Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945

Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945
Карл Хайнц Абсхаген

Среди многочисленных публикаций, посвященных адмиралу Вильгельму Канарису, книга немецкого историка К. Х. Абсхагена выделяется попыткой понять и объективно воспроизвести личность и образ жизни руководителя военной разведки вермахта и одновременно видного участника немецкого Сопротивления.

Книга вводит в обширный круг общения руководителя абвера, приоткрывает малоизвестные страницы истории Европы 30—40-х годов двадцатого века.

Карл Хайнц Абсхаген

Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935–1945 гг

Мои так называемые преступления – всего лишь фантазии глупцов. Нужно ли умному человеку преступать закон? Преступление – это вспомогательное средство политических простофиль… У меня были слабости, быть может, даже пороки, но преступления?!

    Талейран в беседе с поэтом Ламартином

Предисловие

Вероятно, ни о какой другой известной личности времен Второй мировой войны не говорилось и не писалось так много противоречивого и неверного, как о главе военной разведки германского вермахта адмирале Вильгельме Канарисе. Ему посвящены сотни статей в немецких и зарубежных газетах и журналах, ему отводится важное место во многих книгах, опубликованных после войны. Но если непредвзято изучить всю эту обширную литературу, то можно убедиться, что правдивый образ шефа абвера как человека и государственного деятеля все еще не создан.

Типичной для массы посвященных Канарису печатных изданий следует считать книгу эмигрировавшего из Германии журналиста Курта Зингера под названием «Шпионы и предатели Второй мировой войны», опубликованную в США и в Швейцарии. Типичной она является из-за той бесцеремонности, с какой автор на трехстах страницах жонглирует фактами. Если верить Зингеру, почти за все, в чем обвиняют Гитлера, Геринга, Гиммлера, Гейдриха, Верховное командование вермахта и Генеральный штаб, ответственность несет только или в первую очередь Канарис, который к тому же якобы мог по своему усмотрению распоряжаться не только гестапо, но и целыми армиями и авиаэскадрильями. Читая сочинение Зингера, невольно приходишь к заключению, что Канарис в Третьем рейхе обладал не меньшей властью, чем сам Гитлер. Довольно серьезный английский ученый, профессор Тревор Роупер в своей книге «Последние дни Гитлера» называет Канариса сомнительным политическим интриганом, под чьим бездарным руководством абвер влачил паразитическое существование. Очевидно, Роуперу – при всем моральном осуждении – больше импонирует не абвер, а шпионско-террористическая организация Шелленберга. Из зарубежных авторов наиболее справедливую оценку шефу абвера дал бывший начальник французской контрразведки генерал Л. Риверт в статье, опубликованной в «Revue de defense nationale», в которой он довольно резко раскритиковал Курта Зингера. В ней генерал, безусловно настоящий профессионал, с рыцарской любезностью отдает должное личным и деловым качествам адмирала Канариса.

Естественно, имя Канариса встречается в многочисленных публикациях, принадлежащих перу участников немецкого движения Сопротивления. Появляется оно в разных контекстах и в дневнике Ульриха фон Хасселя, вышедшего в свет под названием «Другая Германия». В своем сочинении «До горького финала» другой участник движения Сопротивления, Гивиус, описывает несколько эпизодов, в которых Канарис играет определенную роль, и признает, что адмирал никогда не оставлял его в беде. Рудольф Пехель в книге «Немецкое Сопротивление» подчеркивает значение Канариса как противника Гитлера, выражает несогласие с несправедливыми обвинениями в адрес Канариса, проистекающими скорее из незнания подлинных обстоятельств, и указывает на настоятельную необходимость нарисовать правдивый портрет этого человека.

Непостижимым образом Канарису была уготована судьба со всех сторон подвергаться нападкам и оскорблениям. Если одни представляют его шпионом, честолюбцем и жестоким милитаристом, то другие – в том числе и бывшие сослуживцы адмирала – считают его предателем, который, по их мнению, нанес вермахту и немецкому народу кинжальный удар в спину.

Искренне стремясь быть объективным, я попытался правдиво описать жизненный путь и нарисовать выразительный портрет Вильгельма Канариса. Я старался развеять ложный ореол, которым наделили его сочинители шпионских и криминальных историй, и изобразить его симпатичным человеком, мужественным офицером, истинным патриотом, остающимся при этом европейцем и гражданином мира, каким я знал его лично и каким он предстал передо мной в ходе изучения обширного материала, собранного мною в последние годы.

Познакомился я с Канарисом довольно поздно, весной 1938 г., и мои встречи с ним сводились к редким, но весьма оживленным разговорам в узком кругу, во время которых всякий раз очень откровенно обсуждалась внешнеполитическая ситуация. Этих контактов оказалось вполне достаточно, чтобы распознать такие присущие адмиралу качества, как широта кругозора, удивительная способность к быстрому восприятию взаимосвязей, глубокое знание положения дел в других государствах и особенно в Англии, умение давать здравые политические оценки, сдержанный юмор. Однако свое право на изложение биографии Канариса я обосновываю не мимолетными личными встречами с ним, а беседами со множеством людей, близко соприкасавшихся с адмиралом по службе и в частном порядке и поделившихся со мной не только своими воспоминаниями и впечатлениями, но и предоставившими в мое распоряжение большое количество писем и деловых бумаг.

Очень жаль, что утрачен важный, предназначенный потомкам документ, в котором Канарис объясняет, почему он поступал именно так, а не иначе. Имеется в виду дневник, который он вел очень тщательно. После отстранения Канариса весной 1944 г. от руководства абвером значительную часть записей спрятал в надежном месте преданный ему офицер. Когда попытка переворота не удалась и этот офицер сам стал жертвой репрессий, его вдова, опасаясь, что в результате пыток и шантажа дневник может попасть в руки гестапо и дать основания для преследования других участников Сопротивления, все записи уничтожила. Дневник существовал в единственном экземпляре. Сперва Канарис делал записи собственноручно, а с лета 1939 г. текст под диктовку печатала в одном экземпляре его секретарша. Иногда Канарис разрешал своему сотруднику Остеру копировать наиболее интересные места для собственных мемуаров. Через несколько недель после 20 июля 1944 г. эти записи вместе с другими бумагами Остера были обнаружены в одном из сейфов в Цоссене. Среди них находились многочисленные описания подлостей и нелепостей, совершенных национал-социалистским режимом, а также планы его свержения и заметки, касающиеся движения Сопротивления. Помимо бумаг Остера, гестапо нашло дневники Канариса, относящиеся к периоду с марта 1943 г. по июль 1944 г. Согласно показаниям представителей высшего руководства службы безопасности (СД) на процессе в Нюрнберге, эти дневники незадолго до крушения Третьего рейха переправили в Австрию в замок Миттерштиль, где в начале мая 1945 г. сожгли. Уцелели лишь отрывочные сведения: Канарис изредка позволял некоторым начальникам отделов кое-что выписывать из своего дневника для служебных хроник. Только благодаря этому появилась возможность процитировать отдельные мысли Канариса в предлагаемой читателю книге.

Прежде чем взяться за перо, мне, как уже упоминалось выше, пришлось побеседовать с многими людьми, близко знавшими Канариса в разные периоды его жизни. С теми же, с кем по разным причинам мне не довелось встретиться лично, я вел оживленную и временами довольно обширную переписку. К сожалению, моим изысканиям препятствовало то печальное обстоятельство, что немало доверенных лиц адмирала, во время войны работавших вместе с ним, после 20 июля 1944 г. разделили его трагическую судьбу. Другие были убиты в боях.

Все опрошенные мною бывшие работники абвера говорили о своем шефе с глубоким уважением. Даже те, кто критически оценивал некоторые аспекты служебной или политической деятельности Канариса, отзывались с похвалой о его человеческих качествах. Многие называли его своим другом, а кто помоложе – наставником. При этом обнаружился чрезвычайно любопытный феномен: большинство моих собеседников и корреспондентов вполне серьезно уверяли, что пользовались безграничным доверием адмирала. Но чем дальше я продвигался в своем исследовании, тем яснее становилось: как раз люди, действительно близко знавшие Канариса и тесно с ним работавшие, хорошо сознавали, что им дано распознать лишь малую часть его истинной сути и мотивов поведения. Ближайшие доверенные лица прекрасно понимали, что Канарис никому не раскрывался до конца. По этой причине, видимо, у каждого из моих собеседников сохранилось свое собственное, не похожее на другие представление о бывшем шефе. Из моих разговоров со старыми друзьями и соратниками адмирала у меня сложился совершенно иной, отличный от прежнего образ Канариса. И передо мной встала нелегкая задача: из множества впечатлений об адмирале, воспринятых с разных ракурсов и при различном освещении, создать целостную и рельефную картину. Если бы я не помнил – пусть мимолетного – впечатления, какое произвела на меня эта многогранная личность, то сложность взятой на себя миссии могла бы привести в отчаяние. Во всяком случае, я должен признаться, что образ Вильгельма Канариса, созданный мною в меру своих знаний и способностей, является всего лишь эскизом. Я старался изобразить его как можно правдивее, насколько позволяли условия. Чтобы не испортить содержание книги разного рода анекдотичным материалом, мне пришлось ограничиться лишь фактами, существенными для характеристики адмирала Канариса, и отказаться от использования некоторых достоверных и весьма забавных эпизодов.

К. X. А.

Часть первая

И гордо реет флаг

Пролог

Время действия – на рубеже столетий. Век XIX отправляется на покой, грядет XX. И это не просто очередная пауза, которая в результате произвольного деления времени человечеством наступает через каждую сотню лет. С началом нового века целая эпоха уходит в небытие. Однако люди склонны не замечать, что началась новая эра, не хотят понять, что с XIX столетием кануло в прошлое буржуазное общество гуманистического либерализма с его оптимистическими взглядами на мир, со слепой верой в бесконечный прогресс человечества, с неудержимой предприимчивостью и ложным ощущением безопасности, с его терпимой формой национализма… Люди этого не замечают. Смутные подозрения некоторых, что не все так гладко, подавляющее большинство сограждан не мучают; это в одинаковой мере относится к ведущим и к ведомым, к умным и глупцам. Даже сам Освальд Шпенглер только тогда предает гласности свое давно составленное пророчество конца света, когда устои буржуазного существования, характерного для XIX века, уже потрясла первая крупная катастрофа.

Детей прошедшего столетия, которые еще хорошо помнят старый мир, это потрясение лишило всех материальных и нравственных ценностей, приобретенных в молодые годы, но только не унаследованного от предков оптимизма. Их время умерло, но они этого не знают, они живут, демонстрируя удивительную жизнеспособность. Им не верится, что привычная система мироздания, с которой они познакомились в юности, навсегда канула в Лету. Два десятилетия подряд пытаются они снова и снова склеить обломки разбитого жизненного уклада. Не обескураженные неудачами, упорно идут они назад к нормальному, как им представляется, порядку вещей, не желая понять, что нормы бытия, которые имеются в виду, утратили свое значение, а новое содрогающееся в предродовых схватках общество – им чуждое и враждебное – еще не родилось. А потому останутся тщетными все их усилия и стремления, но, быть может, они все-таки сообразят – одни раньше, другие позже, – что наступила новая эра, и попытаются начать с чистого листа.

Глава 1

Состоятельное семейство

Вильгельм Канарис родился в зажиточной семье. Убранство родительского дома свидетельствовало если не о богатстве, то о солидном достатке. Здоровый мальчик, появившийся на свет 1 января 1887 г. в местечке Аплербек (округ Дортмунд), был самым младшим из троих детей директора металлургического завода Карла Канариса и его супруги, Августы Амелии, урожденной Попп. Значительную часть своего детства Вильгельм Канарис провел в большом доме, расположенном в Дуйсбург-Хохфельде, куда семья переехала через несколько лет после его рождения. Здесь жизнерадостный мальчик имел все, о чем только может мечтать и чего желать ребячье сердце. Громадный сад вокруг дома был идеальным местом для детских игр в индейцев. В кустах можно было прятаться, а на высокие деревья – взбираться. На собственной теннисной площадке Вильгельм рано освоил эту игру, и до конца жизни она оставалась любимым занятием в редкие часы отдыха. Мальчик рос в дружной семье, родители его баловали. Отец, человек по натуре суровый и сдержанный, не раз смеялся над шутками и неожиданными выходками самого младшего из детей, своего любимца. «Где бы ни оказался Вильгельмхен, оттуда всегда слышался смех», – рассказывала сестра, которая, будучи старше на четыре года, постоянно заботилась о младшем брате. Мать тоже не могла устоять перед обаянием сына и с трудом сохраняла серьезное выражение лица, когда Вильгельм в ответ на ее осуждающий взгляд говорил: «Мама, сейчас твои глаза похожи на рентгеновские лучи».

В 1893–1896 гг. Вильгельм посещал подготовительную школу при реальной гимназии в Дуйсбурге, затем на Пасху поступил в младший класс. Проделывать длинный путь в школу пешком юному ученику не было нужды: туда доставлял его принадлежавший семье экипаж, который в полдень забирал его и привозил домой. С кучером у Вильгельма сложились отличные отношения. Когда в погожие летние дни семья в полном составе выезжала на природу, мальчик садился рядом с кучером и дорогой развлекал все общество своими оригинальными выдумками. Ему также приходилось быть и кучером. Еще в раннем возрасте Вильгельм, получив в подарок козла, научил его возить небольшую тележку, на которой разъезжал по саду. Когда мальчику исполнилось пятнадцать лет, отец подарил ему верховую лошадь. Так Вильгельм увлекся верховой ездой и со временем стал отличным наездником. На протяжении всей своей жизни он использовал любую возможность, чтобы проскакать на коне. Вильгельм любил лошадей – да и вообще животных – и умел с ними обращаться. Чуткий и ласковый подход помогал ему справляться даже с самыми норовистыми конями. Достаточно рано у него развилась, если можно так выразиться, «лошадиная интуиция».

Еще малышом Вильгельм демонстрировал удивительную наблюдательность и стремление докопаться до сути вещей, то есть способности, из-за которых он впоследствии, служа на флоте, получил прозвище «глазастый»[1 - Относительно происхождения и значения этого прозвища среди прежних сослуживцев Канариса единого мнения нет, но оно упоминается уже в 1916 г. в «Мадридском этапе», о чем подробнее см. ниже. (Здесь и далее примеч. авт.)], что, видимо, и предопределило его будущую карьеру в качестве руководителя разведки. Ничто не ускользало от внимания мальчугана. Сопровождая свои наблюдения соответствующими комментариями, он не раз приводил взрослых в смущение.

Общая атмосфера, царившая в родительском доме и в тех кругах, в которых семейство Канарис вращалось, естественно, играла большую роль в формировании характера подростка. Оба родителя были людьми верующими, но не придерживались строго религиозных обрядов и не принадлежали к ревностным посетителям церкви. Предки Канариса были католиками, но, когда дедушка Вильгельма женился на протестантке, он принял ее веру. Хотя мать Вильгельма выросла в семье евангелистов, она скорее была расположена к католицизму. В церковь семья ходила только по большим религиозным праздникам, как это было принято у протестантов во времена модной либеральной теологии. Детей же воспитывали в духе христианских заповедей и непоколебимой веры, что жизнь человеческая во власти Небесных сил. Воспитывали в первую очередь не поучительными речами и наставлениями, а личным примером. Вильгельм Канарис всю свою жизнь был глубоко религиозным человеком, не отдавая предпочтения какой-нибудь конкретной конфессии. Позднее, уже будучи зрелым мужем, он часто посещал с двумя своими дочерьми евангелическую церковь в Далеме. Однако в последние, наиболее тяжелые годы жизни его сильнее притягивала мистическая атмосфера католических соборов; видимо, все-таки сказывалось материнское влияние.

Оба родителя Вильгельма были людьми высокоодаренными, с разносторонними интересами и широкими знаниями. Такой смышленый ребенок, как Вильгельм, мог почерпнуть много полезного из бесед со взрослыми во время, когда юный пытливый ум начинает критически воспринимать окружающий мир. То был период правления кайзера Вильгельма II и бурного развития экономики. В Рурском промышленном районе закладывались новые шахты, возводились более мощные доменные печи, строились металлургические заводы. Совсем еще молодой германский рейх за короткий срок превратился в ведущее индустриальное государство Европы. Быстро развивалась внешняя торговля, увеличивался военный флот, одетый в броню, выкованную в Руре. Колониальная политика Германии будоражила воображение в первую очередь молодежи.

Разумеется, все в доме Канариса были патриотами. Отец буквально преклонялся перед Бисмарком. В конфликте между старым канцлером и молодым и неопытным кайзером его симпатии целиком и полностью принадлежали основателю рейха. Вообще же в семье о политике говорили мало; пожалуй, только перед выборами в рейхстаг или по поводу каких-либо чрезвычайных событий слышали дети, как родители в разговорах между собой или с гостями затрагивали политические темы. При этом с выражением неодобрения упоминались разные имена: прогрессивного деятеля Евгения Рихтера, например, или социал-демократа Августа Бебеля. Сами взрослые Канарисы причисляли себя к национал-либералам, чья партия в то время доминировала в Рурском промышленном бассейне, опережая центристов, к которым принадлежало большинство промышленников-католиков. Смычка индустриальных магнатов с прусскими консерваторами произойдет лишь позднее.

Промышленное сообщество, в котором рос и воспитывался Вильгельм Канарис, не хотело иметь с социализмом ничего общего из-за пропаганды его сторонниками идей интернационализма и классовой борьбы. То были еще золотые времена ничем практически не ограниченной предпринимательской инициативы. Хотя владельцам предприятий волей-неволей приходилось мириться с существованием профсоюзов, они тем не менее считали себя настоящими хозяевами в стране, не лишенными, правда, патриархального чувства социальной ответственности. Часто наблюдавшееся быстрое – за несколько поколений – продвижение от наемного рабочего до заводчика или фабриканта препятствовало развитию в среде промышленников классового высокомерия. Классовая непримиримость пропагандировалась в низах и смогла пустить корни в западногерманском индустриальном районе лишь после того, как в местный состав кадровых рабочих влились «чуждые» элементы, переселившиеся из восточных областей.

Следы влияния этого окружения можно обнаружить в последующей биографии Канариса. Он навсегда сохранил неприязнь к марксизму, особенно к его крайним формам, но вместе с тем унаследовал глубокое чувство социальной ответственности, которое сопровождало его при переходе из гражданской в военную среду и выражалось в заботливом отношении к подчиненным любого ранга. Канарис не испытывал ни сословного высокомерия, ни классовой неприязни, а потому после революции 1918 г. легко общался с представителями любых партий, в том числе партии пролетариата. Поэтому его выступление против Гитлера было обусловлено более глубокими причинами, чем простое неприятие выскочки – «ефрейтора».

В семье Канариса военные традиции отсутствовали. Насколько можно было восстановить родословную – а нам удалось проследить ее вплоть до XVI столетия, – мы не отыскали среди предков адмирала ни одного боевого солдата. Типичные буржуа. Дедушка со стороны отца служил регентом на горном предприятии в окрестностях города Брилона в чине королевского горного советника. Заглянув еще дальше в прошлое, мы обнаружили множество чиновников, камеррата, одного директора льняной мануфактуры, несколько купцов, мастеровых и юристов. Родственники по матери жили в районе города Кобурга. Дедушка был главным лесничим Саксонского герцогства. Среди более далеких предков с этой стороны сельский элемент представлен сильнее, чем по отцовской линии. Углубившись еще немножко в прошлое, мы встретим в числе почтенных дам имена двух барышень: фон Поллгейм и фон Триеш или Дриеш, чьи фамилии указывают на их аристократическое происхождение. Однако это никак не меняет общего буржуазного характера генеалогического древа семейства Канарис. Даже при всей безудержной фантазии невозможно причислить адмирала Канариса к представителям помещичьей или военной касты, как иногда трактуется в некоторых произведениях, посвященных шефу военной разведки.

Чужеземное звучание фамилии Канарис послужило поводом к многочисленным спекуляциям относительно происхождения ее носителя. Даже Ганс Бернд Гизевиус, который должен бы знать истину, в своей книге «До горького финала» именует Канариса «маленьким левантинцем». Часто немецкого адмирала принимали за потомка или близкого родственника известного героя национально-освободительной борьбы и в последующем греческого премьер-министра Константиноса Канариса. Согласно вполне достоверным сообщениям, сам кайзер Вильгельм II на полях доклада тогдашнего командира подводной лодки Вильгельма Канариса о потоплении вражеского транспорта сделал пометку: «Это потомок греческого борца за освобождение?» Как это ни парадоксально, но члены семьи будущего адмирала какое-то время были уверены, что являются родственниками отважного грека. На рубеже веков в буржуазных семьях еще не было принято интенсивно изучать историю собственного происхождения. Канарисы, конечно, сознавали чужеземное звучание своей фамилии и считали, что, должно быть, в очень давние времена их предки откуда-то переселились в Германию. Схожесть имен позволяла предположить некое родство с греческим героем. В начале нового столетия отец и мать Канариса воспользовались своей поездкой в Грецию, чтобы посетить «родственников» в Афинах, принявших их очень радушно. Родители даже приобрели копию статуи героического «предка», воздвигнутой в Афинах, и отослали ее в Дуйсбург, где она заняла почетное место в доме директора металлургического завода. Можно не сомневаться, что рассказы о великих делах знаменитого «родственника» не только окрыляли живое воображение молодого Вильгельма Канариса, но и укрепили его в решимости стать морским офицером и совершать подвиги. И после, когда Канарис все точно знал о своем происхождении и уже нисколько не сомневался, что в его жилах нет ни капли греческой крови, он со свойственным ему добродушным юмором подшучивал над своими греческими корнями. Цветная гравюра с изображением Константиноса Канариса висела в его доме в Шлахтензее, и он охотно показывал ее своим гостям.

Позднее Вильгельм Канарис много внимания уделял изучению семейной родословной. Проведенное по его поручению исследование помогло точно установить, что его далекий предок, Томас Канарис, в последнем десятилетии XVII века переселился с братьями из Салы (местечко близ итальянского озера Комо) в Германию и проживал в Бернкастель-Кусе, где женился на дочери приехавшего из этой же местности итальянца Пурицелли. Вообще итальянские иммигранты, которых тогда было много на западе и юге Германии (достаточно вспомнить имена Караччиоло, Брентано и т. п.), еще долгое время держались вместе. Прапрадед адмирала камеррат Франц Канарис в 1789 г., примерно через сто лет после переезда упомянутого родоначальника Томаса Канариса, вступил в брак с Джоанеттой, дочерью доктора юридических наук Фридолина Мартиненго, служившего в верховном суде. Различные ветви генеалогического древа семейства Канарис в Германии подробно описаны Петером Гебхардтом в книге, изданной в частном порядке и снабженной таблицами и схемами. В ней также отражена отцовская линия в Италии до 1506 г., когда в документах упоминается некий Гаспар Канарис. Не исключено, что эта линия может быть продолжена до XIV века, поскольку соответствующие записи имеются и в миланских архивах. Книга подготовлена по инициативе Вильгельма Канариса. В первый день 1942 г. адмирал получил от полковника (впоследствии генерала) Чезаре Аме, тогдашнего шефа военной информационной службы итальянского главного командования, роскошно изданный труд о родословной семейства Канарис-Канаризи с факсимильными отпечатками документов, содержащих сведения о представителях различных ветвей уважаемого в Северной Италии рода и с фотографиями принадлежавших им с давних пор домов и других владений.

В упоминавшейся выше книге Гебхардта, между прочим, говорится, что полностью отрицать всякую связь между немецкими и греческими Канарисами не стоит, хотя речь не идет о наличии родственных уз между Вильгельмом Канарисом и греческим борцом за свободу. Просто греческие Канарисы тоже являются выходцами из Северной Италии, избравшими новым местом жительства остров Псара в Эгейском море. Как видно, все члены рода Канарисов испокон веков испытывали непреодолимую тягу к перемене мест. Любопытно, что и среди предков Наполеона I была одна женщина по фамилии Канарис. Как выяснил Гебхардт, дедушка императора, Джузеппе Буонапарте, состоял в браке с Марией Саверией Паравичини, чья мать Николета была урожденная Канарис. Поскольку Паравичини происходят из Северной Италии и некоторые представители семейства жили у озера Комо, не исключено, что Николета Канарис и Вильгельм Канарис – отпрыски одной династии.

Устранив всякие сомнения относительно итальянских корней семьи Канариса, можно заметить, что за двести лет пребывания на немецкой земле – а именно столько прошло до рождения Вильгельма Канариса – она полностью ассимилировалась. Если взглянуть на схему родословной, то легко заметить, что среди предков адмирала значительно больше немцев, чем итальянцев. И тем не менее некоторыми удивительными качествами своего многогранного характера он обязан именно этим итальянским предкам: странным сочетанием безудержной фантазии с невероятным пониманием реальностей, сдержанным, иногда даже мрачным юмором, порой похожей на тоску по родине любовью к странам Средиземноморья – Испании, Италии, Греции – и интуитивным пониманием образа мыслей латинских народов. Еще одно качество адмирала напоминало о когда-то покинутых солнечных широтах – неизменная потребность в тепле и почти болезненное отвращение к холоду, побуждавшее его даже в жаркие дни выходить на улицу в пальто.

В реальной гимназии Вильгельм Канарис зарекомендовал себя прилежным и любознательным учеником. Довольно рано проявилась его способность к усвоению иностранных языков, и по своим знаниям английского и французского он значительно опережал большинство остальных школьников. Любил читать, предпочитая историческую тематику и книги, расширявшие его познания о чужих странах. Благодаря своей феноменальной памяти Вильгельм легко запоминал и классифицировал прочитанное, чтобы, когда необходимо, вновь воскресить нужные сведения. И в более поздние годы любившие дядю Вильгельма племянники по-прежнему боялись его «всезнайства», которое могло привести в смущение всякого менее одаренного человека.

Как мы уже убедились, у родни Канариса не было никаких офицерских традиций. Кроме того, в общественных кругах, тесно связанных с бурно развивающейся экономикой, карьера профессионального военного не пользовалась популярностью. Руководители промышленного производства с известным предубеждением относились к помещичьим отпрыскам в армии, а офицеры из аристократов величали промышленников «торгашами» и «слесарями». Владельцы индустриальных предприятий не сомневались в необходимости иметь сильное войско для обеспечения безопасности рейха; их сыновья по возможности проходили службу в «хороших» полках и становились офицерами резерва. Отец Вильгельма сам дослужился в немецких саперах до старшего лейтенанта резерва и высоко ценил дисциплину и порядок. Однако серьезных глав семей, приученных самостоятельно зарабатывать на жизнь и точно все рассчитывать наперед, ничуть не соблазняла «малодоходная» офицерская карьера как пожизненная профессия для собственных сыновей. Благосклоннее, чем офицерский корпус сухопутных войск, общество воспринимало командный состав военно-морского флота, где не столь явственно давали себя знать «феодальные» пережитки и сословные предрассудки. И все-таки отец колебался, не зная, стоит ли одобрить стремление младшего сына служить в морском флоте. Не успев принять окончательного решения относительно выбора профессии для Вильгельма, отец, еще не старый (ему исполнилось только 52 года), внезапно умер от сердечного приступа осенью 1904 г., находясь на лечении в Бад-Наухейме. Следующей весной Вильгельм окончил реальную гимназию в Дуйсбурге, успешно сдав экзамен на аттестат зрелости. Мать не препятствовала его желанию стать морским офицером, и 1 апреля 1905 г. Вильгельм Канарис поступил в Киле в Королевский морской корпус.

Глава 2

Молодой офицер

Обучение в морском корпусе требовало от будущих морских офицеров значительных физических и умственных усилий. За короткий общевойсковой подготовкой на суше следовало девятимесячное заграничное плавание на учебном судне сначала по северным морям, а затем по Средиземному морю или в водах Атлантического океана, омывающих Вест-Индию. В 1905 г. в качестве учебных судов использовались парусные фрегаты, дополнительно оснащенные вспомогательными двигателями. Помещения для кадет были довольно примитивными, морская служба – суровой и утомительной. Физические нагрузки перемежались с теоретическими занятиями. Изучали навигацию, разные виды вооружений, а также приобретали другие, необходимые для будущих флотских офицеров знания. Невысокого роста, худощавый, Канарис оказался достаточно сильным и выносливым, чтобы справляться со всеми обязанностями. От природы высокоодаренный и сообразительный, он легко усваивал теорию, без труда выдерживая любые экзамены. Испытывая отвращение к так называемой шагистике, Вильгельм тем не менее умел подавлять это чувство и вел себя так, чтобы не вызывать нареканий со стороны своего начальства. Один из бывших товарищей Вильгельма, знавший его еще в первые годы службы в морском корпусе, рассказывал, что уже тогда у Канариса проявлялись личные качества, которые впоследствии стали отличительными чертами его характера. Он, по словам собеседника, быстро все усваивал, не торопился с выводами и редко выходил из себя. И верно, на протяжении всей жизни Канариса отличали естественная сдержанность и умеренность во всем. Не следует, однако, думать, что он был скрытным человеком и честолюбцем. Напротив, Вильгельм зарекомендовал себя хорошим товарищем, охотно участвовал в юношеских проказах, которые свойственны молодежи 16–20 лет, испытывающей естественную потребность дать выход накопившейся энергии. Ему доставляли удовольствие веселые морские «байки», независимо от того, слушал ли он или рассказывал сам. Другими словами, при первом же выходе из тесного семейного круга в большой внешний мир успешно прошел проверку на пригодность присущий Вильгельму юмор. Этот неброский, лукавый юмор и постоянная готовность прийти на помощь всякому попавшему в беду, вероятно, в какой-то мере предопределили, что Канарис в своей «команде» скоро стал одним из тех, кому принадлежала не совсем четко очерченная, но ведущая роль, как это обыкновенно бывает в любой учебной группе кадет, среди молодых офицеров или студентов и вообще в каждом коллективе молодых людей.

После окончания морского кадетского корпуса и присвоения звания морского фенриха теоретическое и практическое обучение Вильгельм продолжил в стенах морского училища, расположенного также в Киле. Снова тренировки с различными видами вооружений, затем, с осени 1907 г., служба на крейсере «Бремен», который курсировал в водах Западной Атлантики вдоль берегов Центральной и Южной Америки. Через год Канарису присвоили звание лейтенанта и назначили адъютантом командира корабля. В то время, как и ныне, революции и военные перевороты были в странах Латинской Америки обычным явлением, повседневной пищей политического бытия. Корабли крупных морских держав должны были заботиться о том, чтобы в частых вооруженных конфликтах не пострадали их экономические интересы, и о защите жизни и имущества своих граждан. С позиций адъютанта командира Канарис имел широкие возможности изучать политическую подоплеку всех этих событий, и, воспользовавшись предоставившимся шансом, он основательно познакомился с историей, культурой и особенностями общественной жизни испано-американского мира. Здесь Канарис сделал первые шаги в познании испанского языка, которым потом владел в совершенстве. Тогда же он приобрел первые навыки искусства обращения с людьми и ведения дипломатических и квазидипломатических переговоров. Благодаря свойственному ему такту и тонкому чутью Канарис добился хотя и небольших, но все же заметных успехов на политическом поприще, и неудивительно, что однажды молодой лейтенант не без известной гордости прикрепил себе на грудь орден Боливара, которым его наградило одно южноамериканское правительство.

Позднее некоторые сослуживцы Канариса утверждали, что из него якобы так и не получился настоящий морской офицер, что он был не столько моряком, сколько политическим интриганом. Как заявил Дёниц, давая показания перед международным военным трибуналом в Нюрнберге, Канарис вовсе не походил на остальных флотских офицеров, и он, Дёниц, ему не доверял. Высказывания офицеров, близко знавших Канариса перед Первой мировой войной и во время ее, звучат совсем иначе. По их словам, Канарис не принадлежал к числу бесшабашных сорвиголов, его трезвый рассудок сдерживал эмоции; прежде чем что-то предпринимать, он всегда оценивал степень риска, но если признавал какие-то меры необходимыми, то действовал решительно.

С крейсера «Бремен» Канариса перевели вахтенным начальником на торпедный катер в Северном море. Служба на этом маленьком судне была трудной и даже в мирное время – опасной. Ее справедливо считали высшей школой морского искусства. Как оказалось, Канарис абсолютно невосприимчив к морской болезни, которая на торпедном катере в плохую погоду не щадила даже бывалых моряков.

Осенью 1912 г. он вновь совершил загранплавание, уже на крейсере «Дрезден». Корабль находился в Восточном Средиземноморье с задачей – в начавшейся войне Балканских государств против Турции – защищать немецкие интересы. При этом Канарис получил хорошую возможность досконально изучить проблемы Балкан и морских проливов. Его увлекала пестрая уличная жизнь Стамбула, но ничуть не меньше – причудливая политическая конфигурация, сложившаяся вокруг бухты Золотой Рог. Он также неоднократно обсуждал с местными немцами вопрос строительства железной дороги на Багдад.

На следующий год, после короткого пребывания в родном порту, «Дрезден» отплыл курсом на Веракрус, чтобы сменить «Бремен» и занять его место на вахте вдоль атлантического побережья Центральной и Южной Америки. Так Канарис вернулся в знакомые места и к известным проблемам. Командиру «Дрездена», капитану 1-го ранга Кёлеру, опыт Канариса – к тому времени уже старшего лейтенанта – пришелся, разумеется, как нельзя кстати. А решать приходилось очень непростые задачи. В Мексике бушевала очередная революция. Шли ожесточенные бои между войсками президента Уэрты и отрядами мятежников за город Тампико. Большинство иностранных боевых кораблей покинули реку Тампико, только «Дрезден» упорно стоял на якоре в 30 морских милях от устья вверх по реке, несмотря на угрозу мятежников залить реку нефтью из огромных портовых резервуаров и затем ее поджечь. В результате «Дрезден» смог принять на борт многие сотни беженцев из числа граждан США и позднее передать их командующему американской эскадрой, стоявшей на внешнем рейде. В июле 1914 г. президент Уэрта подал в отставку, и «Дрездену» поручили доставить его в Кингстон (Ямайка). При выполнении этого трудного задания, требовавшего знаний местных условий и известного такта, Канарис активно помогал командиру корабля.

Покинув Кингстон, крейсер «Дрезден» направился в воды острова Гаити, где встретился с крейсером «Карлсруэ», который пришел сменить «Дрезден» и взять к себе его командира. Предполагалось, что затем «Дрезден» вернется в Киль.

Но тут разразилась Первая мировая война, и все планы изменились. Крейсер получил приказ перекрыть пути движения союзнического торгового флота вблизи южноамериканского континента. Действия «Дрездена» не были особенно успешными. Турбинные двигатели крейсера потребляли такое огромное количество угля (у корабля не было машин, работающих на жидком топливе), что процесс загрузки бункеров в открытом океане с вспомогательных судов перечеркивал всякие тактические и стратегические планы. В начале октября 1914 г. возле острова Пасхи в Тихом океане «Дрездену» удалось присоединиться к эскадре адмирала графа Шпее и принять участие в победоносном бою близ Коронеля. Затем «Дрезден» вместе с крейсером «Лейпциг» коротко посетил Вальпараисо, чтобы набрать пресной воды и запастись свежей провизией: команда уже много недель питалась солониной и консервированными продуктами.