя целый час.

– У меня было расстройство желудка, – холодно заметил ей Ларри.

– У него тоже может быть расстройство желудка, – торжествующе объявила Марго. – Все одним миром мазаны.

– Ты хочешь сказать, что мы одного поля ягоды.

– Не важно, что я хотела сказать. Вы друг друга стоите.

В этот момент подошла мать, несколько растрепанная, и перед нами встала задача, как поместить Роджера в экипаж. Впервые столкнувшись с таким передвижным средством, он к нему отнесся с подозрением. В конце концов нам пришлось вручную, под отчаянный лай, запихнуть его внутрь, потом, отдуваясь, забраться самим и крепко его держать. Лошадь, напуганная всей этой возней, пустилась рысью, и в какой-то момент мы все устроили на полу кучу-малу, под которой громко постанывал Роджер.

– Хорошенькое начало, – горько посетовал Ларри. – Я рассчитывал, что мы въедем, как король со свитой, и что получилось… Мы появляемся в городе, как труппа средневековых акробатов.

– Дорогой, не продолжай, – сказала мать успокоительным тоном и поправила на голове шляпу. – Скоро мы будем в гостинице.

Под стук копыт и звон колокольчиков наш экипаж въезжал в город, пока мы на сиденьях из конского волоса пытались изображать из себя королевских особ, как того требовал Ларри. Роджер, накрепко прихваченный Лесли, высовывал голову наружу и вращал глазами так, словно был на последнем издыхании. Колеса прогремели по узкой улочке, где на солнце грелись четыре нечесаные дворняги. Роджер весь поджался, смерил их взглядом и разразился утробной тирадой. Дворняги тотчас оживились и с громким лаем припустили за экипажем. О королевской осанке можно было забыть, так как теперь уже двое удерживали буйного Роджера, а остальные, высунувшись из коляски, вовсю размахивали журналами и книжками, пытаясь прогнать увязавшуюся за нами свору. Но это их лишь еще больше распаляло, и с каждым поворотом их число только увеличивалось, так что, когда мы выехали на главную улицу, вокруг колес увивалось два с половиной десятка собак, впавших в форменную истерику.

– Кто-нибудь может сделать хоть что-то? – Ларри возвысил голос, чтобы перекрыть этот бедлам. – Это уже похоже на сцену из «Хижины дяди Тома».

– Вот бы сам и сделал, чем других критиковать, – огрызнулся Лесли, воевавший с Роджером.

Тут Ларри вскочил на ноги, вырвал кнут у остолбеневшего возницы и маханул в сторону своры, но промахнулся, да еще задел Лесли по загривку. Тот побагровел и окрысился на брата:

– Совсем, что ли?..

– Случайно, – беззаботно ответил Ларри. – Потерял практику. Давно не держал в руках кнут.