Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Скорлупарь

Год написания книги
2007
1 2 3 4 >>
На страницу:
1 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Скорлупарь
Генри Лайон Олди

Три повести о чудесах #3
Возможны ли чудеса в мире, насквозь пронизанном волшебством? В мире, где живут дипломированные чародеи, где магию зовут Высокой Наукой и применяют повсеместно? Не спешите делать выводы – и колдун может столкнуться с чудом, выходящим за пределы его могущества.

Ментальный паразит-захребетник цепляется к юному мастеру клинка. Снулль, похожий на спрута разносчик снов, терзает по ночам спящего в гробу вампира. Внук сорентийской кликуши и Слепого Циклопа рождается безумцем, обладателем губительного третьего глаза. Но Олди не были бы верны себе, если бы за этим пиршеством фантазии не стояли вечные человеческие проблемы. Сколько стоит миг милосердия? Почем нынче честь и отвага? Какой мерой измерим победу над самим собой?

Повесть третья,

или

Скорлупарь

Победа над собой – банальность, замусоленная тысячей языков. Монета, стершаяся от долгого хождения в легендах и притчах, наставлениях и моралитэ. Сколько ни тверди на перекрестках о величии такой победы, она не станет для людей привлекательней. Тысячи целей, куда более внятных, заслонят бедную замарашку, оттеснят в сторону и будут правы.

«Я» – не лучшая мишень для триумфальной стрелы.

Победиться – глагол, которого не существует в нашей речи. Нет глагола, значит, нет и действия? Иногда я счастлив, догадываясь, что наша речь несовершенна; иногда радуюсь, зная, что где-то кто-то все-таки, несмотря ни на что, побеждается; иногда просто молчу.

    Из записей Нихона Седовласца

– Кто первым произвел вылущение глаза?

Лейб-малефактор Серафим Нексус отличался замечательной игривостью ума. Он умел и, главное, любил задавать вопросы, превращавшие собеседников в коллекцию соляных столбов. К счастью, Андреа Мускулюс за последнее время привык к манерам неугомонного старца.

– Джордах Барташ, придворный окулист курфюрста Бонифация Удалого. Операция подробно описана в учебнике «Ophthalmodouleia, das ist Augendienst». Издание иллюстрировано гравюрами Эгидия Сандлера, раскрашенными вручную.

Про гравюры он добавил с нескрываемой гордостью. Знай, мол, наших! – все изучили, от корки до корки…

– Молодец, отрок! Кто в науках прилежен, тому порча – летний дождик. А кто же, позвольте спросить, первым произвел вылущение третьего глаза?

– Вы, сударь.

– Я? Ну да, конечно, я… Когда?

– Сорок пять лет тому назад.

– Ах, золотое времечко! И мы были юны, нас тешили струны!.. – Нексус затянул древний, давно забытый романс, но быстро понял, что сегодня он не в голосе. – Из каких источников почерпнуты сведенья, отрок?

– Из устного рассказа моего куратора-наставника, Просперо Кольрауна.

Балкончик, на котором они сидели, был тесноват. Крохотный столик, две табуретки, витая решетка с перильцами, плющ по стене – оба мага напоминали чету канареек в клетке. Внизу, на грядках с зеленью, копошилась хозяйка дома – милая старушка, одна из трех сорентийских кликуш. Ее чепец, словно бабочка-хлопотунья, порхал над укропом и базиликом.

За вишней, с упорством, достойным лучшего применения, кувыркался и крутил сальто убогий внук хозяйки. Для циркового акробата его потуги выглядели не ахти; для любителя – вполне сносно. Большинство несчастных, кто от рождения скорбен рассудком, а скорлупари– в особенности, отличаются завидным здоровьем. Крепкие, сильные, они рано созревают, много едят и живут долго, если кто-то о них заботится. Вот и этот паренек телесной крепостью удался на славу. Кульбит за кульбитом – со скучным, равнодушным, механическим постоянством, надвинув на уши колпак, расшитый по краю бисером…

От его гимнастики зрителей клонило в сон.

– У твоего Просперо молоко на губах не обсохло, когда я вылущил злокачественный третий глаз Иосифу Бренну! Что он может помнить? Ничего и даже меньше, – лейб-малефактор с удовольствием почесал кончик носа: старец любил хвастаться возрастом. – Небось все переврал, болтунишка!

Назвать Кольрауна, боевого мага трона, болтунишкой мог позволить себе не каждый. Мускулюс на всякий случай огляделся. Нет, громы и молнии запаздывали.

– А тебя, отрок, в ту пору еще и на свете не было. Иосиф Бренн, эксперт Коллегиума Волхвования, тихий, добродушный, безобидный сударь… Вечный Странник, за что караешь? Живет человек, и вдруг его mal occhio, дурной глазик самого великолепного свойства – кстати, «вороний баньши», как у тебя, отрок! – скоропостижно перерождается в «прободную язву»!

– «Мановорот» по классификации Нексуса-Кухеля, – с должным подобострастием уточнил Мускулюс, тайком делая отводящие пассы.

Старец, живи он вечно, умел предаваться воспоминаниям. «Вороний баньши, как у тебя! – скоропостижно перерождается…» Очень хотелось трижды сплюнуть через левое плечо. Но такой открытый знак недоверия лейб-малефактор мог расценить как обиду.

Обижать начальство – себе дороже.

– Именно, «мановорот»! Срабатывая, «прободная язва» сосет ману из всех доступных слоев носителя. Бренн чуть с ума не сошел, пока я готовился к операции. Держать эту заразу в узде, не позволить ей приоткрыться даже на йоту… Бедняга исхудал, начал заговариваться; думал наложить на себя руки. После операции он уехал в горы: отшельничать…

– В вашей практике еще случались «мановороты»?

– Нет. И надеюсь, что не случатся – я старенький, долго не проживу. Скоро, отрок, скоро оставлю вас, молодых, гулять на воле! Хлебнете счастьица без дедушки Серафима…

У ворот по эту сторону забора скучал кудлатый пес. Бесстыдно задрав ногу, он с наслаждением чесался и гремел цепью. По ту сторону забора, на скамейке, в унисон псу скучали два стражника. Прислонив к забору алебарды, они обсуждали достоинства Толстухи Баськи. Судя по деталям, достоинства заслуживали отдельной баллады.

Стражники тоже чесались: блоха – она всякого грызет.

– Дать бы им по башке, – мечтательно сказал Андреа Мускулюс. – Держу пари, я обошелся бы нашими табуретами. Прямо отсюда, с балкона. У меня большой опыт применения табуретов в критических ситуациях. Дивная картина: олухи валяются без чувств, ворота открыты, мы покидаем гостеприимный Сорент, гори он синим пламенем…

Лейб-малефактор слушал этот монолог, улыбаясь. Зубы старца чудесно сохранились. Казалось, с годами их стало даже больше, чем положено человеку, пускай он – маг высшей квалификации, кавалер «Вредителя Божьей Милостью» с розами и бантами.

Пристрастие «отрока» к грубым методам нравилось Нексусу.

– Ну зачем же табуретками…

Старец взял булочку, выдрав из румяного бочка щепоть мякиша. Андреа жадно следил за его действиями. Нечасто доводится видеть лейб-малефактора в красе, так сказать, и силе! Сплюнув в ладонь, Нексус слепил из мякиша колбаску, ничем не напоминающую традиционную «куклу». Но едва он сунул край колбаски в чашку с чаем, заваренным из свежей мяты, стражник внизу с беспокойством заворочался.

– Жарковато, – сказал он напарнику. – В пот бросило…

– Угу…

Ветер толкнул крайнюю алебарду. Оружие качнулось, накренилось и упало, изрядно стукнув хозяина древком по шлему. Пес бросил чесаться и залаял басом: собаки первыми чуют неладное.

– Ить, зараза!

Вздохнув, старец бросил колбаску в рот и съел без видимых для стражника последствий. Он плямкал, чавкал; струйка слюны текла из уголка рта на подбородок. Для постороннего – неопрятность человека, зажившегося на свете. Для Мускулюса – ликвидация зловредной направленности манопотока.

Для стражника – большая удача.

– Нельзя, – с сожалением подвел итог Нексус, запивая колбаску чаем. – Сбежать можно, да нельзя. Герцог Сорентийский, возлюби его Нижняя Мама, только этого и ждет. Ударились в бега? – значит, виновны. Без суда и следствия. Отрок, тебе это не кажется смешным: Серафим Нексус, лейб-малефактор Реттии, и Андреа Мускулюс, действительный член лейб-малефициума, – под домашним арестом?

– Не кажется, – ответил честный Мускулюс.

– Вот и мне не кажется… Ладно, вернемся к Высокой Науке. Как называл третий глаз Винченцо Лонхард?

– Мозговой железой.

1 2 3 4 >>
На страницу:
1 из 4