Крик волка

– А ты выслушаешь не перебивая? – усмехнулся я и подробно рассказал Локтеву о последних событиях, которые произошли со мной в Крыму. Чем дольше я говорил, тем все более мрачным становилось его лицо.

– Вот что, – глухим голосом сказал он, когда я замолчал. – Ничего ты не добьешься. Тебе просто оторвут голову. Я уже писал – это не твое дело.

– Я знаю столько, сколько не знают ни милиция, ни фээсбэ.

– Это твоя беда, а не преимущество.

– Я буду мстить, – упрямо повторил я. – По-другому уже не могу. Теперь в этом смысл моей жизни.

– Да брось ты! – поморщился Локтев, словно я наступил на его мозоль. – По-другому не могу, смысл жизни! – передразнил он меня. – Ты как Павлик Морозов размышляешь!.. Ну что? Что тебе известно? Что из Грозного в Афган летают самолеты и сбрасывают какие-то ящики? А кто это видел? Кто это докажет? Какой-то малознакомый тебе парень, которого, кроме всего прочего, давно хлопнули? Что еще тебе известно? Что через Пяндж сюда, а потом в Россию идет поток наркотиков? Нам это давно известно, мы перехватываем банды и находим у них наркотики.

– Ты знаешь, что я имел в виду не это.

– А что ты имел в виду? Что кое-кто из контингента миротворческих сил замешан в контрабанде? Ты знаешь, кто это? И сможешь доказать?

– Пока не знаю. Но надеюсь в скором времени выяснить.

– Ах, ах, ах! – театрально схватился за голову Локтев. – Этим уже не первый год занимается контрразведка Таджикистана и России, но как раз не хватало Вацуры, чтобы пролить свет на все темные дела, которые здесь творятся.

– Ты можешь иронизировать сколько твоей душе угодно, но это так.

– Ну откуда ты взял, что у нас работают люди от мафии? Книжек начитался или фильмов насмотрелся?

– Ты очень быстро забыл Алексеева.

Володя набычился, уставился в свою пустую пиалу. Нет, Алексеева он не забыл, и, по-моему, совесть моего собеседника до сих пор не спокойна – ведь он сам "вычислил" Алексеева, когда тот под видом домашних вещей офицеров переправлял в Москву военным бортом, минуя таможни, неучтенный груз. Володя мог ему помочь, тем более, что Алексеев готовил "бомбу", намереваясь сообщить в прокуратуру о всех своих связях с наркомафией, но не успел. Его убили в собственном номере гостиницы "Таджикистан".

– На Алексееве все и закончилось, – сказал Локтев, хотя и без прежней уверенности в голосе. – Теперь я вместе с группой камээсовцев[1 - Камээсовцы – (КМС) Подразделения из СНГ, входящие в состав объединенного командования миротворческими силами в Таджикистане.] лично контролирую отправку грузов военными бортами.

– Алексеев был не один, он работал в паре с Вольским, – сказал я.

– С Вольским? – недоверчиво усмехнулся Локтев. – Ну ты и фантазер! Вольский давно служит в Москве! Откуда у тебя эта информация?

– Ты знаешь, что я в прошлом году был в Южной Америке?

– Наслышан, наслышан про твои подвиги, – закивал Локтев. – Кажется, ты отстал от туристской группы?

– Что-то вроде того, – уклончиво ответил я. – Но суть не в этом. Мне в руки случайно попали схемы контрабандных путей и списки ответственных на участках. Я нашел их среди обломков частного вертолета, разбившегося в сельве. В тех списках фамилия Алексеева значилась в паре с генералом Вольским.

– Ну, допустим, – согласился Локтев, – что наш первый дивизионный коммунист, честь и совесть соединения Дима Вольский каким-то образом был причастен к контрабанде наркотиков из Афгана. – Допустим! – повторил Локтев, подняв указательный палец вверх и выразительно глянув на меня. – Но теперь он в Москве, рвется в депутаты, а его напарник Алексеев стал жертвой загадочного убийства. Что теперь ты будешь делать здесь? Какого черта тебя сюда принесло? Хочешь самолично перекрыть границу и остановить поток наркотиков? Но на это, дорогой мой, тебе не то что взвода будет мало, тебе и дивизии, и даже армии не хватит. Уж поверь мне, я третий год здесь дурью маюсь, пытаюсь заткнуть дыры в Пяндже.

– Я хочу выяснить, кто теперь крутится вместо Алексеева и Вольского, – ответил я.

Локтеву мой ответ не понравился. Он хмыкнул, опустил глаза, стал тарабанить пальцами по пачке сигарет.

– Значит, ты по-прежнему уверен, что среди нас кто-то занимается контрабандой?.. М-да!.. А меня, случайно, ты не подозреваешь?

Я промолчал. Доводы у Локтева исчерпались. Он сопел и пытался вытрясти из чайника последние капли.

– Ну, хорошо, – сказал он примирительно. – Найдешь ты людей, которые завязаны на наркотиках. А дальше – что?

– А дальше я выйду на тех, кто их скупает в Москве.

– И что? Пойдешь в милицию?

– Нет, я предпочитаю работать в одиночку.

– Кирилл, ты смешон. Не строй из себя Робин Гуда или графа Монте-Кристо. Мне будет жалко тебя потерять. Нас, кто служил в кундузском полку, и без того мало осталось. Ты хочешь денег? Или славы? Или ты борец за справедливость?

– Нет, все проще, Володя. Я хочу отомстить.

– Боюсь, что я не смогу тебе помочь. Даже если я хочу мстить, то не им.

– Я знаю это и ничего у тебя не прошу, кроме одного.

– Ты хочешь, чтобы я доверил тебе командовать людьми?

– Да.

– Могу предложить тебе должность у нас в штабе. Пойдешь на узел связи?

– В штабе я служить не буду.

– Там ты сможешь прослушивать все телефонные разговоры. Может быть, и контролировать почту.

Я заметил на губах Локтева усмешку. Он словно проверял меня.

– Мне кажется, – сказал я, – что мы торгуемся. Ты напрасно мучаешься. Пусть совесть твоя будет спокойна. Ведь ты мог ни о чем не знать.

– Да, – задумчиво произнес Локтев и покачал головой, словно хотел сказать, что благодарен мне за эту подсказку, но она все же не принесла облегчения. – Да, мог не знать. Но вся беда в том, что знаю.

– Это мое дело, пойми же ты! Мое личное, персональное, глубоко интимное! Считай, что здесь замешана баба, что я не хочу чьей-либо помощи и соучастия!

– Врешь ты все, – устало ответил Локтев. – Ты просто жалеешь меня и пытаешься убедить в том, во что сам не веришь.

Он вдруг в ярости сжал в кулаке полупустую пачку сигарет и швырнул ее под себя.

– Появился ты на мою голову! – сквозь зубы произнес он. – И лезешь со своими дурацкими утешениями. Я не боюсь их, понял?! Я никогда никого не боялся, и ты это хорошо знаешь! Ты помнишь апрель восемьдесят четвертого, Панджшер? А южный спуск с Саланга, когда на нас сверху ссали пулеметным огнем и сожгли полколонны? Ты помнишь, как вся рота лизала пыль и не могла оторвать морды от асфальта? Ты помнишь, сколько нас осталось?.. И было бы еще меньше, – добавил он тише, – если бы ты не вытащил меня из-под обстрела.

Все, подумал я. Нет больше Володьки Локтева, того лихого и отважного ротного, который в апреле восемьдесят четвертого на южном спуске с Саланга показывал чудеса храбрости, который вывел остатки роты из огненного мешка, боевой машиной пехоты расчистив дорогу от полыхающих бэтээров и "Камазов". Звание Героя ему не утвердили только по той причине, что у него был выговор по партийной линии. Полк в знак протеста написал петицию в ЦК КПСС. Скандал был невиданный. Из Москвы и округа нагрянули комиссии, холеные, лоснящиеся от чистоты и выбритости полковники и генералы орали на почерневших от войны, завшивленных от жары и грязи, в пропыленных до белизны "хэбэ" офицеров и солдат, стыдили, угрожали им какими-то смешными по сравнению со смертью выговорами, а потом возвращались ближе к Кремлю и вешали на свои груди новые ордена. Нет больше Володьки Локтева. Тот, воин от Бога, остался где-то в Афгане, в копоти, пыли и зное, наполненном ревом боевых машин и рокотом "вертушек". А полковник, сидящий сейчас передо мной, был всего лишь его искаженной копией, носящей те же имя и фамилию; ему нечем было доказать свое мужество, кроме как воспоминанием о прошлом.

Я встал из-за стола. Локтев, не поднимая головы, рявкнул:

– Сядь, я тебя еще не отпустил!

Он уже разговаривал со мной, как с подчиненным. Я ждал, когда он поднимет глаза. Локтев тарабанил пальцами по столу. На глубоких смуглых, почти черных, залысинах блестели крупные капли пота. Он чуть дернул головой, глянул на меня исподлобья. Мне было его жалко, точнее, того юного ротного, который не боялся смерти только потому, что слишком мало с ней встречался и безоглядно верил в свое бессмертие.

Локтев все понял по моему взгляду. Он провел ладонью по седеющим волосам, зачесывая их назад, и глухо произнес: