Плач по Блейку

и рыбу в деву поймать.
Из лесок натянутых дева глядит,
из лесок натянутых холм.

Из лесок натянутых пламя встает,
семью языками – речь,
в любой черепахе летит самолет,
горит три дюжины свеч.

Где рыба, там яма и ангела вдох,
и неба прореха и холм,
и лесками держится на разрыв
форма лица людей.

И дева могилой полна и лучом,
чело белоснежно ее.
А рыба по небу плывет ручьем,
звезды кипят за ней.

БЛЕЙК МЕЖДУ ОЗЕРОМ И ВАКСОЙ

В теле Блейка самолеты и цапли,
кокаиновые облака и индейские ружья,
в каждой клеточке тела,
все равно что стеклянной – по звезде и речному камню.
И знает Блейк, что Адам в утробе, себя повторяя,
становится названными именами —
теми, что сам произнес:
поочередно деревом (позвоночник и ребра) ,
коровой (легкие, хвост) ,
рыбой (жабры и губы) , птицей (жажда полета) ,

рекой – красный круг крови по телу,
и заново вызревает в утробе Адам, путешествуя
по увиденным им телам, которые создал именованием, когда Бог
искал ему помощника и не нашел, и вот, наконец, найдя, Адам
становится Блейком и тем, кто вместит в себя
все метаморфозы, все плачи и роды.

О птица Англия! Я принес тебе святость, твоим садам и
мельницам, книгопечатням и
портам, твоим зеленым холмам и рекам. О, Альбион ! Сестра
гальциона! О зимородок! Англо-славянский гимн !

О ручьи и ангелы ! На широкое блюдо, на широкое озеро,
я, Уильям, кладу свою голову
с зажатыми губами, с соломинками в ноздрях,
чтоб можно длинно дышать,
пока засыхает свидетель-гипс.
Роняю свою голову, поклеванную птицами,

с вырванным языком, вынутыми глазами; я, Уильям,
новые даровал ей чувства, подобранные в пыли и в серебряном
небе с самолетом и Архангелом Михаилом, новые ноздри, глаза,
скулы, и пара ласточек несет в облаках госпожу Элизабет Тибль
– поющую Минерву во всемирном небе.

Я принес вам святость!

Я, Уильям, между озером и ваксой
расположился с удлиненной таксой.
Со мной моя утешная подруга.

Так, словно карты сдвинули друг друга, —
становятся любовники длиннее.

Становятся и озером и лугом,
ручьем, длиннее таксы и бойчее.
Становятся единственным солдатом,
в единственном остановившись небе,
крыла стрекоз собравшим в синей крепи,
индейским, всяческим, продолговатым.

И гребни речки кудри фей
расчешут гребешком хрустальным,
Архангел слово скажет ей
пустопорожними устами —

они лишь колбы для огня
и слова, что нашло меня.
Чтоб, как в морозы на реке,
на медной застывать доске:

1. Ищущий невозможного предстоит его Владыке.
2. Увидеть реальность, что обуздать Единорога.
3. Пьющий синее небо – не умирает.
4. Ложись в челнок с подругой и никогда его не теряй, он
прижмет вас друг к другу средь бурунов.
5. Любить – это подтирать за щенками, ангелами и стариками.
6. Не разъединяй устами Бога и человека, разъединяя сами уста.
7. Ты рожаешь людей и звезду, а они тебя.
8. Не верь словам без ритма, в котором живет Бегемот.

ВЕЛАСКЕС

Дон Диего по улице идет
с тростью, с попугаем на плече,
лицо разошлось в ракетку со стеклянными струнами,
тихо свистит ангельские песни рот во рту,
губы в губах.