Корабль в пустоте

– Час от часу не легче! Это еще зачем? Что же – если я не исчез, стало быть, я обвиняемый? Что у вас за практика такая?

– Вы не с той стороны смотрите на ситуацию. Надо так: все исчезли, а вы нет.

– И что?

– А то, что, если здесь имеется криминал, и вы лишь случайно не исчезли со всеми, то вы в опасности.

Я задумался. Хм, в самом деле…

– Хорошо, но через три дня – точнее, уже через два, – если, не дай Бог, ничего не выяснится, я уеду. Чтобы задержать меня подольше, вам придется предъявить мне обвинение.

– Ну, что вы. Я, думаю, до этого не дойдет. Будем надеяться, что всё выяснится сегодня. Да, вот еще просьба… При всей нашей озабоченности инцидентом, мы бы не хотели пока лишней огласки. А то мы поднимем гам-тарарам на весь свет, а потом окажется, что причиной это странного события явилась какая-нибудь нелепость. Понимаете? Мы станем посмешищами и вы, кстати, тоже. Воздержитесь, пожалуйста, сегодня от звонков или э-мейлов в Москву по этому поводу. Даже жене.

– Ладно, – вяло согласился я.

На том и расстались. Я поднялся в свой номер и от нечего делать стал смотреть в окно. Отель отхватил у города немаленький кусок пляжа. Для него уже привезли три кучи мелкого белого песка. Высокий забор ощетинился у воды круглыми решетками с пиками, не дающими зайти со стороны моря. Для постояльцев отеля строился отдельный пирс и небольшой аквапарк. Подразумевалась и некая ландшафтная эстетика – японский сад камней на заднем дворе, с косой рощицей бамбука. «Если бы это всё было бесплатно, люди сказали бы: «О-о-о!», а когда за деньги, то они говорят: «А-а-а…», – подумалось мне. Я не испытывал никакого желания посетить японский сад и постоять на пирсе, хотя мог это сделать на законных основаниях. Я не пошел бы кувыркаться в аквапарке, будь он достроен. Всё это было дорогостоящей дешевкой, исполненной скуки и тоски. В те редкие минуты жизни, когда тебе хочется развлекаться, нет наготове ни пляжа, ни аквапарка, ни сада камней, идешь себе в кафешку какую-нибудь. Когда же не надо, тебя окружают омертвелые развлечения, почему-то наводящие мысли о смерти. Я не представляю себя медитирующим в саде камней. Мне не о чем там медитировать. Если это метафора миропорядка, то дайте мне свидригайловскую баню с пауками: может быть, в ней еще удастся попариться.

Несмотря на впечатляющий метраж номера, было душновато. Однако, поискав глазами оконную ручку, я ее не нашел. И форточки тоже. Просто огромные глухие рамы до потолка. Так, первый конструктивный изъян «новодела». Вместо свежего воздуха – «кондёр», гоняющий воздух несвежий. Я поступал по стеклу. Звук тупой, как по броне – что-то пуленепробиваемое. Что ж, придется охлаждаться кондиционером.

Покопавшись в пульте, я прилег на кровать размером с боксерский ринг. Подремлю, пока не позвонят. Слишком много событий за один день. Точнее, пугающее отсутствие событий и людей. Я не любил всякой чертовщины и того, чего не понимаю. Не понимаешь, значит, понимает кто-то другой – и тебе в ущерб. Мой приезд сюда не был обязательным и всё остальное тоже. Но теперь я почему-то должен отвечать за всех. Мораль: не занимайся не своим делом. Я не историк, а полез в историю, как и многие самонадеянные писатели. И вот итог: «Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история». Жаждая разгадывать тайны, мы часто, сами того не понимая, оказываемся внутри этой тайны. Так с Булгаковым всю жизнь и было. Характер описываемого мира он определил довольно рано – «дьяволиада». Но отчего же он удивлялся, когда она вторгалась в его жизнь? Незаметно перейдя от яви ко сну, увидел я в нем Булгакова – с моноклем, как на знаменитом фото. Михаил Афанасьевич разлепил узкие губы и сказал: “Hktaonosi heloke sorom? asla?”, и иронически покосился на меня, поблескивая стеклышком в глазу. Польщенный, я возразил: «Думаю, это надо говорить с другой интонацией, на манер: «Слава Украине! – Героям слава!» – ну, вы знаете. То есть: “Hktaonosi heloke!” – “Sorom? asla?!”» «Вот как? – улыбнулся классик. – А может быть, если мы перешли на мову, то имеем дело с двумя сторонами одного умозаключения, вроде: «Гэрои нэ вмырають. Боягузы нэ живуть»? Хотя на самом-то деле и гэрои вмырають, и боягузы живуть. А версия пароль-отзыв вас не устраивает?» «Пароль для чего?» «Ну, для этого, “hktaonosi heloke”. Очевидная эта мысль поразила меня. «Вы имеете ввиду пропуск в ад?» Булгаков внимательно посмотрел на меня и ответил: «Туда не надобно пропуска. Их требуют в другом месте. Однако нужен пароль, если хочешь попасть раньше времени».

На этих словах его я проснулся. Господи, приснится же такое!

Я сел на кровати. Девушка из оргкомитета не звонила, значит, делегаты так и не нашлись. Поеду в местное управление культуры и науки, проводящее конференцию, решил я. Пусть они скажут, чем мне здесь заниматься. А то местные чекисты заставят меня искать вместе с ними совершенно незнакомых мне людей.

В лифте я столкнулся с парнем-вратарем, которого не признавали игроком. Обрадовавшись, я спросил у него:

– Вы меня помните? Мы вчера стояли рядом на ресепшене.

Парень как-то дернулся. Может, ему было неприятно, что я стал свидетелем его статусной дискриминации?

– Там еще были ученые, целая толпа. Помните их?

Вратарь что-то буркнул, отводя глаза.

– Сегодня мне говорят, что они не регистрировались в отеле. Но ведь они регистрировались, не правда ли, вы видели?

– Ничего я не видел! – вдруг выпалил он.

– Как же так? – поразился я. – Невозможно не видеть – я ведь вас видел и запомнил. Неужели у вас, такого молодого человека, память слабее моей?

Парень покраснел и отвернулся.

– Слушайте, – выдавил он из себя, – не путайте меня в это дело, а?

– Да что за дело-то? И дела никакого нет. Просто…

– Не знаю. Приходил капитан и сказал не сообщать никому ничего про вчера. А то будут неприятности. Мне оно надо?

Лифт остановился, двери распахнулись. Вратарь-неигрок быстренько смылся. Я стоял в холле в задумчивости, неприятно пораженный. Хотя «неприятно» – не то слово. Капитан Ротов заставляет молчать свидетелей? Что это? Тут открылись двери соседнего лифта, и из него выскочил мужчина, бросивший на меня быстрый взгляд. Был он в таком же обтягивающем костюмчике не по размеру, как Ротов, только не так кривоног и без усов. Ага, это «присматривающий сотрудник», которого я якобы не увижу. Они что, все в одинаковом «прикиде», словно команда агента Смита из «Матрицы»?

Попросив на ресепшене вызвать мне такси, я вышел на улицу. В какой переплет я попал? Неужели ФСБ на самом деле известно, что случилось с этрускологами, но они всеми силами пытаются это скрыть? Отсюда – «исчезновение» вчерашних портье, координатора, угрозы футболистам? Но что такое совершенно невообразимое могло случиться, чтобы маскировать пропажу пятидесяти человек? Я стал припоминать своих соседей по автобусу, помимо героического Кирова. Все они категорически не походили людей, с которыми «что-то случается». Обычные благонамеренные научные клерки. Даже какой-то творческой сумасшедшинки я ни в ком не заметил. Другое дело писатели – вечно поддатые, склонные поскандалить. А эти? Может быть, они «слишком много знали», как говорят в детективах? Но что, скажите на милость? Какой такой «инфой» могут владеть этрускологи? О чем? Как бы там ни было, ситуация диаметрально поменялась: из необходимого свидетеля я превращался в нежелательного. И еще неизвестно, насколько нежелательного. Мне бы, по-хорошему, после разговора с запасным вратарем линять отсюда надо, прямиком в аэропорт, но тогда, если меня сцапают, я точно окажусь крайним. Бежал – значит, виноват.

Когда я подошел к дверце прибывшего такси, сзади меня вдруг материализовался «смотрящий».

– Вы не возьмете меня? – тихо поинтересовался он, дотронувшись до моей спины.

Я даже рот разинул от удивления.

– Всё равно ведь цена будет одинаковая – что за одного, что за двоих, – примирительно сказал он.

Я начал кое-что понимать.

– Денег вам на такси, я вижу, не выделяют. О служебном автотранспорте уже не упоминаю.

Тот развел руками.

– Ну, садитесь. Вас как зовут хоть?

– Зовите Григорием.

– Ну, а я Борис.

– Да я знаю.

– Ну, конечно, вам положено. Только учтите, всё время я вас на такси катать не буду. Не из вредности, а потому что мне-то на такси тоже денег не выделяли. И, хоть оно здесь дешево, не наездишься.

– На общественном транспорте будем ездить, – жизнерадостно сказал курносый Григорий.

«И снова за мой счет?» – хотел спросить я, но сдержался. Нет, это не местные чекисты похитили ученых. Они не смогли бы арендовать для них отдельный автобус. Пришлось бы везти в тайное узилище в муниципальном. И заставить их купить билеты. Я с неудовольствием отметил, что, начав шутить сам с собой, никак не могу остановиться. Ничем кроме полной растерянности это было объяснить нельзя. До шуток ли тут? Один знакомый директор издательства начинал смеяться и почесывать в паху, как только речь заходила о самом для него чувствительном – деньгах. Так и из меня бьет фонтан сомнительного остроумия, как вспомню о пропавших этрускологах.

Управление науки и культуры (и почему-то спорта) находилось неподалеку от городской библиотеки, в сталинском Эрехтейоне, где роль кариатид, поддерживающих портик, выполняли побитые временем рабочие и крестьяне. Парадную лестницу покрывал вытертый ковер. В сводчатом коридоре Григорий молча указал мне налево, а сам сел на банкетку. Никакого оживления в связи со случившимся ЧП здесь не наблюдалось, только пара чиновников устало брела вдоль стен с бумагами. В помпезной приемной начальника было пусто. Я постучал в массивные двери кабинета с табличкой «Здолбунович Семен Брониславович», заглянул. Спиной ко мне у противоположной стены стоял сутуловатый человек, изучавший то ли бронзовый бюст президента на подставке, то ли грамоты по соседству. Когда он обернулся, я его сразу узнал: этот очкастый, с залысинами, не глядящий в глаза мужчина был на моей так называемой пресс-конференции, правда, вопросов не задавал.

– А-а, – тихо, я бы даже сказал шелестом, молвил он, – проходите.

Я уселся на указанный мне стул. Начальник же сел на свое место, за просторный рабочий стол, и посмотрел в сторону. Я невольно глянул туда же – это был погасший монитор компьютера.

Мы молчали. Он глядел на мертвый экран, а я – на него. Так прошло несколько минут. Наконец, я откашлялся и произнес:

– Есть какие-нибудь новости?

– Простите? – Здолбунович нехотя отвел взгляд от монитора, но остановил его не на мне, а на телефонном аппарате.

– Ну, новости об этрускологах.

– Ах, да, – прошелестел он. – Знаете, на конференцию никто из них кроме вас не явился.

Он что, издевается?