Возвращение клипера «Кречет»

Возвращение клипера «Кречет»
Владислав Петрович Крапивин

Летящие сказки #6
Увлекательная повесть о приключениях Владика Орешкина. Жизнь этого мальчика, который дружит с обаятельным корабельным гномом Гошей и капризным хрустальным барабанщиком Тилькой, полна удивительных событий…

Владислав Крапивин

Возвращение клипера «Кречет»

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

ДОЖДЬ В ПРИМОРСКОМ ГОРОДЕ

1

Корабельный гном Гоша проснулся от шума. От плеска и визга. Словно снаружи, за бортами, разгулялось море, хлещет в пробоину вода и перепуганно визжат в трюме судовые крысы.

Но качки не ощущалось. Никакой. Гоша открыл глаза и вздохнул. Над головой был потолок с облупившейся штукатуркой. Пасмурно светилась застекленная дверца балкона. За стеклом, исхлестанным струями дождя, проносились тени. Гоша знал, что это летят низкие штормовые облака, похожие на клочья пакли, которой конопатят щели в корабельной обшивке.

Дверца дрожала от ударов ветра, стекло дзенькало, дождь плескался на балконе. Флюгер будто взбесился. Его ржавый визг был слышен не только в башенке, но, наверно, на всех трех этажах старинного здания библиотеки. А может быть, и в подвальном книгохранилище, где жил библиотечный гном Рептилий.

«Не снесло бы мою квартиру…» – лениво подумал Гоша. Зевнул и потянулся.

…В башенке, на библиотеке, Гоша поселился весной. Неожиданно для самого себя. До этого он много лет обитал в трюме шхуны «Кефаль». Шхуна была одряхлевшая, списанная. Около четверти века она стояла в Мелкой гавани, у дальнего причала, рядом со складом корабельных фонарей и канатов.

Портовое начальство не знало, что с «Кефалью» делать. Деревянную шхуну на металл не разрежешь. Ломать на дрова? Работы много, а кому нужны гнилые обломки?

Но вот появились на шхуне плотники. Ломать и разбирать «Кефаль» они не стали. Наоборот, начали приводить ее в порядок. Поставили новый двойной штурвал, украсили корму накладным узором, укрепили на верхней палубе точеные перильца.

Снова в плавание? Гоша засомневался. Чтобы выяснить обстановку, он выбрался на берег и навестил сторожа Никодимыча, который всегда все знал.

– Так что меняй квартиру, Гоша, – сказал Никодимыч. – «Кефаль» твою в кино снимать готовят. Отведут ее в Песчаную бухту, и будет она там изображать пиратское судно в абордажном бою. По всем правилам. А в конце картины загорится она и взорвется на воздух… Такая наша жизнь морская-отставная…

Гоша обиженно заковылял в Отдел корабельных гномов, который помещался в подвале Главной Пароходной Конторы. Там Гоше предложили на выбор несколько мест: буксирный катер «Норд-ост», рейдовый танкер «Отважный» и даже большой рудовоз «Калуга», который ходил за границу.

Гоша отказался. Он привык жить на парусниках и не любил запаха нефти и железа. Гоше объяснили, что парусных судов сейчас мало, да и те почти все железные. Из деревянных осталась только баркентина «Омар», но там, конечно, место занято.

Гоша сердито засопел: мало того, что его чуть не поджарили на «Кефали», так еще и волокиту устраивают! Тогда Гоше вежливо намекнули, что возраст у него преклонный. Может, пора оформить пенсию и начать береговую жизнь?

Ну что же! Раз он никому не нужен – пожалуйста! С пенсионным удостоверением Гоша отправился в сухопутную контору «Домгном» (в котельной на углу Таганрогской и Якорной). Моложавая гномиха с подкрашенными губами и веками стала недовольно листать пыльные конторские книги, чтобы подыскать новому пенсионеру береговое жилье. Ничего подходящего не было. В старые котельные Гоша не хотел, боялся, что в них пахнет ржавыми трубами и угольной пылью. В подвал под кирпичным кинотеатром «Парус» он тоже не пошел: туда наверняка просачивалась вода, а от пресной влаги у корабельных гномов бывает жестокий ревматизм. Гномиха сказала:

– Вам не угодишь! Что же мне, на крыше вас поселить?

– Почему бы и нет? – раздраженно отозвался Гоша.

– Вы что, серьезно? Вы же не чердачный гном!

– Это уж мое дело, – хмуро сказал Гоша.

Гномиха пожала плечами. Она не знала, что у Гоши возвышенная душа. А он еще в давние времена любил простор и звезды. По ночам в открытом океане Гоша украдкой от вахтенных забирался на верхнюю площадку мачты – салинг – и смотрел на созвездия. Они медленно качались над клотиком. А парусник мчался среди темных шипучих волн. Далеко внизу смутно светились пенные гребешки, а за кормой – как отражение Млечного Пути – вспыхивал фосфором бурунный след…

Давно это было… Но это было! Сохранилось в Гошиной душе. И теперь он решил: уж коли стал береговым жителем, то почему бы не поселиться поближе к облакам и звездам?

Гоша получил ордер на новую жилплощадь, но в город сразу не пошел. Он робел. Гномы по своей натуре большие нелюдимы. Гоша знал, что на него будут оглядываться, и заранее ужасно стеснялся. Глухими переулками он опять побрел к Мелкой гавани.

– Надо же попрощаться со старыми местами, – пробормотал он, чтобы оправдаться перед самим собой.

«Кефали» у пирса уже не было. Гоша присел на свой матросский сундучок, в котором таскал нехитрые пожитки. В заброшенной гавани стояла тишина, по опустевшему причалу прыгали деловитые воробьи. На глухой воде плавали апельсиновые корки и обрывки газет. Припекало майское солнышко. Гоша подпер могучими ладонями растрепанную бороду и пробормотал:

#

На берегу затихшей бухты

Сидишь ты, дом свой потеряв…

Гоша любил сочинять стихи. В хорошие минуты стихи прибавляли ему радости, а в грустные – утешали. Сейчас была, безусловно, грустная минута.

Нельзя сказать, что Гоша очень печалился о «Кефали», были в его жизни корабли в тысячу раз лучше. А эта шхуна, гнилая и лишенная парусов, столько времени торчала на одном месте, у расшатанного причала! Но все же здесь Гоша был при деле: следил, чтобы не очень дырявилась обшивка, чтобы не набиралась в трюм вода, с крысами воевал. А теперь он кто? Сухопутный пенсионер…

– Уже не выйдешь ты в моря… – пробормотал Гоша новую стихотворную строчку. Он и так давным-давно не ходил в моря, но строчка показалась ему удачной. Она годилась для конца четверостишия. Однако необходимо было придумать еще одну – с рифмой для слова «бухты».

На этой рифме Гоша застрял. Он дергал бороду, колотил себя мясистой ладонью по загривку (так, что вязаный колпачок съехал на нос), однако ничего подходящего выколотить не мог.

Наконец он решил передохнуть и огляделся.

И очень смутился.

Потому что в пяти шагах стоял незнакомый человек.

Гоша растерялся и съежился на сундучке. Но спрятаться было негде. Тогда Гоша решил рассердиться на себя: почему он должен прятаться? Это его, можно сказать, родная гавань, он столько лет здесь прожил!

Да и человек был, кажется, безобидный. Ростом чуть побольше Гоши.

Гоша знал, что люди не сразу становятся большими, они растут постепенно. И этот неожиданный гость был явно человечий детеныш. Из тех, кого называют мальчиками. Гоша видел таких и раньше. Иногда они пробирались на «Кефаль», бегали по палубе и даже лазили на мачты. Гоша следил за ними сквозь щели в палубных досках. Опасливо, но с любопытством. И бывал даже раздосадован, когда Никодимыч кричал из дверей склада:

– Опять вы тута! Я вот отрежу от каната линек да энтим линьком вас! А ну брысь, штрафная команда!

Гоша не понимал, зачем их прогонять. Они были немного шумные, но забавные и ловкие. Интересно смотреть. Правда, иногда Гоша боялся: не случилось бы чего с человечьими малышами. Очень уж они беззащитные какие-то – щуплые, с тонкими шеями, совсем непохожие на матросов и боцманов, с которыми Гоша был когда-то знаком…

Неожиданный гость казался похожим на всех других мальчиков. Было у него только одно отличие: на лице перед глазами блестели круглые стекла (причем одно треснувшее). Гоша знал, что это такое: некоторые гномы к старости обзаводились очками. Но на мальчике очки Гоша видел впервые.

Светло-коричневые мальчишкины глаза смотрели через стекла удивленно и вопросительно.

– Дяденька! – сказал мальчик звонким, как у всех невыросших людей, голосом. – Вы не знаете, куда подевалась шхуна «Кефаль»?

Гоша заерзал от смущения. Не привык он разговаривать с людьми. Даже с моряками на кораблях, где он раньше жил, Гоша беседовал редко. А в последние годы он лишь изредка обменивался парой слов с Никодимычем.

Но мальчик ждал ответа, не уходил. Гоша еще поерзал и сипло сказал: