Пятиозерье

Сон оказался неприятным: странный город, странные дома и странные люди, она куда-то шла, что-то говорила и делала (подробности немедленно стирались из памяти); но над всем, что с ней творилось в этом сне, нависало тревожащее ощущение – что всё: и она, и странные люди, дома, деревья – всё маленькое, крохотное, микроскопическое; что весь город лежит на огромном, гигантском столе, под ярким бездушным светом; и чей-то немигающий, пристальный взгляд внимательно и равнодушно изучает едва различимое копошение инфузорий-людей – и ищет ее…

Она шла, она скользила в толпе, пытаясь затеряться, – чужая среди чужих. А потом поняла, почувствовала, что ее заметили, что громадная страшная рука сейчас протянется и схватит… Она побежала.

Будильник прозвенел спасительной трелью. Она обрадовалась обычно неприятному звуку, оборвавшему ночной кошмар.

Радость оказалась короткой. Начался кошмар утренний.

Очередной.

Обычный.

Она снова проснулась в совершенно незнакомом месте.

05 августа, 07:26, станция Каннельярви.

Он не собирался убивать этих двоих – но так уж оно получилось…

Человек одет во все черное – черные джинсы с черными кроссовками, черная куртка-ветровка – утро сегодня прохладное. Вокруг – местный центр досуга и развлечений. Обломки вросших в землю свай и несколько чурбаков заменяют по вечерам мебель в этом клубе по интересам. До круглосуточного магазина – полторы сотни шагов, весьма удобно. Невысокие, но густые кусты скрывают от взгляда следы культурного и не очень досуга, изобильно покрывшие траву: пустые бутылки и банки, объедки, окурки, раздавленные одноразовые стаканы, засохшую блевотину…

Теперь кусты скрывают и кое-что еще: два трупа.

Два свежих трупа.

Судя по виду – типичные завсегдатаи сего райского уголка. Но почему так рано? Гулеванили всю ночь, оставшись в вертикальном положении последними из многих? Или – разгневанные супружницы не допустили на законные брачные ложа и праздник продолжился поневоле? Стесненный в финансах праздник – иначе не пришла бы неудачная идея поправить материальное положение за счет человека в черном.

Абсолютно неудачная идея. И самая последняя.

Но он не собирался убивать этих двоих – так уж оно получилось.

Не жалел о сделанном – в его представлениях у ног лежала мразь, не заслужившая право на жизнь, – но и не собирался. Мрази вокруг слишком много, а жизнь слишком коротка.

Тревожил отнюдь не сам факт убийства. Однако все чаще происходило то, чего он не планировал – а то, что планировал, шло наперекосяк и завершалось странно. Неясным оставалось одно – изменилась ли окружающая действительность, или мозг помалу начинал неадекватно на нее реагировать?

Раньше человек в черном был уверен, что уж этот-то орган откажет ему последним. Сейчас – сомневался и тревожился.

Он покинул клуб по интересам и отправился к своей стоящей поодаль машине – поиск предстоял долгий, стоило поспешить. Человек не сделал даже малейшей попытки прибрать трупы или еще каким-либо способом скрыть следы произошедшего.

Пусть себе лежат…

Резаных, колотых, стреляных ран нет – сначала стражи закона отработают версию с естественной смертью – если таковой можно считать кончину от паленой водки или другого суррогата. А после вскрытия начнут копать в сторону междусобойных рукопашных разборок… Или вообще не будут ничего копать, кроме двух могилок. Без всяких вскрытий, с емким вердиктом: сердечная недостаточность. Реальная возможность: лето, глубинка, кто не в отпусках – с работы бегом на огороды, кому охота играть на жаре в холмсов-ватсонов из-за пары дохлых маргиналов…

Человек в черном был оптимистом.

05 августа, 07:28, Пятиозерье, ДОЛ “Варяг”.

Белая, чуть неровная поверхность – нависает, грозит рухнуть и раздавить. Снизу – что-то другое, тоже белое, обманчиво мягкое, бугрящееся. Сейчас схлопнется с тем, с верхним чем-то, – и все, конец.

Спокойно, сказала себе она.

Без паники.

Потолок. Это называется потолок. А снизу – кровать. Все в порядке…

Да, все в порядке – за исключением того, что и кровать, и потолок она видела в первый раз.

Она приподнялась, повела взглядом вокруг. Чужие и чуждые предметы неохотно докладывали о себе: стол, стул, тумбочка, шкаф. Комната. Это моя комната, подумала она с каким-то бессмысленным ожесточением. Подумала, подспудно уверенная в обратном.

Встала, подошла к зеркалу. Долго всматривалась в отражение. Лицо казалось симпатичным, но незнакомым.

– Это я, – сказала она с нажимом. Слова прозвучали гулко и странно.

Кто – ты? – ехидно поинтересовался внутренний голос. Она беспомощно отвернулась от зеркала, огляделась. Ответа не было.

Белый лист на столе. Крупные черные значки видны издалека.

Она подошла, взяла в руки. Бессмысленные закорючки долго не хотели складываться в слова. Но сложились.

Это оказался спасательный круг, брошенный ей из совсем другой жизни, совсем другим человеком, чье место она почему-то заняла…

МЕНЯ ЗОВУТ СВЕТА. СВЕТЛАНА ИГОРЕВНА ПОЛЛАК. Я РАБОТАЮ ЗДЕСЬ, В ЛАГЕРЕ “ВАРЯГ”, БИБЛИОТЕКАРЕМ.

– Меня зовут Света, – дочитав, покорно повторила она.

Очередной утренний кошмар медленно рассеивался.

05 августа, 07:43, Пятиозерье, ДОЛ “Варяг”.

Света выскользнула из своей маленькой комнаты с отдельным входом. Постояла, вдыхая утреннюю прохладу. Проверила шнуровку кроссовок, поправила гетры и побежала по плавно поднимающейся в гору дорожке – мимо площадки для лагерных линеек, к пятому и шестому корпусам и БАМу.

Пробегая рядом с безмолвным, спящим последним, самым сладким сном БАМом (так прозвали стоящее на отшибе здание для вожатых и воспитателей), Света привычно оглянулась – никого; чуть сбавила скорость, через полсотни шагов снова оглянулась, пожала плечами и продолжила бег в среднем темпе, бодро приближаясь к вершине холма…

Лишь за верхними воротами лагеря (точнее, задними – никогда не запираемыми, выводящими на слабо накатанную лесную дорогу) ее догнал знакомый дребезжащий звук. Спустя минуту появился его источник – Доктор Пробиркин верхом на старом, видавшем всевозможные виды велосипеде.

– Доброе утро! Извиняюсь за задержку – колесо спустило, накачивал, – приветствовал Свету запыхавшийся Доктор, форсированный подъем на холм дался ему нелегко.

– Привет! – коротко, чтобы не сбить дыхание, ответила Света.

Две недели назад она выдвинула – сама перед собой – очередную версию: странные приступы утреннего беспамятства происходят от недостатка движения во время рабочего дня – и постановила возобновить утренние пробежки, заброшенные в последние два-три года.

Пробиркин (по мнению Светиных подруг, тайно и безнадежно в нее влюбленный) – заявил, что опасно удаляться в одиночку далеко от лагеря – в самое безлюдное время и по самому глухому проселку. И вызвался сопровождать Свету. Но в первое же утро позорно отстал, едва преодолев треть маршрута, и был поднят на смех Ленкой Астраханцевой, узнавшей о провале его телохранительной миссии.

Фиаско и последовавшие подколки не смутили Доктора. Он часто становился объектом беззлобных шуточек, но никогда на них не обижался. Вспомнив, что живет в век высоких технологий, а не грубой физической силы, Пробиркин призвал на помощь технику. С тех пор он сопровождал Свету на ветхом, одолженном у завхоза велосипеде.

…Они молча закончили подъем.

Вид с вершины открылся замечательный: отлично виднелся песчаный шрам речного русла и два ближайших озера, – третье вдалеке пробивалось сквозь сомкнувшиеся деревья осколками кем-то разбитого зеркала.

Здания “Варяга” притаились внизу, выглядывали из-под сосен – еще безмолвные, не проснувшиеся. Ни одного человека на густой паутине соединяющих их дорожек – серых асфальтовых и коричневых грунтовых, протоптанных многими поколениями пионеров, предпочитавших по юности лет ходить прямыми и кратчайшими путями…