Сон № 9

С при влажности 86 %, если верить большому дисплею «Панасоник». Город так близко, что его не рассмотреть. Расстояний нет. Все – над головой: стоматологические клиники, детские сады, танцевальные студии. Дороги и тротуары подняты на сумрачные ходули свай. Осушенная Венеция. По зеркальным граням зданий скользят отражения самолетов. Я считал Кагосиму[3 - Кагосима – город и порт на острове Кюсю.] огромной, но она затеряется в любом переулке Синдзюку[4 - Синдзюку – «новые жилища» (яп.), административный район Токио, деловой и коммерческий центр.]. Закуриваю сигарету – «Кул», такие же купил байкер в очереди передо мной, – и смотрю на поток автомашин и прохожих на перекрестке Омэ-кайдо и Кита-дори. Трутни в костюмах в тонкую полоску, парикмахер с пирсингом в нижней губе, полуденные пьянчужки, домохозяйки с выводками малышей. Никто не стоит на месте. Реки, снежные бури, потоки машин, байты, поколения, тысяча лиц в минуту. Якусима[5 - Якусима – небольшой остров у южной оконечности острова Кюсю.] – тысяча минут на одно лицо. И у каждого есть шкатулки воспоминаний с надписью «Родители». Хорошие снимки, плохие снимки; страшные картинки; кадры, полные нежности; размытый фокус; поцарапанные негативы – не важно: люди знают, кто привел их в этот мир. Акико Като, я жду. Кафе «Юпитер» – ближайшее к «Паноптикуму» место, где можно пообедать. Вот бы вы заглянули сюда на чашку кофе с сэндвичем. Я узна?ю вас, представлюсь и постараюсь убедить, что закон природы на моей стороне. Как грезы воплощаются в реальность? Я вздыхаю. Не очень хорошо, не очень часто. Чтобы получить желаемое, придется штурмовать крепость. Хорошего мало. В огромном здании «Паноптикума» наверняка есть и другие выходы, и собственные рестораны. А вы – императрица, и обед вам подают рабы. И кто сказал, что вам вообще нужен обед? Может, человеческое сердце на завтрак насыщает вас до самого ужина. Я погребаю окурок в останках его предшественников и решаю покинуть наблюдательный пост, как только допью кофе. Я иду к вам, Акико Като. В кафе «Юпитер» работают три официантки. Одна – начальница, высохшая, как вдова императора, которая свела мужа в могилу своим нытьем, у второй – визгливый голос ослицы, а третья стоит ко мне спиной, но у нее – самая прекрасная шея во всем мироздании. Вдова рассказывает Ослице о недавно распавшемся браке своего парикмахера:

– Когда жена перестает удовлетворять его запросам, он вышвыривает ее за дверь.

Официантка с прекрасной шеей отбывает пожизненный приговор у мойки. Это вдова с Ослицей обращаются с ней холодно или она сама прохладно к ним относится? Этаж за этажом «Паноптикум» исчезает из виду – облака спустились до восемнадцатого. Я отвожу взгляд, а они продолжают опускаться. Высчитываю на бумажной салфетке количество прожитых дней – 7290, включая четыре високосных года. На циферблате без пяти час, и поток трутней изливается из кафе «Юпитер». Наверное, трутни боятся, что их реструктурируют, если к часу дня они не вернутся в залитые флуоресцентным светом соты. Моя пустая чашка стоит среди кофейных лужиц. Что ж. Как только часовая стрелка дойдет до единицы, я отправлюсь в «Паноптикум». Признаюсь, я волнуюсь. И хорошо, что волнуюсь. В прошлом году к нам в школу приезжал вербовщик из министерства обороны. Он говорил, что армии не нужны люди, невосприимчивые к страху: бойцы, которые не испытывают страха, погибают всем взводом в первые пять минут сражения. Хороший солдат контролирует свой страх и использует его, чтобы обострить чувства. Еще кофе? Нет. Еще одну сигарету, чтобы обострить чувства.

Стрелка часов доходит до половины второго – крайний срок давно истек. Пепельница переполнена. Я встряхиваю пачку сигарет – выкурю последнюю. Облака спустились до девятого этажа «Паноптикума». Акико Като вглядывается в туман из окна своего роскошного офиса с кондиционированным воздухом. Чувствует ли она мое присутствие, как я чувствую ее? Знает ли она, что сегодняшний день – судьбоносный? Еще одна – последняя, последняя, последняя сигарета; потом – на штурм, иначе из нервного я превращусь в бесхребетного. Когда я пришел в кафе «Юпитер», здесь уже сидел старик. Он так и сидит, не в силах оторваться от своего «видбоя». Вылитый Лао-цзы[6 - Лао-цзы – древнекитайский мыслитель VI–V вв. до н. э., основоположник даосизма, автор классического трактата «Дао Дэ Цзин» («Книга пути и достоинства»).] из школьного учебника – с голым черепом, сморщенный как орех, бородатый. Другие посетители входят, заказывают, пьют, едят и уходят – и все за несколько минут. Идут десятилетия. А Лао-цзы сидит и сидит. Официантки, наверно, думают, что меня продинамила девушка или что я псих и поджидаю кого-нибудь из них, хочу выследить, где они живут. Звучит ресторанная версия «Imagine»[7 - «Представь себе» (англ.).] – Джон Леннон[8 - «Imagine» («Представь себе») – песня с одноименного, второго сольного альбома Джона Леннона, выпущенного в 1971 г.] от ужаса переворачивается в гробу. Противно до невозможности. Записывать такое – просто позор; наверняка даже те, кто это делал, понимали, что творят мерзость. Входят две беременные, заказывают лимонный чай со льдом. Лао-цзы, сотрясаемый необоримым приступом кашля, рукавом стирает с экрана брызги мокроты. Я глубоко затягиваюсь, тонкой струйкой выпускаю дым через ноздри. Нужно хорошее наводнение, чтобы отмыть Токио дочиста. И чтобы по Гиндзе[9 - Гиндза – «серебряный двор» (яп.), торговый и культурный центр Токио.] поплыли гондольеры с мандолинами.

– Заметь себе, – продолжает Вдова, обращаясь к Ослице, – все его жены такие прилипчивые и жеманные создания, что вполне заслуживают своей участи. Как надумаешь замуж, выбирай мужа так, чтобы его мечты точно совпадали по размеру с твоими.

Потягиваю кофейную пенку. На ободке чашки – следы губной помады. Подыскиваю прецедент, чтобы доказать, что касаться губами этой стороны чашки – значит целовать незнакомку. Это увеличило бы количество целованных мною девушек до трех, что все равно ниже среднестатистического уровня. Оглядываю кафе «Юпитер» в поисках претендентки на поцелуй и останавливаюсь на официантке, обладательнице живой, мудрой луносветной шеи с изгибом скрипичного грифа. Шею щекочет прядка, выпавшая из прически. Сравниваю фуксиево-розовый отпечаток на чашке с розовой помадой на губах официантки. Если это и совпадение, то с большой натяжкой. Кто знает, сколько раз чашку мыли, вплавляя атомы помады в молекулы фарфора? Кроме того, у очаровательной жительницы Токио наверняка столько поклонников, что их именами можно заполнить карманный компьютер. В возбуждении дела отказано. Лао-цзы ворчит на свой «видбой»:

– Проклятые биоборги. И так каждый раз, будь они прокляты!

Я допиваю остатки кофе и надеваю бейсболку. Пора идти на поиски родителя.

Холл «Паноптикума», огромный, как чрево каменного кита, заглатывает меня целиком. В пол вмонтированы сенсорные указатели; повинуясь им, иду к свободной пропускной кабинке. За спиной с шипением закрывается дверь, и я запечатан в глухой темноте. Сканер просвечивает меня с головы до ног, распознавая штрихкод на идентификационной табличке. Загорается желтая подсветка – я вижу свое отражение. Выгляжу как полагается, не придерешься. Комбинезон, бейсболка, чемоданчик с инструментами, планшет с зажимом для бумаг. На экране передо мной возникает ледяная дева. Она безупречно, симметрично красива. На лацкане светится бейджик: «ОХРАНА».

– Назовите свое имя, – произносит она, – и род занятий.

Интересно, насколько она человек. В наши дни компьютеры обретают облик людей, а люди уподобляются компьютерам. Я разыгрываю деревенщину, которого обуял благоговейный страх.

– День добрый. Меня зовут Рэн Согабэ. Я – Друг золотых рыбок.

Она морщит лоб. Отлично. Она всего лишь человек.

– Друг золотых рыбок?

– Видали нашу рекламу? – Я напеваю: – «Мы сделаем все для друзей с плавниками…»

– Зачем вам нужен доступ в «Паноптикум»?

Изображаю недоумение:

– Я обслуживаю аквариум фирмы «Осуги и Косуги».

– «Осуги и Босуги».

Гляжу на листок в зажиме планшета:

– Во-во, она самая.

– Сканер обнаружил в вашем чемодане странные предметы.

– Только что получены из Германии. Позвольте продемонстрировать вам фторопластовую кормушку с ионизатором, – без сомнения, вам известно, насколько важна pH-стабильность для поддержания благоприятной среды в аквариуме. Из всех компаний, занимающихся аквакультурами в стране, мы – первые, кто взял на вооружение это маленькое чудо. Могу предложить вам краткую…

– Положите правую руку на сканер доступа, господин Согабэ.

– А это щекотно?

– Вы положили левую руку.

– Прошу прощения.

Проходит целая вечность, и зажигается зеленая надпись: «АВТОРИЗОВАНО».

– Ваш код доступа?

Ее бдительность неусыпна.

Я напряженно щурюсь:

– Так сразу и не припомнишь… Триста тринадцать – шестьсот тридцать шесть – девятьсот шестьдесят девять.

Взгляд Ледяной девы бликует.

– Код доступа действителен…

Он и должен быть действителен. За эти девять цифр я отвалил целое состояние лучшему независимому хакеру Токио.

– …до конца июля. Должна вам напомнить, что уже август.

Вот дешевки! Уроды, дрянь, хакеры дерьмовые!

– Как интересно… – Почесываю в паху, чтобы выиграть время. – Этот код мне дала госпожа… – кидаю страдальческий взгляд на планшет с бумагами, – Акико Като, адвокат из «Осуги и Косуги».

– «Босуги».

– Как вам угодно. Что ж, если мой код недействителен, я, понятное дело, не могу войти, так? Жаль. Когда госпожа Като захочет узнать, почему ее бесценные окинавские серебристые погибли в результате отравления собственными экскрементами, я направлю ее к вам. А напомните, как вас зовут?

Ледяная дева застывает. С такими усердными экземплярами легко блефовать.

– Возвращайтесь завтра, когда обновите код доступа.

Я качаю головой:

– Исключено! Да вы знаете, сколько рыбок на мне висит? Раньше у нас был более свободный график, но с тех пор, как за компанию взялись профессиональные менеджеры, мы должны управляться минута в минуту. Один пропущенный заказ, и наши друзья с плавниками наглотаются фосфатов. Вот мы сейчас с вами препираемся, а девяносто скалярий в столичной мэрии вот-вот задохнутся. Ничего не имею лично против вас, но требую, чтобы вы представились – для внесения вашего имени в официальный протокол об отказе от ответственности. – Я выдерживаю драматическую паузу.

Ледяная дева трепещет.

Я смягчаюсь:

– Позвоните секретарше госпожи Като, она подтвердит, что мне назначено.

– Я уже позвонила.

Теперь моя очередь поволноваться. Если этот хакер еще и с псевдонимом ошибся, то меня порубят на фарш.

– Но вам назначено на завтра.