Мир в подарок

Мир в подарок
Оксана Б. Демченко

Мир Релата #1
Стоит быть осмотрительнее, высказывая несбыточные желания. Даже дома, наедине с собой и в плохом настроении. Потому что они могут исполниться. Правда, для этого придется тонуть в болоте, прыгать со скал, возвращать к жизни погибающих, забывая о себе. То есть вести себя совсем не так, как в прошлой тихой жизни. Только упорство и только труд, ведь иначе загаданные желания не сбудутся. Да и плату за их исполнение стребуют по полной. Зато какой же вам замечательный дарят мир! Будут и настоящие друзья, и любовь, и признание, и смысл новой жизни… А если так, стоит ли быть осмотрительнее? Эх, была не была…

Оксана Демченко

Мир в подарок

Середина лета. Князь Риннарх Тарпен Карн

Первый луч солнца вызолотил флаг на мачте. Ветерок вздохнул, всколыхнул бордовое полотнище с геральдическим лебедем в орнаменте из сребролиста, словно салютуя восходу, и угас, прокатив тонкую рябь по темной еще воде.

Ни одно облачко не омрачило розовое чело зари, уже улыбающейся миру из-за далеких, невидимых даже с верхушки мачты, хребтов Барьерного кряжа. Назвать его так могли только сухопутные – жители княжества Карн, числящие свои невысокие горы краем мира. Они и были краем, потому что океан принадлежал испокон века Архипелагу. А последние несколько поколений напряженного немирья корабли под материковыми флагами не решались выходить из дельты реки Карниссы.?!)

Тем невероятнее смотрелась на стремительно светлеющем зеркале вод, отполированном штилем, одинокая церемониальная галера берегового княжества. Убрав немногочисленные и бесполезные сейчас паруса, на веслах она ходко двигалась на восток, и с каждым гребком удалялась от безопасного берега.

Лебедь, случись ему лететь в высоком светлом небе над галерой, несущей на невысокой мачте птицу золотой вышивки, мог бы различить по курсу, в туманной дали, лежащий в дрейфе четырехмачтовый барк. Корабль был синий, в строгой серебряной отделке, допустимой лишь для рода Кормчих острова Индуза. А значит, встреча, о которой не удавалось договориться вот уже семь лет, сегодня наконец состоится.

Впередсмотрящий, не обладавший зоркостью крылатого, увидел барк двумя часами позднее.

Риннарх Тарпен Карн, властитель княжества, протектор Амита и северного побережья Туннрёйз, управитель безводных степей от Тучегона до Безбрежного океана, покровитель Ирнасстэа, своей угрюмой мрачностью успешно восполнял отсутствие туч и бурь. Его хмурое настроение подавляло безмолвно замерших на палубе подданных. Кроме, пожалуй, второго капитана гвардии Карна – Ларха Крёйна, ничуть не опечаленного мрачным видом повелителя. Рыжий северянин под тяжелым взором князя лишь пожал плечами: всего не предусмотришь, зачем теперь зря нервничать.

Взор его светлости стал пасмурным вовсе не потому, что великолепная церемониальная галера на фоне барка цвета индиго казалась, мягко говоря, неуклюжей, старомодной и недостаточно представительной. Дело вовсе не в этом (никто и так не смеет оспорить искусство корабелов Архипелага), хуже было другое: Риннарх ни на миг не усомнился в ответе на вопрос, почему Лайл из рода повелителей Архипелага выбрал именно барк. Кормчий владеет огромным флотом судов и лодок, в том числе парусно-гребных, как торговых, так и военных, и мог бы подобрать вариант куда более уместный в условиях полнейшего штиля, обычного в этих водах на изломе лета. Галеры, кстати, наверняка расположились там, за изгибом горизонта, – всего-то полдня неспешного пути.

Выбрав барк, Кормчий тем самым хотел еще раз подчеркнуть, что прикованных к веслам рабов на Архипелаге нет. Значит, стоило десять раз подумать и все же выбрать шхуну.

На синий барк Риннарх поднимался все еще в мрачном настроении, о чем свидетельствовала глубокая морщина раздражения меж бровей. Первый раунд уже проигран. Притом, что действительно серьезные проблемы не у Индуза, а у него, Карна.

Адмирал Лайл Бэнро ожидал гостя в великолепной каюте, без свиты, лишь в обществе своей обожаемой дочери Силье. И это давало некоторую надежду. Молодая женщина унаследовала бурный нрав от отца и безупречную красоту – от матери, уроженки Таира, самого южного из островов Архипелага. Столь взрывоопасная смесь позволяла ей демонстрировать в глубочайшем декольте восхитительный бронзовый рельеф. Светлые, хорошо заметные на загорелой коже шрамы метили ее руки и левую скулу. Их происхождение знающему человеку разъяснял кортик у пояса. Длинный, острый, боевой – не игрушка. Характерная отделка акульей кожей и золотом – знак старшинства гвардии Рыбья кость, застревавшей в горле у многих, желавших попробовать блюда с чужого стола.

Угрюмая морщина на лбу повелителя Карна исчезла под взглядом огромных фиолетовых очей, одновременно сочувствующих и насмешливых. Тарпен знал, что во многом переговоры оказались возможны благодаря ей, единственной, кто решался и умел спорить с непререкаемым адмиралом по самым невозможным вопросам. В семье Кормчего трое сыновей, и место единственной девочки отец видел где угодно, только не на корабельном мостике. Однако в этом дипломатическом плавании корабль доверил ей, а не старшему сыну и официальному наследнику.

Кряжистый адмирал, сильно погрузневший к пятидесяти, был среднего роста, с буйными выцветшими кудрями, кустистыми полуседыми бровями и темной короткой бородкой клинышком – по последней островной моде. На его невозмутимом лице цвета мореного дуба, испещренном мелкими морщинками, колко поблескивали блекло-голубые глаза. И они следили за гостем без намека хоть на малейшую приязнь. Ноги его светлости, в ладно облегающих высоких сапогах, с полным презрением к этикету лежали на диване, где помещался в ворохе подушек и сам Кормчий. Одетый, как отметил Риннарх, по-домашнему, в темные кожаные штаны и отделанную дорогим кружевом сорочку.

Властитель Карна жестом отпустил капитана Крёйна и гвардейцев, прикрыл дверь. Князь Риннарх выглядел на десяток лет моложе Кормчего, и был выше на голову и суше. Темноволосый и кареглазый, со слишком светлой кожей человека, привычного к помещению более, чем к открытому пространству. Выверенные движения, отсутствие всякой мимики на холодном лице – все подчеркивало привычку к непростой дворцовой жизни, полной двусмысленности и интриг. В длинных крепких пальцах гость сжимал горлышки пары бутылок.

Рассмотрев печати поверх пробок, глазастая Силье довольно хмыкнула и потянулась за бокалами. Её присутствие на переговорах князь предполагал, а потому про ее слабость к красным винам из Ирнасстэа вызнал специально. Все же лучшие, коллекционные, особенно из погребов замка Тэлия, на Архипелаге редкость, – довольно отметил про себя князь.

– А-а, приплыли выпить с моей девочкой? – поднял бровь адмирал, пальцем указывая на кресло возле своего дивана. – Похвальный вкус.

– Ваша дочь, полагаю, устала от комплиментов, но удержаться трудно. Она воистину унаследовала лучшее от родителей, а прочего добилась сама, – поклонился гость. – Но причина визита, увы, иная.

– Морской воздух, – бархатным низким голосом подсказала Рыбья кость.

– Мир. И надежда.

Риннарх тяжело вздохнул, опускаясь в предложенное кресло. Он знал, что получить желаемое может лишь чудом. Но, увы, уже две сотни лет минуло с тех страшных времен, когда добрые чудеса в этом мире перевелись. Хотя о них просили богов ежедневно. С некоторых пор он подозревал, что скоро и просить станет слишком поздно.

***

Так бывает.

Уже который день пасмурно, и на улице, и на душе. Еще и снег зарядил – мокрый, серый, какой-то депрессивный… Так и хочется обобщить: жизнь не задалась.

С невеселыми мыслями я стащила сапоги и куртку, бросила в угол прихожей. Раздражение не улеглось, сумка плюхнулась на пол и обиженно звякнула. А я уже швырнула ключи, словно снег – их вина. Угодила в угол приоткрытого шкафа, промазав мимо столика. Н-да, пора бы успокоиться… вдох-выдох.

Я задумчиво изучила темный проем шкафа. Порыться и достать ключи? Не срочно, пусть там полежат. Что с того? Когда дела не клеятся, лучше не затевать новых. Даже мелких. Так что, пока-пока ключи. Я потащилась в комнату. Можно в большую – лупить глаза в телевизор. А можно в рабочую, разбудить «машинку» и глянуть еще раз на этикетки. Хорошо получились, может, взбодрюсь?

Не сейчас. Снег как раз в то окно лупит. Значит, телевизор… я качнулась к левой двери. На ней висело большое, почти до пола, узкое зеркало. При хорошем настроении оно помогает убедиться, что шубка мне вполне даже идет. И я ей – тоже… Так это в хорошем!

Остановившись перед блеклым в полумраке стеклом, я грустно усмехнулась: смотришь туда, за грань, и думаешь: уже давно тебе не восемнадцать, и самые светлые времена кончились. Тихо, пусто и уныло. Изменить что-то радикально в этой жизни уже не получится. А жаль…

Жизнь проходит мимо, а из зеркала наблюдает безучастно усталое лицо – а чего ты хотела? Ну нельзя так придирчиво выбирать друзей и привязанности, потому что тогда выбора-то особого и не остается. Точнее, уже не осталось. И, главное, никакой вины за собой я не чувствую. Эта пустота образовалась помимо меня, вопреки усилиям, и немалым. Просто над одними солнце светит, а над другими – нет. И второе, увы, я знаю это на богатом своем опыте, – про меня. Вот только не подумайте – я не сижу без денег и без работы, да и со знакомыми все как у большинства. Собаку что ли завести вдобавок к коту? Кстати, где этот хвостатый антидепрессант?

Ладно, пожалели себя и хватит. В целом, грех жаловаться. Дизайнер в наши дни не голодает, тем более в столице. Характер подходящий, угрюмой меня никто не назовет – разве немного отстраненной, не люблю эдакого панибратства с первого разговора. Есть такое дело – немного упряма, и, хотя могу долго терпеть и подстраиваться, доводить себя окружающим не рекомендую. Опять же, работаю я запойно.

В общем, как раз устроиться на работу для меня не проблема, а вот со вкусом организовать все вне этой всепоглощающей работы – ну никак. Заколдованный круг. Ненужные встречи, случайные люди, пустые надежды. И друзья настоящие, увы, в прошлом. Кто же знал, что самые дорогие могут уйти так несправедливо рано. И что пустоту, оставшуюся в душе, новые встречи и лица уже не заполнят, а только создадут ненужную суету, иллюзию общения.

С тех пор и не светит оно надо мной, теплое наше, пушистое, золотое. Ходит стороной, улыбается другим. И сама я стала улыбаться реже.

Да где же кот? Еще пару минут – и я расклеюсь… вдруг так захотелось, чтобы было все иначе, прямо сейчас, сию минуту! От острой потребности перевернуть размеренную жизнь меня буквально скрутила судорога. Я так долго организовывала эту сытую стабильность! А теперь готова, не моргнув глазом, променять ее на солнце над головой и друзей – настоящих, а не лишь бы провести вечер. Еще, пожалуй, любовь к тому единственному, которого в этом мире просто нет. А где-то все они обязательно есть, не может же не быть вовсе! Эта последняя мысль меня особенно зацепила, просто до слез. Я опять посмотрела в зеркало – точно, до слез. Фыркнула сердито – предвесенний плаксивый авитаминоз, да? В острой форме! Надо брать себя в руки и прекращать думать о глупостях.

В расплывшемся нерезком отражении что-то неуловимо изменилось, проплыл золотой, как мои мечты о солнце, проблеск. Я торопливо сморгнула. Ну вот, меньше надо в монитор пялиться. Глаза – это мое всё, а тут никак не фокусируются, аж жутко. Я невольно сделала шаг вперед и вплотную приблизила лицо к зеркалу. Продолжая усердно испуганно моргать, почти коснулась его рукой. Ну не на ощупь же мне это золото опознавать, что за глупость.

Постепенно нечеткая дымка истаяла, уплыла куда-то вверх из поля зрения. Там, в зеркале, обнаружилась незнакомая девушка. В первый миг я раздраженно хмыкнула: она, зараза, типичная любимица солнышка. Лет семнадцати, хороша нечеловечески, лишь глаза мрачно-серые, словно накрытые тенью. Фигура лучами облита от макушки до стоп, и едва ли ей приходят в голову идиотские мысли о пасмурной судьбе, как …

Как такое может вообще быть?!

Рука завершила жест, охотно повторенный неземной красоткой, и коснулась зеркала. Я вздрогнула, ощутив текучую ледяную влагу и прикосновение чужих пальцев. Один миг… и я уже падала, костенея от жути происходящего, невозможного и непонятного.

Сзади отчаянно, на истерической ноте, заорал Ероха.

«Как же мой кот не вышел меня встречать сразу, к порогу?» – запоздало удивилась я, вплетаясь в тошнотный водоворот, быстро погасивший и эту невнятную мысль.

Солнце погладило щеку и разбудило меня. Оно было удивительным, я такого с детства и не припомню. Яркое, теплое и очень ласковое. Предзакатное – смотреть уже не больно, и золото – высшей пробы. Свет дробился в тонкой пелене водопада-зеркала мириадами драгоценных текучих пологов и нитей, над водой выгибались танцующие радуги.

Я тряхнула головой и потихоньку села, проводя мысленную перекличку: руки-ноги-голова…

Все на местах и очень даже бодрые. Ага…Только не мои…

Вздрогнув, пристальнее всмотрелась в вертикаль водопада – там, в зазеркалье, за нечеткой густеющей пеленой вечера с пола поднималась я. И смотрела на себя – золотую – с таким нехорошим, незнакомым прищуром злобного торжества!

Полно, этого выражения я на своем лице не могла даже представить. В следующее мгновение пришло осознание того, как же все нездорово. Неожиданно для себя я испуганно заорала, подзывая кота. Кто бы там ни улыбался моими губами, этого серого домоседа она кормить не станет точно. Почему-то судьба кота меня сейчас волновала сильнее, чем все прочее. Он же не выживет на улице, баловень!

Ероха метнулся к зеркалу смазанной тенью – и в тот же миг картинка пропала. Тень скалы погасила большую часть радуг. В меркнущем зеркале водопода кое-как различалась перекошенная физиономия – бледная, моя-чужая, искаженная струистым отражением и еще более – страхом.

Несколько секунд я тупо изучала это лицо, постепенно обретающее спокойное выражение. Потом села поудобнее, вдох-выдох…