Ко времени моих слёз

Ко времени моих слёз
Василий Головачев

Не на Земле и даже не в пределах нашей Вселенной идет война. Сам того не подозревая, ей не дает закончиться Арсений Васильевич Гольцов, человек, наделенный уникальным даром и избранный из-за него на роль экзора, оператора реальности. Однажды он догадывается об истинном назначении своей деятельности и отказывается «работать». Это вызывает ответные, весьма жесткие меры со стороны «хозяев» могущественной системы, контролирующей властные структуры и органы правопорядка. Перед Гольцовым встает выбор: сдаться и сохранить жизнь себе и своим близким или подвергнуть всех смертельному риску, поверить новым друзьям и попытаться сохранить Землю и людей от уготованной им страшной участи.

Василий Головачев

Ко времени моих слез

Не старайся жить весело в мире этом; ибо все радости света сего кончаются плачем.

    Изборник. 1076 г.

Что бы за мной ни наблюдало, это не человек – по крайней мере с моей точки зрения.

    Ф. Дик. Помутнение.

Дощечка первая

ПРОКЛЯТИЕ

БЫЛОЕ

Собиралась гроза… а в доме было тепло, тихо, уютно, и не хотелось никуда идти.

Игрушек у Арсика было мало, поэтому он мастерил их сам: бумажные зверюшки – дед научил, самолетики из тетрадных листов, кораблики из сосновой коры. В четыре года они получались не ахти какой красоты и изящества, но в глазах мальчика кораблики казались настоящими морскими посудинами, пиратскими клиперами, шхунами знаменитых путешественников, и он, наблюдая за «флотом», плывущим по «просторам морей и океанов» – по гигантской луже напротив дома, просыхающей только летом, грезил с открытыми глазами, представляя себя великим первооткрывателем стран и островов, капитаном собственного корабля.

– Собирайся, мечтатель, – погладила его по светлой головке бабушка, – в церковь пойдем.

– Зачем?

– Крестить тебя будем.

– А дед пойдет с нами?

Бабушка и мама переглянулись.

– Он уехал… позже подойдет.

– Тогда я его подожду.

Мама нахмурилась:

– Арсений, не упрямься, все равно идти придется.

– Не пойду!

– А я сказала…

– Погоди, Надя, – мягко остановила ее бабушка, – не начинай с утра кобызиться, он и так согласится.

– Не пойду! – упрямо свел брови Арсений.

– Дело в том, что мы все крещеные, а теперь вот и твоя очередь подошла. Да и в церкви ты еще не был, алтаря не видел, иконостаса. Там красиво, свечи горят, люди молятся, тебе понравится.

Мальчик дотронулся пальцем до подбородка – так делал дед Терентий Митрофанович, помолчал, подозрительно посмотрел на бабушку:

– Дед точно придет?

– Не сомневайся.

– Тогда ладно. Только я посмотрю, и все.

– Беги, надевай шаровары и курточку новую.

Мальчик убежал в спальню переодеваться.

– Совсем от рук отобьется без отца, – вздохнула мать, проводив его глазами. – Четыре года, а он уже не слушается.

– Не возводи напраслину на парнишку, – возразила бабушка. – Арсик хороший мальчик, светлый. Вишь, какие лодки соорудил? Загляденье. Головка у него работает, смекает, из него добрый человек вырастет, Терентий правду ведает.

– Дай-то Бог. Кум-то где с кумой?

– К церкви придут, как договаривались.

Разговор прервался.

Женщины принялись собираться в церковь, одели мальчика, и скоро все трое направились к церковке на краю поселка, поставленной еще в прошлом веке пришлым на муромскую землю монахом Амвросием. Церковка сохранилась хорошо, хотя была деревянной, и имела приличный приход, так как батюшка славился добротой и охотно помогал страждущим и неимущим. Но дед Арсика Терентий Митрофанович чтил древних русских богов Сварога и Перуна и в церковь, в отличие от женщин, не ходил. Хотя и не препятствовал другим, полагая, что у каждого свободного человека должна быть своя вера, подвигающая его на справедливые поступки.

Апрель в сердце русских равнин выдался теплым, снег потаял дружно и быстро. Однако в этот субботний день погода испортилась, небо заволокло свинцовыми тучами, и где-то уже прогромыхивал гром. Находила первая в этом году весенняя гроза. Капли дождя упали на землю, когда семья Гольцовых вошла в церковь.

Их встретил сам батюшка Мефодий, погладил Арсика по головке, прогудел в бороду:

– Что съежилось, чадо испуганное? Не бойся, ничего дурного с тобой не сделают, станешь рабом Божьим, молитвам научишься, будешь добро творить. – Мефодий посмотрел на бабушку с укоризной. – Давно надо было покрестить мальчонку, провести путём истинным, отчего не приходили?

– Дак дед его не соглашался, – растерялась бабушка. – Не уговорить было. Вот и выросли мы.

– Ладно, Анна Трофимовна, все сладим, одесную стань, начнем, пожалуй. Снимите с него обувку, поясок. Где кумовья?

– Здесь, – подошел к семье Гольцовых племянник мамы Арсения Кузьма и его жена Светлана: обоим исполнилось по двадцать два года, но детей у них еще не было, и они согласились участвовать в крещении Арсения.

Служка принес свечи. Мать и бабушка зажгли их, одну протянули Арсению, озиравшемуся по сторонам. Лики святых на иконах, сверкающая позолота иконостаса и риз, горящие свечи, таинственная темнота по углам церкви произвели на мальчика довольно сильное впечатление. С одной стороны, эта атмосфера ему нравилась, с другой – хотелось побыстрее сбежать отсюда, так как в душу начал закрадываться страх. Процедура крещения еще не началась, однако ничего хорошего не сулила.

– Купель, – кивнул батюшка дьякону.

Принесли посудину с прозрачной водой, похожую на таз.

– Подведите отрока, – сказал батюшка.

Кузьма и Светлана взяли Арсения за руки, подвели к алтарю. Батюшка повернул Арсика к востоку, трижды подул ему в лицо, трижды наложил крестное знамение на лоб и на грудь, положил руку на голову и начал нараспев читать молитву: