На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

Наутро 17-го наша роль «командующих группой» кончилась: распоряжением генерала Плеве генерал Яковлев возвращался к своей коронной должности.

После обеда мы выехали из Тышовцов обратно по тому же пути, на Наброж, Лыкошни. Вправо, на фронте 5-го корпуса, раздавалась сильная артиллерийская канонада. Видна была масса высоких красных разрывов австрийских шрапнелей. В с. Наброж мы заехали в штаб 3-й дивизии и познакомились с обстановкой на фронте ее. В общем, было спокойно. Лишь на правом фланге, в 9-м Ингерманландском полку, против д. Кмичин, в связи с атаками на фронте 5-го корпуса, противник пытался преодолеть болотистую лощину по длинной плотине. Но метким огнем пулеметов ингерманландцев он легко отбрасывался с большими потерями. В штабе 3-й дивизии, расположенном в сливовом саду, ели много слив, а затем влезали на высокую наброжскую колокольню, чтобы обозреть оттуда фронт. Но ничего, кроме тех же шрапнельных разрывов, красных, высоких – австрийских и белых низких – наших, ничего распознать не удалось. Одно было ясно, что на фронте 5-го корпуса противник проявляет большую активность, но, видимо, безуспешно.

Между сс. Кришни и Лыкошни останавливались и смотрели на стрельбу одной батареи 3-й артиллерийской бригады, занимавшей укрытую здесь позицию, к югу от большой дороги. Батарея пыталась обстрелять большую австрийскую колонну, двигавшуюся в тылу фронта противника по дороге Стенятын – Лащов, в направлении последнего. Колонну и мы видели невооруженным глазом. Однако дистанция была предельная, и наши снаряды не долетали колонны. Она продолжала спокойно двигаться. О движении сил противника в тылу его фронта перед нашим корпусом мы и еще получали сведения, что несколько удивляло нас и успокаивало. Мы все время опасались за прочность именно нашего левого фланга, который был выигран противником в бою 15-го, несколько откинут назад и, в сущности, стал почти параллельно нашему тыловому пути на Владимир-Волынск. К тому же обеспечение его 7-й кавалерийской дивизии у Долгобычева, не считалось нами надежным. Из опыта действий этой дивизии до сих пор, особенно за 15 августа, мы вынесли не только разочарование, но и возмущение ее поведением, и вернее не поведением дивизии, которая была прекрасна, а ее начальника, генерала Тюлина. Этот последний не только не был тем вождем, которые создают историю конницы, а и вообще не отвечал требованиям, предъявляемым военному. Постоянным его стремлением было «осадить за пехоту». А некоторые его донесения, как результат разведывательной деятельности дивизии, мы, тогда пылкая, резкая молодежь, считали просто возмутительными, о чем я еще упомяну ниже[75 - И какая досада: за набег на Сокаль, когда мы еще собирались в Ковель, генерал Тюлин получил Георгиевский крест, который по праву должен был принадлежать командиру 7-го Кинбурнского драгунского полка полковнику Рубец, который по собственной инициативе ворвался в Сокаль и разгромил там австрийцев. К счастью нашему и пользе делу за действия 15-го генерал Тюлин был отрешен от командования дивизией и предан суду. Однако и заместитель был далеко не блестящим. – Примеч. авт.]. К тому же 7-я дивизия уже не была подчинена командиру корпуса.

Впрочем, противник пытался, хотя и слабо, надавить на наш левый фланг, стремясь охватить его от с. Потуржин в направлении на Вишнюв – Верещин. Контрударом части 35-й дивизии и устроившейся 61-й дивизии 16–17 августа противник здесь был отброшен к Потуржин – Василюв. При этом особенно жаркое дело было в лесу, что между Верещин и Потуржин. Он был завален австрийскими трупами. Здесь впервые участвовал в деле с успехом и 42-й Донской казачий полк, содействовавший атаке частей 35-й и 61-й дивизий.

Повернув от Лыкошина на Старое Село, мы неожиданно наткнулись на огромную пехотную колонну, которая плелась без дорог, просто по полю, направляясь на с. Лыкошин. Оказалось, это была бригада 81-й пехотной дивизии, следовавшая на присоединение к 5-му корпусу, в состав которого она была включена.

В Старое Село мы заехали, – там были штабы 35-й и 61-й дивизий, – но ставку свою обосновали в деревушке Моложов, в целях избавиться от сутолоки тылов дивизий, наполнявших Старое Село, «не сидеть на штабах» этих дивизий и более спокойно, в тиши работать. Это оказалось очень удачным. Отослав и «свой тыл» в с. Мягкое, чтобы не мозолили глаза различные корпусные контролеры, суды и прочее, мы почувствовали себя спокойно и пришли, так сказать, в норму. Вечером наблюдали феерическую картину в направлении на Лащов, грандиозный фейерверк артиллерийских разрывов неприятельских снарядов, особенно были красивы красные разрывы шрапнелей, высоко в небе. Крестьяне же с ужасом прятались по хатам, крестясь и бормоча молитвы.

18-го перемен на фронте не было. Противник и мы не проявляли активности. Он даже почти не стрелял, если не считать крайнего правого нашего фланга, где по-прежнему продолжались активные попытки противника в связи с его действиями против 5-го корпуса. Наши дивизии упрочивали свое положение, укрепляя занятые позиции, как предписывалось им приказом по корпусу.

Сводки из штаба армии по-прежнему говорили об успешных боях у генерала Горбатовского[76 - Горбатовский Владимир Николаевич (1851–1924). Окончил 2-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию. На службе с 08.1868. Окончил 1-е военное Павловское училище (1870), выпущен подпоручиком в 5-й грен. Киевский полк. По собственному желанию командирован в действующую армию, участник Русско-турецкой войны 1877–78, отличился под Плевной. Капитан (1878), подполковник (1880), полковник (1892). Командир Красноярского рез. батальона (07.1893–03.1899), 44-го пех. Камчатского (03.1899–10.1901), 4-го гренад. Несвижского (10.1901–02.1904) полков. Ген. – майор (1904), участник Русско-японской войны 1904–05. В Порт-Артуре. Начальник Алексеевского военного училища (04.1905–05.1909). Ген. – лейтенант (1908). С 05.1909 начальник 3-й гренадерской див. С 05.1914 командир 19-го арм. корпуса, с которым выступил в поход. Участник ПМВ. 25.08–31.08.1914 у Томашова выдержал тяжелые бои с превосходящими силами 2-го, 9-го и 6-го австрийских корпусов. Ген. от инфантерии (1914). Затем на прибалтийском ТВД. Весной 1915 стабилизировал фронт после потери Южной Курляндии. С 12.06.1915 командующий 13-й армией Северо-Западного фронта, 20.08.1915 возглавил 12-ю армию Северного фронта. С 20.03.1916 командующий 6-й армией Северного фронта, с 12.12.1916 – 10-й армией. С 04.1917 в резерве чинов. В эмиграции в Эстонии. С 22.01.1920 председатель Комиссии для устройства раненых и больных чинов Северо-Западной армии.], в 19-м корпусе и серьезном положении в 25-м корпусе, на правом фланге 5-й и на левом фланге 4-й армий, в Гренадерском корпусе генерала Мрозовского[77 - Мрозовский Иосиф Иванович (1857–1934). На службе с 08.1874. Окончил Полоцкую военную гимназию (1874) и Михайловское артиллерийское училище (1877), выпущен подпоручиком в 34-ю полевую арт. бригаду. Участник Русско-турецкой войны 1877–78. Окончил Михайловскую артиллерийскую академию (1882). Переведен в гвардию. Полковник (1895). Участник Китайского похода 1900–1901, начальник артиллерии Южно-Маньчжурского отряда (19.12.1900–18.08.1901). Командир 2-го дивизиона 5-й арт. бригады (04.1902–01.1904). Ген. – майор (1903), за отличия. Участник Русско-японской войны 1904–05. Командир 9-й Восточно-Сибирской стрелк. арт. бригады (02.1904–08.1905). И. д. начальника артиллерии 1-го арм. корпуса (08.1905–02.1906). Ранен. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (28.07.1907) за бои под Ляояном. И. д. начальника артиллерии Петербургского ВО (02.1906–08.1908). Ген. – лейтенант (1907) с утверждением в должности. Начальник 1-й гвардейской пех. див. (08.1908–05.1912). Командир Гренадерского корпуса с 05.1912. Ген. от инфантерии (1913), за отличие. Участник ПМВ. Кавалер ордена Св. Георгия 3-й ст. (27.09.1914). В 09.1915 назначен командующим войсками Московского ВО. Во время Февральской революции 01.03.1917 посажен под домашний арест, а 10.03.1917 уволен со службы по болезни с правом ношения мундира и пенсией. После Октябрьского переворота уехал на юг России. Эвакуирован в Галлиполи. Участник Рейхенгалльского монархического съезда в 1921. В 1925 в составе Дроздовского арт. дивизиона во Франции. Жил в Ницце, один из руководителей Общества единения русских в Ницце.]. Но самым важным для нас было сообщение о том, что с целью оказать содействие нашим 4-й и 5-й армиям войска победоносной 3-й армии двинуты в северо-западном направлении, правым флангом на Сокаль – Белз, что сулило нам избавление от угроз противника нашему открытому флангу. Однако 3-я армия была далеко, а тут противник проявлял беспокоившее нас очень шевеление из района Ворен в направлении на Долгобычев и еще восточнее. Мы тогда еще не знали, что это была просто обеспечивавшая правый фланг австрийцев конница, около 2–3 бригад с легкой пехотой. А донесение начальника 7-й кавалерийской дивизии о замеченном движении на Долгобычев «одиннадцати колонн противника» (так и сказано было в его донесении, повторявшем дословно донесение одного из разъездов) совершенно напугало нас. Здесь у места будет выразить крайнее удивление, как такой крупный начальник, как начальник кавалерийской дивизии, имевший в своем распоряжении такой хороший орган управления, как штаб дивизии, с двумя офицерами генерального штаба, – без критики, без проверки, мог сообщить в высший штаб, повторяя явно вздорное донесение какого-то начальника разведки, возможно даже унтер-офицерского? Удивительно бездарно и невежественно в военном отношении!

Не допуская, конечно, чтобы на самом деле двигалась нам в тыл несметная сила противника в виде 11 колонн, мы все же сильно были обеспокоены деятельностью его, угрожавшей нам слева.

Посланный для проверки донесения начальника кавалерийской дивизии наш самолет штабс-капитана Ткачева облетел район Белз – Сокаль – Варяж – Долгобычев; особенного сосредоточения сил противника нигде не заметил. Тем не менее в штаб армии мы доносили о своем беспокойстве за левый фланг и тыл. Ответом на это была присылка к нам Сводной кавалерийской дивизии генерала Драгомирова. Ему поручалась задача силами его и 7-й кав. дивизии под его общим руководством осветить, по возможности очистить район Долгобычева от противника и прочно обеспечить левый фланг армии, прикрывая направление на Владимир-Волынск. 18-го в полдень генерал Драгомиров с дивизией был в Моложове, где получил от нас ориентировку, а на другой день у Долгобычева соединенными усилиями двух конных дивизий противник был оттеснен к югу.

На фронте у нас в это время было почти полное затишье. Наши мортирные батареи полковника Андреева[78 - Андреев Николай Яковлевич (1862 – после 1916). Окончил 1-ю Московскую военную гимназию. На службе с 1879. Окончил 1-е военное Павловское и Николаевское инженерное училища. Выпущен в 4-й понтонный батальон. Капитан (1904). Окончил Офицерскую артиллерийскую школу. Подполковник (29.08.1909), более восьми лет командовал батареей. Полковник (1912), командир 17-го мортирного арт. дивизиона (с 01.12.1912). Участник ПМВ. На 01.08.1916 в том же чине и должности.] разогнали скопище противника в с. Телятин. В тылу фронта противника были еще отмечены передвижения колонн все в том же северо-западном направлении.

9. Отход к Владимир-Волынску. Перелом

При таком положении, когда фронт корпуса упрочился, а противник перед ним, по всем видимостям, был значительно ослаблен, 19-го около полудня, как снег на голову, свалился приказ генерала Плеве об отходе армии на линию Рейовец – Тератын – Владимир-Волынск.

17-му корпусу указывалось прикрыть Владимир-Волынское направление.

Отдан был приказ по корпусу о постепенном скрытом снятии войск с позиции и об отходе с наступлением темноты в направлении на Тихобуж и Крылов, где намечались большой привал и переправа затем через Буг. Командиру 17-го саперного батальона тотчас было приказано о наводке в районе Тихобужа моста.

Вечером, когда еще было светло, штаб корпуса 61-й пехотной дивизии и некоторые другие части двинулись по дороге на Мирче. 35-я дивизия должна была сосредоточиваться у Крылова, где имелся постоянный мост.

Помнится, с тяжелым настроением мы уходили. В Мирче я с капитаном Громыко немного отстал и заехал в господский двор напиться воды. Первое, что бросилось нам в глаза во дворе, это – брошенные 35-й артиллерийской бригадой два зарядные ящика. Это из числа тех запряжек, что во время внезапного нападения противника на Нежинский полк под Тарношином, ускакали в тыл, бросив свои батареи. Вот куда их черт занес в панике. И как это может человек вдруг так обалдеть и превратиться в форменное наитрусливое животное. Подававший нам воду какой-то молодой человек из господ осведомился тревожным голосом, что, вероятно, на наше место придут другие наши войска, в чем мы поспешили его уверить, хотя было как-то позорно стыдно перед этим шляхтичем. Когда мы выезжали из двора, зарядные ящики 35-й бригады уже запрягались присланными запряжками. По дороге мы еще долго с горечью в сердце беседовали с капитаном Громыко на тему о том, что перед какими-то австрийцами нам пришлось отступить, потерпели поражение – какой срам! Часов около 11 мы подходили уже к Тихобужу. По дороге в д. Жиковица видели уже расположившийся штаб 61-й дивизии. В Тихобуже штаб корпуса уже разместился в шикарном господском доме. Было очень людно, весь тыл наш присоединился, и когда сели ужинать за огромный стол на живописной террасе, выходившей в парк, человек 30 народу, тяжесть душевного состояния быстро прошла. А когда прокурор корпусного суда (… полковник[79 - В тексте неразборчиво. – Примеч. ред.]) сообщил слышанный им слух, что в Галиции нашими войсками уже взят Львов, настроение повысилось. Тот же прокурор остроумно предлагал не смущаться неудачей и смотреть на наши первые бои как на «усиленную рекогносцировку» (его подлинное выражение). По существу, он оказался прав.

Замечательно, как быстро в тылу, да и на фронте вообще, распространяются всякие чрезвычайные сведения. Когда прокурор сообщил нам слух о взятии Львова, было начало 20-го числа, Львов фактически был еще в руках противника, хотя и близок к падению, а в тылу всюду уже толковали о его взятии.

С рассветом мы выступили из Тихобужа, переправились через Буг по наведенному энергичным полковником Исаковым мосту ниже с. Космув и спокойно направились во Владимир-Волынск, куда прибыли во вторую половину дня. Дивизии расположились: 3-я – в районе Оране – Суходолы – Новоселки; 35-я – в районе Калушов – Бубнов – Моркостав; 61-я – во Владимир-Волынске. Получено было приказание о выходе из состава корпуса 61-й дивизии и о направлении ее в Брест в распоряжение (непосредственно) командующего армией. Сводный конный корпус (Сводная и 7-я кавалерийская дивизия) прикрывал корпус с фронта и с левого фланга.

На 21-е приказом по корпусу войскам указывалось на необходимость выбора позиций и их укрепления. 42-му Донскому полку приказано было выслать разведку на Крылов, Литовиж – Джарки. Противник слабо двигался вперед за нашим отходом. Лишь к вечеру 21-го имелись сведения о появлении его передовых частей (конницы) кое-где на Буге, да был им занят Грубешов.

С отходом нашей армии на линию Рейовец – Тератын – Владимир-Волынск между 5-м корпусом – в районе Тератын и 17-м – в районе Владимир-Волынска образовался большой разрыв, около 40 верст[80 - См. схему 5.].

Ввиду этого 21 августа последовало распоряжение штаба армии о переброске нами корпусных тылов на направление Устилуг – Корытница – Бережцы, вдоль правого берега Буга, имея в виду передвижение и корпуса в район Устилуга. Мы возопили и запротестовали, особенно корпусный интендант, генерал-майор Ильин[81 - Ильин Иван Васильевич (1860 – после 1933). На службе с 12.1877. Окончил Чугуевское пехотное юнкерское училище. Старший адъютант штаба 17-го арм. корпуса (с 01.1890). Штабс-капитан (1896), капитан (06.05.1900). Участник Русско-японской войны 1904–05. Подполковник, и. д. интенданта 17-го арм. корпуса. Корпусной интендант 17-го арм. корпуса (с 12.06.1906). Полковник (1906), ген. – майор (1913). На 10.07.1916 в той же должности. Участник Белого движения на Юге. На 08.01.1919 председатель Межведомственной реквизиционной комиссии войск Новороссийской обл. в Одессе. Эвакуирован из Одессы.]. Он и без того, вследствие передвижений корпуса, еще не мог организовать как следует снабжение его продовольствием, а теперь новая перемена, ломавшая и то немногое, что удалось уже наладить, ставила тыл в невозможное положение. Протест был уважен и перемена тылового пути корпуса отменена. В этот же день нами получены были из штаба армии радостные сообщения о наших крупных победах: войска 3-й армии взяли Львов, а в 4-й армии под Травниками группой генерала Мрозовского[82 - Дело под Суходолом, со взятием 5000 пленных и 8 пулеметов.] был нанесен противнику сокрушительный удар, в результате которого вклинившийся между 4-й и 5-й нашими армиями 10-й австро-венгерский корпус был совершенно разгромлен.

Настроение сразу повысилось. Приказано было подготовиться о сосредоточении[83 - Так в тексте.] корпуса в районе Устилуг – Городло – Стрыжов для предстоящего наступления армии вновь. Слова прокурора корпусного суда, что первая операция была лишь «усиленной рекогносцировкой», и в самом деле начинали сбываться.

Первый период боевых действий корпуса на этом заканчивался. С переходом его в район Устилуг – Городло – Стрыжов, начинается второй период – победоносного следования в Галицию, на Сан.

Часть II

С 17-м армейским корпусом от Москвы до Сана под Перемышлем

Второй период, 22 августа – 10 сентября 1914 года

1. Сближение 17-го корпуса с прочими корпусами армии

22 августа 17-й корпус, согласно директиве командующего армией, переходил в район Грубешова, на левый берег Буга. Этот марш вызывался необходимостью подравнять армию для нового наступления, притянув 17-й корпус ближе к остальным корпусам, ибо с движением их вперед не было уже такой нужды в непосредственном прикрытии путей на Владимир-Волынск – Ковель.

35-я дивизия должна была переправиться через Буг по наведенному нашими саперами мосту, в районе с. Корытница; 3-я дивизия – по шоссейному мосту у м. Устилуг.

Штаб корпуса длинной колонной следовал по шоссе из Владимир-Волынска на Устилуг.

Хотя о цели продвижения корпуса толком мы еще не знали, но чувствовали, что это для нового перехода в наступление, поэтому сразу у всех настроение приподнялось. Помню хорошо, как в длинной кишке колонны штаба корпуса на песчаной дороге – шоссе оказалось просто старым «большаком» с большими песками – повозки: корпусной почты (тройка), интендантства, контроля, суда и пр., перегоняли друг друга и много балагурили.

Часов в 9 утра мы были уже в Устилуге. Проголодались страшно. Первым долгом зашли к какому-то жиду, из коих состояло все местечко, и занялись едой. Свежий хлеб и различные печения еврейской пекарни нам очень понравились.

Между тем головы колонн дивизии подошли к Устилугу и 35-я дивизия, не заходя в местечко, пошла на Залужье и далее по правому берегу Буга; 3-я, пройдя через Устилуг, стала переправляться на левый берег. Мост оказался хорошим, прочным, и переправа совершилась гладко. Саперы полковника Исакова поддерживали строгий порядок.

Штаб корпуса по переходе через Буг остановился в деревне Лушкове, где и оставался до конца переправы 3-й дивизии. Тут опять ели: аппетит после 13 верст перехода свежим августовским утром не унимался.

Когда 3-я дивизия вся вытянулась по дороге на Стрыжов, мы двинулись к Городло. Здесь встретили голову 35-й дивизии, которая подошла уже сюда после переправы через Буг севернее этого селения. В Городло командиру корпуса представлено было первое прибывшее в корпус пополнение. Любо было смотреть на выстроенные маршевые роты: солдаты точно на подбор, с новенькими винтовками, в новом обмундировании с иголочки, что называется, в таком же снаряжении, они производили самое приятное впечатление. Командир корпуса приказал назначить всех в 137-й Нежинский полк.

К вечеру мы пришли в село Кобло, где и ночевали. 3-я дивизия ночевала в районе с. Стрыжов – Гусыпне. 35-я – в районе Кобло – Копылов – Гребепне.

Сведений о противнике почти не имелось никаких. Ранее еще было известно, что Грубешов занят неприятельской конницей, которая дальше и не показывалась, вероятно, ввиду сожженного частями 5-го корпуса при отходе моста в городе через реку Гучва. Один из неприятельских разъездов был 22 августа замечен нашими у с. Шпиколосы, две версты западнее Кобло. Было донесение, что этот разъезд остановился там на ночлег. Ввиду этого, по приходе нашем в Кобло, был выслан от конвойной (9-й) сотни донцов специальный разъезд для захвата неприятельского разъезда. Но ничего из этого не вышло. Донцы ночью побывали в Шпиколосах и никого там не нашли.

Почти тотчас по приходе нашем в Кобло из штаба 5-го корпуса попросили присылки офицера генерального штаба за получением приказа по армии. Вследствие нашего передвижения мы фактически потеряли связь со штабом армии. Единственным средством поддержания ее в то время была наша искровая станция; но она еще не успела связаться со штабом армии и, таким образом, получить что-либо от него или передать ему в этот момент мы могли лишь через нашего соседа, 5-й корпус, который, благодаря стоянию на месте уже третьи сутки, имел налаженную связь.

Должно заметить, что в то время ни мы, ни штаб армии еще не приобрели опыта, сноровок быстро устанавливать и все время поддерживать надежную проволочно-телеграфную связь.

Имея значительные средства технической связи телеграфной роты и корпусного почтово-телеграфного отделения, мы ими тогда почти не пользовались. Должным образом оценили эти средства и научились ими пользоваться, доходя в этом до виртуозности, значительно позже, к концу 1914 г.

Посланный в штаб 5-го корпуса, с. Таратынь, генерального штаба капитан Громыко привез приказ по армии и по 5-му корпусу.

2. Новый переход в наступление

Приказ предписывал армии перейти в энергичное наступление. Обстановка рисовалась благоприятной: крупные успехи в Галиции и на фронте 4-й армии к югу-юго-востоку от Люблина. Говорилось о слабости противника перед фронтом армии. 17-й корпус должен был наступать на Тышовцы – Томашев.

Тотчас были отданы распоряжения дивизиям на 23-е о наступлении. 3-я дивизия должна была перейти р. Гучву у с. Гродек и наступать на Черничин – Сагрынь. 35-я дивизия – через Грубешов на Вербковице. При встрече с противником предписывалось энергично его атаковать и разбить. Командиру саперного батальона было приказано подготовить дивизиям переправы через Гучву, чтобы по возможности не задерживать их наступления.

С рассветом войска корпуса выступили. К 10 часам утра примерно обе колонны 35-й и 3-й дивизии спокойно, без всяких затруднений и препятствий, перешли Гучву: 3-я – у Тептюкова-Гродека, по мельничным плотинам, 35-я – по наведенному саперами в Грубешове мосту, рядом со старым полусгоревшим мостом. Противника обнаружено не было.

За Грубешовым мы встретили начальника 3-й дивизии со штабом. Он доложил о движении своей колонны и получил указания на ночлег, если обстановка позволит, в д. Теребине.

Командир корпуса со штабом последовал с колонной 35-й дивизии на Вербковице.

Когда голова 35-й дивизии вошла в село Вербковице, западнее нее послышалась артиллерийская стрельба. Авангард развернулся, и главные силы также поспешили в Вербковице. В чем было дело, мы пока не знали. Хотя по шрапнельным разрывам было ясно, что стреляет артиллерия нашего соседа откуда-то из района севернее д. Пересоловице, мы дивизии уже не видели: она взяла влево на д. Конопне. Зато севернее господского двора Эльжбецин мы увидали развертывание каких-то крупных пехотных частей, которые быстро наступали на с. Гостынне. Батарея 5-го корпуса продолжала стрелять, посылая снаряды в направлении на Гостынне. Мы – горячая молодежь – не выдержали и поскакали вперед, по дороге на Гостынне, чтобы посмотреть, что там делается. Когда мы выехали на возвышенность несколько западнее Эльжбецина, то увидели следующую картину: от Эльжбецина левым флангом вдоль большой дороги на Гостынне наступал в боевом порядке Витебский полк[84 - 27-й пехотный Витебский полк. Сформирован в 1703 г. В ПМВ в 7-й пех. див. 5-го арм. корпуса.] 7-й дивизии 5-го корпуса. Наступали витебцы быстро, безостановочно. Справа, от д. Пересоловице, их поддерживала батарея. Вдали, между Конопне и Гостынне, быстро отступали какие-то пехотные части противника в разреженных строях. Они скоро скрылись с глаз. Версты две еще проехали мы вперед с капитаном Громыко по полю, которое прошли австрийцы, и были поражены: все оно усеяно было брошенными предметами снаряжения, патронами, валялись целые ранцы с полными выкладками. Словом, остались следы явного, поспешного – выражаясь мягко – отступления неприятеля. Удовлетворенные виденным, в приятном возбуждении, мы вернулись в Эльжбецин, куда прибыл уже штаб корпуса в полном своем составе. Наступал вечер.

Таким образом, первый же день нашего возобновленного наступления показал нам, что перед фронтом у нас и у соседа нашего справа (а потом мы узнали, что и в 19-м, и 25-м корпусах) болтались какие-то слабые части противника, поспешно отступавшие перед одними лишь авангардами.