Последняя тайна рейха

– А ты не такой уж простой крендель, верно, Олег Петрович? – просипел Чепурнов. – Вон как обрадовался-то! Отцы родные пришли, не забыли.

– Ох, кто бы говорил, Глеб Викторович, – ответил Потанин, задыхаясь. – Можно подумать, ты сам из простых кренделей. Я же не тупой, голова на месте.

Они вырвались из подвалов, споткнувшись по очереди о еще один труп часового, пропоротого пулями, стали метаться по двору, не зная, куда бежать. До рассвета еще оставалось какое-то время, но к ночной темени уже примешивалась серость. Арестантам казалось, что на городок напала небольшая армия! В стороне гремели взрывы, захлебывались автоматы и ручные пулеметы. Немцы застали гарнизон врасплох. В наличии имелись только офицеры штаба, взвод охраны да всякий вспомогательный люд. Боевые части были разбросаны вне пределов населенного пункта.

– Форвертс, форвертс! – орали диверсанты.

Кто-то яростно жестикулировал из подворотни, звал к себе. Люди неслись через двор, забыв про страх и болячки, ворвались в арочную подворотню, оттуда – в задний двор конторы бургомистра. Здесь все тряслось и грохотало! Валялись тела, многие полуодетые, кто-то в исподнем. Бежали, пригибаясь, перепрыгивая через мертвых. Свистели шальные пули. Ворота гаража распахнуты, там тоже что-то дребезжало и хрипело. Перебегали диверсанты где-то слева, швыряли гранаты, прикрывали огнем своих бегущих товарищей.

Слева к ратуше примыкала пристройка с черепичной крышей, используемая теперь под офицерское общежитие. Немцы обложили здание, его поливали огнем. Из разбитых окон беспорядочно гремели ответные выстрелы. Арестанты, повинуясь зычному окрику, повалились у крыльца ратуши, прижались к брусчатке.

У общежития творился форменный ад. Один из солдат под прикрытием плотной свинцовой завесы подбежал к оконному проему, бросил внутрь гранату-колотушку, сам тут же прижался к фундаменту. Из проема вырвалось пламя, в здании что-то ломалось и падало. За первой гранатой отправилась вторая. Снова сноп пламени, треск потолочных перекрытий. В дыму метался человек, охваченный огнем.

Ответная стрельба прекратилась. Диверсанты по одному подбегали к зданию, кто-то перелезал внутрь.

Но не все еще кончилось. В боковой части пристройки распахнулась дверь, оттуда выскочили два полуодетых офицера. Они возбужденно кричали, хаотично палили из табельных ТТ. Двоим диверсантам, оказавшимся поблизости, не посчастливилось. Одному пуля попала в голову, не спасла даже каска. Второго поразило в живот, он корчился, оглашал пространство жалобными криками.

Офицеров, пытавшихся прорваться, немцы мигом нашпиговали свинцом. Оба покатились по ступеням, разбросали конечности. Гранаты снова летели в окна.

Горело здание в глубине двора. Там находилось караульное помещение. Те, кто не умер на свежем воздухе, погибали от удушья в дыму. Возле входа валялись безжизненные тела. Из ратуши выскакивали возбужденные боем диверсанты, перепрыгивали через заключенных.

– Солдаты, все сюда! Надо уходить! Русские скоро опомнятся, обложат центр городка! Где эти чертовы машины?! Пешком прикажете топать? – горланил унтер-офицер.

Из гаража одна за другой выехали две советские полуторки.

«Догадливые сволочи! – подумал сотрудник СМЕРШ, вжался в землю и заскрипел зубами. – Какая нелепая накладка! Они словно назло нам все это провернули! Фашистский агент в городке действительно прозябал не в одиночестве. У него имелся сообщник. Он-то и отправил за линию фронта шифрованную радиограмму с точным указанием, где находится арестованный агент. Группа парашютистов свалилась как снег на голову. Вспомнился гул самолета. Ускоренный марш-бросок в центр городка, нападение на штаб с общежитием и караулкой, извлечение нужного человека из подвала. Они прекрасно знают, как уйти обратно, за линию фронта. Собственные потери при этом их не волнуют».

Немцы схватили арестантов за шиворот, погнали к машинам.

Отстрелявшиеся диверсанты возбужденно перекликались:

– Все целы?

– Троих потеряли, господин оберштурмфюрер! Да еще ротенфюрер Лейтнер получил тяжелое ранение в живот, его нужно срочно госпитализировать!

– Раненого не брать! – надрывал глотку молодой подтянутый офицер СС. – Избавьтесь от Лейтнера! Все по машинам! Я с нашими клиентами буду на втором грузовике. Надеюсь, эта ржавая русская техника еще на ходу.

Толпа хлынула к машинам. Заключенных подбадривали тумаками, но они и сами не мешкали, карабкались в грязный кузов.

– Почему их двое? – возмущенно прорычал оберштурмфюрер. – Должен быть один!

– Герр оберштурмфюрер, второй говорит, что он тоже наш!

– Ладно, черт с ними! – заявил офицер. – Тащим с собой обоих. Потом разберемся.

Раненого немцы пристрелили, невзирая на его жалобные просьбы. Все правильно, здесь не лазарет для безнадежно больных. Арестантов швырнули в переднюю часть кузова. Они лежали на полу, прижавшись к кабине, боялись пошевелиться. Надо выдержать, перетерпеть, не мешать специалистам выполнять свою работу.

Сотрудник СМЕРШ боролся с отчаянием, охватившим его. Все пошло не так. Сколько людей погибло. За что? Нет, ему хватало опыта, он побывал не в одной передряге, умел загонять эмоции внутрь, ставить во главу угла только интересы дела. Идет война, люди гибнут, это прискорбно, но неизбежно.

Бескровно попасть к врагу не удалось, но все равно есть шансы добиться своего. Пусть вне плана, через кровь и неразбериху. В принципе можно и так, главное – результат, а не перемена мест слагаемых.

Проблема состояла в другом. Он собственными глазами видел труп майора Гамарина, начальника дивизионной контрразведки, который лично планировал операцию. Его тело, изувеченное осколками гранаты, лежало у крыльца ратуши. Он выскочил из здания, не разобрался в ситуации. Эх, Василий Григорьевич!..

Погиб и капитан Максименко, который вылетел из общежития и принялся палить из пистолета во все стороны. Его сразили несколько пуль. Капитан был мертв, это ясно и без доктора.

Только эти двое были в курсе предстоящей операции и личности сотрудника контрразведки, засылаемого в подвал. Для остальных он был именно тем, кем представлялся, обычным штабным офицером, занимающим отнюдь не боевую должность. А также предателем, которого арестовали органы СМЕРШ. Об этом знала вся часть, а опровергнуть больше некому! Обстоятельство печальное, но надо работать даже в таких условиях, зная, что по возвращении к своим вряд ли что-то докажешь.

Два грузовика, дребезжа рессорами и болтая бортами, выехали на главную улицу через подворотню. В кузове каждой машины находилось по десятку солдат СС. Им пришлось лечь, чтобы не светиться над бортами.

– Жаль, что самолет не может нас обратно доставить, – пошутил кто-то из них.

Солдаты нервно засмеялись, а оберштурмфюрер тут же прошипел:

– Все заткнулись!

Машины шли на запад в предрассветной хмари. Мелькали силуэты зданий. Испуганные немецкие граждане льнули к окнам, прятались за задернутыми шторами. Подкрепление к разгромленному штабу еще не подошло. Немцы ориентировались в городке так же хорошо, как в собственном доме.

Грузовики свернули на дорогу, примыкающую к центральной улице. Она вгрызалась в малоэтажные кварталы, тянулась на северо-запад. Это был уместный, более чем своевременный маневр. С запада донесся шум. По главной улице, ломая брусчатку, прогремел тяжелый танк ИС. За ним шла полуторка, набитая автоматчиками. Они не заметили свернувшую колонну.

Полуторки петляли по узкой улочке, цеплялись за бордюры, задевали фонарные столбы. Городок был крохотный, минуты через три машины вынеслись в чистое поле, разбавленное перелесками. На северо-запад вела хорошо укатанная грунтовая дорога, ее не разбили мины и снаряды. Диверсанты хватались за борта, поднимали головы.

Спасенные арестанты тоже высовывались из кузова, ловили на себе настороженные взгляды гладко выбритого оберштурмфюрера. Тот помалкивал, хотя и смотрел на них с подозрением. Эти люди не были пленниками. Он знал, что один из них имеет важное значение. Приказ был категоричен: можете погибнуть, но эту личность вы обязаны вытащить! То, что их двое, было странно, но особой проблемы не составляло, во всяком случае пока. Солдаты специального подразделения расслабились, перебрасывались шуточками.

Головная машина проворно бежала по изгибам дороги. Вторая не отставала, шла следом.

– Ты в порядке, Олег Петрович? – спросил Чепурнов, покосился на вынужденного товарища и добавил: – Рожа у тебя жуткая. Тошнит, не иначе.

– Тошнит, Глеб Викторович, – подтвердил Потанин и криво ухмыльнулся. – Я же не летчик-испытатель. У тебя не возникает мысли о том, что нам нужно поговорить?

– Ну ты и даешь, приятель! Поговорить нам точно надо, это ты ой как верно заметил. Но давай не сейчас, лады?

Машину повело на крутом вираже, пассажиры съехали к правому борту, там образовалась куча-мала. Посыпались тревожные выкрики. Из города вырвалась полуторка с автоматчиками, понеслась в погоню. Пулеметчик установил свою бандуру на кабине машины и принялся долбить из нее длинными очередями.

Погоня приближалась, это было видно невооруженным глазом. Эсэсовцы тревожно загалдели, начали хвататься за оружие, передергивать затворы. Над их головами уже свистели пули, причем отнюдь не шальные.

Оберштурмфюрер Бруннер вцепился в борт, стиснул губы, напряженно всматривался в светлеющее пространство, но не видел ничего подходящего для укрытия и организации обороны. Огромное поле, лишь кое-где прореженное кустарником. На западе возвышалась лесная чаща, но добраться до нее было нереально.

Обязанности немцы распределили заранее, оберштурмфюреру не пришлось лишний раз драть горло. Головная машина остановилась, вторая обошла ее и покатила дальше.

Эсэсовцы слетели с кузова, залегли по обеим сторонам дороги. Позиция у них была невыгодная, ни кочки, ни бугорка. Преследователи и не думали останавливаться. Пулеметчик долбил как заведенный. Били ППШ. Двое диверсантов уткнулись физиономиями в землю. Лопнули задние колеса вставшей полуторки, и ее задняя часть со скрежетом осела. Диверсанты отстреливались, но преимущество в этот час было на стороне красноармейцев.

Пассажиры уходящей машины видели весь этот кошмар, но ничем не могли помочь сослуживцам, которые один за другим гибли под плотным огнем. Полуторка с красноармейцами резко затормозила, встала поперек проезжей части. Автоматчики били с бортов, забрасывали эсэсовцев гранатами. У тех не было ни единого шанса. Полегли все.

Погоня продолжалась, пулеметчик не умолкал. Сейчас, под занавес войны, бойцы Красной армии редко испытывали недостаток боеприпасов. Машина с диверсантами ушла метров на триста, когда пули разнесли задний борт, ранили солдата и превратили шину в кучу лохмотьев. Под жуткую ругань грузовик съехал в кювет, отвалился правый борт. Один из эсэсовцев не удержался, выкатился наружу с жутким воем.

– Всем к машине! – надрывал глотку оберштурмфюрер. – Солдаты, убейте этих зарвавшихся дикарей, захватчиков нашей земли! Занять оборону!

Мысли сотрудника контрразведки метались.