Циники. Бритый человек (сборник)

Голод, мракобесие, война, чисто ремарковские герои, любовь, горькая ирония. И все это - быстрыми поверхностными штрихами. Не вникая. Словно остановиться и задуматься над всем этим всерьез - верный способ сойти с ума.
Кого-то посадили? Куда важней найти в коробке шоколадных конфет любимую пьяную вишню. В стране голод и каждый день - черный? Пойти в гастроном и купить на последние деньги икры и лосося.
Высмеять все и всех. Не обращать внимания. Играть в игру. Делать вид, что тебе все равно.
А потом зайти на первую попавшуюся лестницу и не выброситься из окна только потому, что внизу горы гниющих отбросов.
Циники? Нет, не циники. Просто беззащитные и отчаявшиеся люди, которым некуда бежать от прекрасной социалистической революции.

Вообще то, что Мариенгоф назвал цинизмом, Ремарк называл жаждой жизни. Впрочем, каждый называет как хочет.

Ангелы не живут на земле. И бесы, наверное, тоже не живут. А вот люди, в душах которых побеждают то те, то эти, живут. Не всегда процветают. Много мучаются вопросами совести и допустимости поступков. Любят через боль и страдание. Пытаются стать другими - и не могут...
Ощущение от двух произведений этого сборника - разрыв между красотой текста и неприятностью персонажей. Не думаю, что автор пытался вызвать сочувствие к ним, к Ольге, например, из "Циников", которая в жуткое время разброда после революции рассуждает:– …может случиться, что в Москве нельзя будет достать французской краски для губ? Она взяла со столика золотой герленовский карандашик:– Как же тогда жить?Не сочувствия, а понимания ждал писатель, увы, в реальной жизни не дождался. И его герои, пожалуй, тоже... Главный герой "Циников" настолько зациклен на своём чувстве к жене ( всё её присутствие для меня слилось по впечатлению с недавно читанными Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Прекрасные и обреченные и Анджело Лонгони - Принц Модильяни ),Она положила монпансьешку в рот.– …чуть не позабыла рассказать…Ветер захлопнул форточку.– …я сегодня вам изменила.что всё остальное получается просто фоном. Даже газетные сообщения о людоедстве и трупоедстве во время послереволюционного голода и то, что он самобедает двумя картофелинами, поджаренными на воображении повара.А в это время вокруг бушует НЭП. Именно бушует, иначе не скажешь. И вот тут мне подвернулся случай заодно описать НЭП и показать красоту текста))):Под стеклом вместо саксонского фарфора лежат пирожные: эклеры, лопающиеся от высокомерия, трубочки – истекающие безнравственностью, наполеоны – отягощенные животиками, безе – с нетающими снеговыми вершинами, мокко – рассыпчатые, как мораль.А семейные дела не сладились и не заладились. Они были не очень прекрасны, но обречены. И это, пожалуй, понимали все, кроме самого героя.Ты остришь… супруга твоя острит… вещи как будто оба смешные говорите… все своими словами называете… нутро наружу… и прочая всякая размерзятина наружу… того гляди, голые задницы покажете – а холодина! И грусть, милый. Такая грусть…Повесть "Бритый человек" - не о любви, а о дружбе и о той самой заповеди - не сотвори себе кумира. Тут придётся немного отступить на документальную почву: главный герой Мишка учится в частной гимназии в Пензе. Поэтому я это произведение ещё радостно воспринимала как картинки старой Пензы, как пожелтевшие фотографии реально сохранившихся мест. Ул. Московская 34 - тот самый адрес, о котором вот так:Само собой, что здание в четыре слоя было гордостью города. Его показывали зашельцам. О нем упоминали в домовитых хрониках. Им козыряли пензенские патриоты, когда у них разгорался спор стародавний с патриотами тамбовскими. Здание стояло на главной улице. Улица была крючкастая, горбоносая. Она лезла в гору тяжело, с одышкой, еле передвигая ухабистые, выбоинистые, худо и лениво мощенные ступни.Мишка любит всякие достопримечательности. И когда к ним в гимназию приходит учиться "институтский мальчик", переехавший из другого города, сердце его мгновенно к нему привязывается. Он жаждет дружбы, внимания - любого, пусть даже унизительного. Да разве можно устоять пред такой звездой!Проегозив мимо моей достопримечательности, одна пышечка, зажмурившись от волнения, прошептала другой пышечке, побледневшей от восторга:
- Ужасно тонный.
На это вторая отозвалась, как эхо:
- Кошмарно интересный.Жизни их переплетаются, очень надолго и очень болезненно. До самой насильной смерти кумира...К сожалению, мы хорошо разбираемся в чувствах, когда они уже не существуют или существуют весьма относительно, как, скажем, бессмертие, – то есть в воспоминаниях.

Анатолий Мариенгоф "Бритый человек"После двух прочитанных произведений, смело могу сказать, что продолжать знакомство с творчеством автора я не буду. И не потому что мне не понравилось. Это совершенно другое ощущение - например, когда ты ешь что-то не очень вкусное, непонятное, на зубах оно то хрустит, то скрипит, то пахнет огурцом, а вроде бы и сладко... Проглотил, сморщился... А потом через полчаса - вроде бы и ничего, необычненько... Вот такое впечатление у меня от Мариенгофа. Во время чтения думаешь только о том, когда же это закончится, и в то же время читаешь залпом, потому что понимаешь, что второй раз ты такое в рот не возьмёшь. Благо, произведения маленькие - часа полтора и все уже закончилось. Но в то же время, что-то не позволяет тебе выплюнуть каку и ты читаешь до конца, потому что тебе непременно нужно знать, ну в чем же соль и куда все это приведет.В данном случае в "Бритом человеке" мы очень скоро узнаем к чему все приведет, но интересно узнать, как это произошло...Главный герой Титичкин - серая и неприметная мышь выбирает себе в друзья не того человека - тварь похлеще Лео Шпреегарта ещё поискать. Лео - душа компании, яркая и привлекательная личность без каких-либо моральных принципов и духовных ценностей. А Титичкин для него - игрушка, которую можно держать около себя, забавляться, играть его жизнью, например, женить на какой-нибудь клушке, бросать на съедение шакалам-дружкам и вдребезги разбивать его чувства. Повествование ведётся от лица Титичкина, который в первых же главах нам сообщает, что своими руками повесил своего божественного друга. Что к этому привело и как это произошло, мы узнаем к концу романа.Мариенгофа читать тяжело из-за его заковыристого слога. Буквы русские, слова тоже, но складываются эти слова так причудливо, что смысл, порой ускользает, а порой пронзает читателя каким-нибудь метким замечанием. Приведу небольшой фрагмент, от которого температура в мозге повышается:"И вечер насквозь трагически ворковал о султанах — белых, из петушиных перьев, лапушных, черных косичетых или из конского волоса, что трессируется на нитку; о помпоне, обвитом ссученым снуром из серебряной канители; о кокардах из опряденного серебра; о галунах из опряденного золота с шелковыми закранами; о кирасирских орлах; о гербах, нумерах, накладных литерах, знаках с просеченными подписями; о гранатах «в три огня» на шапках; об уланской чешуе, набранной из звеньев, вырезанных фестонами; о кистях из рассыпных, в три ряда ссученных жгутиков «мат с гранью»; о двойных языках из алого сукна к шишаку в серебряных плетенках; о кирасирских колетах, гвардейских доломанах, ментиках, перадных чачкирах, венгерках, супервестах, выкроенных наподобие лат".
.
Но ради необычных метафор, можно и потерпеть:
.
"Гнев и отчаяние растягивают мои орбиты. Глазные яблоки делаются арбузами, аптечными шарами. Они открывают для ревности необъятные просторы".
.
Как я уже сказала, читать другие произведения автора я не буду (рецензия на "Циники" здесь ), мне вполне хватило этих двух романов, но я не жалею, что познакомилась с творчеством автора.

Бывает такое - ты живешь в интересные времена. Те самые, которые обретают со временем романтический флер, но на самом деле страшны и полны безысходности.
И вот ты живет в интересное время и притворяешься, будто его нет.
Даже не так.
Ты не то, что притворяешься. Просто для тебя его и в самом деле нет.
Ты прячешься в свой маленький мирок, полный старых книг и старых друзей, и не замечаешь, как старые подруги становятся проститутками, старых друзей все меньше, а старые книги уже некому продавать.
Ты пытаешься любить - и любишь, но время все вторгается и вторгается в жизнь.Тогда можно полюбить еще больше. Или предаться развлечениям - всем, на которые хватит связей и денег. Или представить, что все это - просто забавная игра, которая скоро закончится: убитые мальчики тогда возвратятся домой доучиваться в гимназиях, в лекциях перестанут видеть намеки на современность, снова можно будет тратить, радоваться, ездить, веселиться, не ощущая неизбежности скорой смерти.И снова появится французская краска для губ - ведь без нее же и жить незачем.Очень короткая, очень пронзительная книга, в которой сплетено личное и общее, сюжет и поэзия.
Таких книг мало - и это хорошо, иначе прочувствовать их так же сильно было бы куда сложней.

Уже после прочтения книги я узнала, что искажённо повторяю путь Мариенгофа: родилась и выросла в Нижнем Новгороде (и так же, как и он, тесно связана с Бором), некоторое время жила в Москве, а потом добралась до Петербурга (правда, Пензу в этом списке я пропустила). Мариенгоф-то в нём так и остался до конца своих дней, посмотрим, как у меня сложится. Хотя вряд ли советчик романа был в курсе такого совпадения.Роман "Циники" не позволяет обозвать романом в полном смысле этого слова неуютное ощущение того, что романы не бывают такими крошечными. Хотя, с другой стороны, и в крошечный объём можно вместить целые жизни, особенно жизни подобных персонажей. И от этого особенно занятно, что на лайвлибе выписано более двух сотен цитат из этой скупой на слова книжечки. Наверное, если их все собрать в один текст, то он будет гораздо больше, чем первоначальный роман. Ну да ладно.Потрясает с первых же коротких строк. Предельно острые образы, колкие метафоры. Почему-то очень напомнило качественную фотографию — знаете, когда выписана какая-то незначительная мелочь или изображена одна деталька, но так ярко и выпукло, что по ней понятна вся картина. Действительно, хочется тут же выписать в цитаты, запомнить, использовать. А всё почему? Потому что роман про циников. Остроязычных, смеющихся сквозь слёзы. Циник-девочка и циник-мальчик. Казалось бы: какая идиллия, они друг друга нашли. Но циники холодны, как лёд, а в отношениях должен греть хотя бы один человек. Неудивительно, что лёд колется, крошится и ломается. Хотя и под аккомпанемент красного словца. На улице ревёт и крушит всё на своём пути революция, а у семьи циников в фокус попадают только различные бытовые мелочи. Меняется эпоха, а мороженку не купишь. Мелочно? Нет, всё правильно, огромное складывается из вот таких мелочей. Мне очень близка и интересна тема свободных отношений. Интересно, как восприняли их описание в романе современники Мариенгофа? И в нынешние-то времена повсеместно осуждаются подобные эксперименты, а тогда, наверное, это был настоящий прорыв. Случилась бы трагедия, если бы главные герои находились в отношениях традиционных? Кто знает. Вероятно, тогда они были бы совсем другими героями.И вот идут различные байки "за жизнь", чем топить, что кушать, что читать, а через каждую миниатюру — вставка какой-нибудь революционной сводки. Завод "Электросила" выпустил столько-то двигателей. От голода погибло столько-то людей. Столько-то каннибалов появилось в такой-то губернии. А мы в театр сходили. А где-то под Псковом бабушка остановилась переночевать, но уже не проснулась — съели костлявую старушку голодные хозяева. Самое интересное, что такая жизнь — тяготы рабочих и страдания замерзающих-голодающих — кажется куда более живой и тёплой, чем пустые и холодные будни семейной пары циников.Почитайте этот роман-крошку. И будет вам счастье."Бритый человек" от "Циников" отличается как небо от земли. Ждёшь такой же отточенной остроты и холодка в рассказе о людях, а вдруг натыкаешься на психологическую драму совершенно иного толка. Жили-были два товарища. Один понапористей, а второй едва ли не на побегушках. Первый напирал-напирал, а второй терпел и под него подлаживался. Читаешь и думаешь, что второму (от чьего лица, кстати, ведётся рассказ) нравится подчиняться, он специально берёт на себя косяки первого товарища и выступает на вторых ролях. Но конец всё меняет. Нарочито придурковатый, но по смыслу всё же глубокий. Можно трактовать его как угодно — и что в тихом омуте черти водятся, и что эти черти только и ждут повода, и что чаша терпения может переполниться, и что просто бывают люди-психопаты. А мне кажется, что просто рассказчик всё это время считал себя гораздо способнее и выше напористого товарища, поэтому позволял ему верховодить, внутренне посмеиваясь и как бы делая одолжение. А в один прекрасный день по ничтожному поводу взял и утвердил своё превосходство, пусть и весьма специфичным способом. И получается, что настоящая власть находится не в руках того, кто талантлив и всеми любим, а того, кто тёмной лошадкой да тихой сапой...Хорош черть Мариенгоф.