Ричард Длинные Руки

– А что ты делал в своем селе?

– Сено косил, – ответил я. Спохватился, добавил поспешно: – Все, что велели старшие.

– Ну-ну, – сказал он. – А что велели?

– Да всякое, – ответил я. – Я делал все.

– Но больше любил подраться? – переспросил он с интересом.

– Да нет, – пробормотал я.

– Да не стесняйся, – сказал он покровительственно. – Это там в селе худо, а здесь только приветствуется. Если покажешь себя, то определят не коров пасти, а дадут топор и щит!

– Благодарю, – пробормотал я. – Я ж только и мечтал… чтобы топор, значится, и щит…

Все тело болело, ныло, страдало. Если даже на комфортном сиденье автомобиля ухитряешься за долгую поездку отсидеть задницу, то на этом костлявом коне мой зад за двенадцать часов езды превратился в сплошной синяк.

Мужчины осматривали оружие, точили, ремонтировали доспехи, разговаривали, а я отполз от костра, ночь теплая, даже душная, как перед грозой, скорчился в клубок, подтянув колени к подбородку, и почти сразу провалился к крепчайший сон.

От костра к ногам все же докатывались теплые волны, я даже во сне ощутил, как все мои мышцы расслабились, кровь пошла свободнее по пережатым во время езды верхом венам и капиллярам. Я плавал в волнах теплого тумана, а когда увидел на себе великолепные рыцарские доспехи, даже лучше, чем у Ланзерота, то ничуть тому не удивился, ибо это сон… Дитя грамотного века, уже знаю, что во сне центр удивления в мозгу отключен, мы можем бояться или радоваться, но никогда и ничему не удивляемся, как и другие, гады, не удивляются, что я вот, крепко сжимая шершавую рукоять доверенного мне ножа, поднялся над землей, словно воздушный шарик.

Земля ушла вниз, я ощутил, что уже лечу, так часто взмывал в детстве, да и не только в детстве, эти легкие приятные сны посещали чуть ли не каждую ночь, когда я носился над спящим городом, заглядывал в окна многоэтажек, перепрыгивал с одного небоскреба на другой…

Костер удалился, превратившись в багровую точку среди сплошной темноты. Лунный свет выхватывает только верхушки деревьев, да вдалеке серебрились заснеженные пики гор. Я завис в воздухе, запоминая место стоянки, так запоминают пчелы и осы, я сам видел их воздушную хореографию, они даже совершают все расширяющиеся круги, но я помню, где восток, где запад, повернулся в сторону гор и полетел над лесом, поднимаясь по дуге все выше и выше.

Вот миновал лес, широкую полосу степи, еще один лес, холмы, почти у самого горизонта показалась россыпь багровых точек. Я направил полет в ту сторону, вскоре обнаружил множество костров. Бородатые солдаты сидят у огня: кто подкладывает веточки, кто точит оружие, но большинство спят, и багровые блики на их хмурых лицах делают их еще злее и зловещее.

Два десятка палаток для военачальников в середке лагеря. Полог каждого освещает трепещущее пламя костра, стража коротает время за игрой в кости. Я пролетел незамеченным над всем лагерем, тревожное чувство стиснуло грудь. Я судорожно вздохнул, однако гнетущее ощущение, что чья-то холодная рука проникла в мою призрачную грудь и пытается ухватить сердце, кольнуло, как острием ножа.

Я судорожно рванулся вверх, круто повернул и понесся в сторону гор. Я летел над темной, как грех, землей, и сердце сжималось от недоумения: насколько же велика и обильна, но едва в этой безбрежной пустыне встречаются люди, то вместо того, чтобы броситься друг другу в объятия, хватаются за оружие.

Дальше к западу огни костров встречались чаще. Однажды я наткнулся на целое войско, что раскинулось вокруг каменного города-крепости. Мне почудилось, что только ночь прервала сражение, а с утра начнут снова, но снизился и увидел, что в самом городе все выжжено, усыпано пеплом, остались только каменные строения, да и те черны от копоти. А весь ров вокруг города заполнен телами убитых.

Я пролетел вдоль рва, здесь только женщины, дети и старики. Их явно согнали сюда, а потом убили. Мужчины погибли раньше, защищая стены, сражаясь у проломов стен, на обломках разбитых тараном ворот.

А войско, что стоит у города, лишь отдыхает перед наступлением на очередной город…

Еще через час быстрого лета я увидел в ночи зарево пожара. Там горел город, и, приблизившись, я рассмотрел, как на стены карабкаются вооруженные люди, врываются в проломы, убивая израненных защитников, а тяжелые осадные баллисты продолжают швырять на город горшки с горящей смолой.

Кое-где мужчины, сбившись в кучки, отчаянно защищаются, их убивали издали стрелами, а другие захватчики уже врывались в дома, вытаскивали за волосы плачущих женщин, тут же на улице срывали одежду, насиловали, избивали и затем либо убивали, либо гнали в толпу пленных.

Я отчаянно пытался увидеть разницу между защитниками и нападавшими, но все одеты одинаково, крики одних и других звучат на одном и том же языке. Отчаявшись, я полетел дальше, дальше, пока полная луна не зависла над самой серединой мира. Звезды все так же холодно смотрят на мир с высоты, но впервые холодок страха коснулся моего бесплотного тела. Почудилось, что если не успею вернуться до рассвета, то просто погибну. И что вообще этот полет – почему-то очень опасный полет…

Я замедлил движение, собирался было повернуть, но впереди на фоне темного неба возникло черное пятно, абсолютно черное, зловеще черное, и душа моя съежилась от ужаса и забилась в уголок моего призрачного тела.

Пятно быстро разрослось, в воздухе повис огромный воин в рогатом шлеме. Лицо мертвенно-белое, как лунный свет, но глаза вспыхнули, как два горящих угля под порывом ветра. Мне почудилось, что из глазниц посыпались шипящие искры. Воин в тяжелых доспехах, за ним по ветру развевался, как крылья гигантской летучей мыши, черный плащ с блестящими застежками.

– Смертный!.. – громыхнул воин. Голос его был ужасен, так могла бы заговорить каменная гора. – Ты посмел… ты посмел вторгнуться в мои владения?

Я попятился, но черный воин без усилий держался на том же расстоянии, словно нас связали незримые нити. Я пролепетал:

– Я ничто не нарушил… И никого не трогал…

Воин прорычал:

– И ты думаешь, несчастный, это тебя спасет?

Он потащил из ножен огромный меч. Я смотрел как завороженный. На бледном лезвии засверкали голубоватые искры. Воин взмахнул мечом.

Я видел, что этот призрачный меч сейчас рассечет меня, такого же призрачного, но это будет смерть и тому, не призрачному, что скорчился возле костра…

Я вскрикнул, пальцы сорвали с пояса кинжал, метнулся вперед и всадил острие под левое ребро врага. Над головой раздался страшный рев. На меня обрушилась неимоверная тяжесть, с огромной скоростью повлекла вниз, к темной земле. Ветер засвистел в ушах. Я закричал в смертельном страхе, но не проснулся, сумел вывернуться, взмыл вверх, успев увидеть, как мимо пронеслась вниз и осталась там вершинка сосны.

От темной земли донесся глухой удар. Я поднимался выше, грудь жадно хватала воздух. Руки кое-как попали дрожащим кинжалом в ножны, я с трудом сообразил, откуда я прилетел, и метнулся изо всех сил.

Восточный край неба начал сереть, на земле появилась и разрослась багровая искорка. Бернард у костра, подсвеченное снизу багровым пламенем лицо выглядит жутко. Я успел увидеть, как он поднял голову, посмотрел на восток, прямо сквозь меня, расправил плечи. Свое тело я заметил в двух шагах от костра, жалко скорчившееся, ноги поджаты, край одеяла натянут на голову.

Я успел даже увидеть, как Бернард грубо пнул мое недвижимое тело.

– Вставай!.. Пора.

Я на скорости влетел в свою массу костей и плоти, ударился больно и тут же ощутил безмерную тяжесть, боль в суставах и мышцах, а голову вообще как будто наполнили горячим свинцом. Когда поднял веки, такие тяжелые, глаза сперва смотрели вообще невидяще, потом на красном фоне горящего костра вырисовалась громадная фигура великана со зверским лицом.

Я поспешно поднялся на локте, заставил себя сесть и стряхнуть остатки сна. Великан оказался не таким уж огромным, это всего лишь Бернард.

– В твои годы мне хватало часа, – прорычал он, – чтобы выспаться.

Я сказал виновато:

– Прости, я проспал свое дежурство.

Бернард сразу же отмахнулся.

– Ладно, не благодари. Мне все равно не спится. Но теперь седлай коней. Перекусим на ходу, отсюда надо уходить.

С языка едва не сорвалось, что вблизи я не увидел опасности, потом вспомнил, что это всего лишь сон.

Глава 5

Перед тем как сесть на коней, все встали на колени, молились. Даже принцесса грациозно опустилась рядом со священником, глаза долу, лицо стало строгим и сосредоточенным. Я тоже встал на колени и беззвучно шевелил губами. Молитв я не знал, да и их сейчас даже попы не знают, прислушивался к Бернарду, старый рубака ближе всех, старался запомнить на всякий случай. Вообще-то, никто из этих воинов не просит сокрушить врагов впереди или расчистить дорогу – молитва смахивает, скорее, на обряд самовнушения, ибо каждый просит укрепить его дух, дать силы для бестрепетности, не дать устрашиться сил Зла. Есть Бог или нет, но после такого обряда аутосуггестии любой атеист ощутит себя сильнее…

Да, такая молитва не унижает, это, скорее, психиатрия, а не молитва. Я старался запомнить побольше слов и формул, хоть память у меня, естественно, как у любого, кто для легкости пользуется калькуляторами и прочими облегчальниками жизни, – дырявая.

А потом снова проклятое седло, ноги разведены в стороны так, что я ощутил себя князем Игорем в последний час его жизни. Вообще не понимаю, почему двигаемся настолько осторожно. Ланзерот и его воины старались не исчезать из виду, но все же уезжали далеко вперед и в стороны, рыскали, предупреждали о возможной опасности. Повозка тащилась медленно, тяжело, хотя шестеро крупных волов выглядят молодыми и крепкими. День прошел без приключений, остановились задолго до ночи, тщательно устроились на ночь, а костер снова поместили в глубокую яму, чтобы в ночи никто не заметил издали искорку огня.

Бернард отмахивался от расспросов, наконец пробурчал:

– Тебе просто не понять… Ты когда был в церкви последний раз?