Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Скифы. Строители степных пирамид

Год написания книги
2011
Теги
1 2 >>
На страницу:
1 из 2
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Скифы. Строители степных пирамид
Тамара Т. Райс

На основе археологических и исторических материалов, обобщенных в книге, реконструирована культура, религиозные представления, быт древних скифов. Приведена наиболее точная хронология важнейших фаз развития племенных групп, входивших в состав скифского государства. Показана яркая панорама жизни свободолюбивых скифских племен, чей духовный опыт повлиял на искусство России, Германии и Скандинавии.

Тамара Т. Райс

Скифы. Строители степных пирамид

Введение

Счастливое стечение обстоятельств, как любил называть это Конрад, удача или даже рок, как предпочитают думать другие, во многом определяют судьбы народов и индивидуумов, распределяя превратности жизни либо благодеяния в равной степени и на отдельные личности, и на смешанные группы людей. Одним из самых печальных превратностей судьбы является, несомненно, предание мертвых забвению. Возможно, именно подсознательное чувство предстоящей опасности быть забытым после смерти заставляет праздного зеваку повернуть к старому церковному кладбищу, остановиться у разрушившейся могильной плиты и поразмышлять о том, вглядываясь в стершуюся и неразборчивую надпись, что за человек был похоронен под этой таинственной плитой, как он жил. Это чувство заставляет его сожалеть, что все следы этого когда-то полного жизни человека – даже запись его имени и продолжительности жизни – уже навсегда исчезли из памяти человечества.

Собирателей древностей часто посещают в какой-то степени похожие мысли, особенно тех из них, кого влечет к наименее документально подтвержденным страницам древней истории. К самым скудным из них, но и самым увлекательным, относятся страницы истории, связанные со скифскими кочевниками, которые в последнем тысячелетии дохристианской эры скитались по обширной, полумесяцем изогнутой степи, простирающейся от границ Китая до берегов Дуная. В далекие доисторические времена многочисленные племена сменяли друг друга на этой бескрайней равнине. В северо-восточной ее части многие народы часто проявляли тенденцию – которая с каждым веком становилась все более явной – к миграции из исходной точки на запад или юго-запад. Несомненно, стимулом к этому служило существование естественных географических преград на других направлениях, которые мешали им вырваться за их пределы. Следы их передвижений время от времени можно кое-где найти благодаря предметам, которые они оставляли после себя, но их история практически потеряна для нас, хотя исследователи доисторических времен и могут иногда собрать кое-какие туманные факты тех древних, давным-давно забытых времен, о которых не осталось никаких письменных источников. Немного больше сведений имеется о европейской части степных просторов в последнем тысячелетии дохристианской эры. Тогда на этой территории на смену последним жителям бронзового века пришли племена, с которыми они ассимилировались и происхождение которых остается невыясненным. Однако они, сплотившись вокруг племени царских скифов, обитавших в южной части России, тем не менее оставили нам на память многочисленные вещественные доказательства своего существования. За исключением их керамики все принадлежавшие им вещи, дошедшие до нас, в том числе и самые утилитарные предметы, привлекают к себе внимание и мастерством, с которым они созданы, и исключительно оригинальным стилем изображения животных, которыми украшено подавляющее большинство изделий. Их фигурки обнажают интерес к животному миру и умение выражать неотъемлемые черты этого мира с такой прямотой, убежденностью и великолепием, каких еще не было обнаружено в искусстве кочевых племен. Действительно, фигурки животных, которые скифы создали для собственного развлечения, полны такой жизненной силы и очарования, что они со временем стали оказывать влияние на искусство Западной Европы, привнося в него свой собственный неповторимый отпечаток.

Очень жаль, что скифы не имели алфавита и не чеканили монеты, так как, хотя поразительное разнообразие предметов, найденных в их захоронениях, свидетельствует о неожиданно сложном образе их жизни и о почти универсальных способностях к дизайну, наши знания о них должны в значительной степени опираться на второстепенные источники. Первоначальная информация о них ограничена выводами, которые можно сделать при раскопках их могил, а за основными историческими фактами нам приходится обращаться к немногочисленным случайным упоминаниям о них в письменных исторических документах их более цивилизованных современников, будь то китайцы, ассирийцы, иудеи или греки, а также к более подробным, пусть и беспорядочным, сообщениям, составленным греческими историками античности.

Многие древнегреческие ученые ошибочно считали скифов самым древним народом в мире. Делая свои записи в I в. до н. э., Трог Помпей[1 - Трог Помпей – римский историк I в. до н. э. (Здесь и далее примеч. пер.)] подтвердил, что таковым их всегда считали все, кроме египтян, которые в течение долгого времени оспаривали это утверждение. В этом случае египтяне были на самом деле правы, так как опровержением ошибочного мнения о происхождении скифов служит тот факт, что они не создали признанное государственное образование ранее VIII в. до н. э. Поэтому они и не могли соперничать с египтянами в древности происхождения. Тем не менее скифы были в свое время важной политической силой, и хотя сейчас их история занимает всего лишь несколько строк в наших наиболее полных справочниках, они продолжают оставаться удивительно живыми для нас, став источником некоторых из наших любимых легенд. Так, согласно этим легендам, страна Одиссея, Страна восходящего солнца, загробный мир якобы находятся в Скифии, на восточном побережье Черного моря, на полуострове, который сейчас называется Таманским. Там же Ясон и его аргонавты искали золотое руно, а Одиссей нашел свои дальнейшие приключения. Именно там Ифигения служила Диане; оттуда Магог, охваченный яростью, отправился сеять опустошение среди иудеев.

В добавление к этим легендам много необычных преданий о почти сказочном богатстве скифов смешались с правдоподобными фактами, собранными греческими историками. В результате получилась такая запутанная картина, что до конца XIX в. многие ученые были склонны даже не принимать в расчет многое из того, что написал о скифах Теродот. Затем постепенно высокая истинная ценность предметов, которые регулярно появлялись из скифских курганов на юге России, заставили археологов снова обратиться к этим ранним историческим источникам. К их удивлению, они обнаружили много такого, что, перемешанное с нелепицами, оказалось бесценным для восстановления целостной картины жизни скифов. Современные раскопки неизменно продолжают приносить все новые доказательства в поддержку некоторых из этих древних утверждений. А внимательное прочтение старинных текстов в сочетании с результатами, полученными в ходе полевых изыскательских работ, выявило столько нового об обычаях степных кочевников в эпоху скифов, что появилась неожиданная возможность воссоздать их образ жизни и дать до некоторой степени точную оценку их вкладу в искусство Западной Европы в Средние века.

Собственно скифы в действительности образовывали главный клан большой группы кочевников, которую не представляется возможным четко разделить на племена, опираясь на упоминания о них древних писателей. К VII в. до н. э. они прочно обосновались в южной части современной России, а схожие с ними племена, возможно, даже родственные кланы, хотя и политически совершенно обособленные и независимые, также сгруппировались на Алтае. Некоторые из них, возможно, даже проникли в район Енисея. Происхождение этих азиатских племен не может в настоящее время быть установлено достаточно определенно, но некоторые из них внесли такой большой вклад в искусство скифов, что все они заслуживают того, чтобы, по крайней мере в области искусства и культуры, их считали единым целым. Хотя встречающиеся различия часто являются достаточно заметными, чтобы служить основанием для дифференциации. Поэтому в этой книге термин «скифы» будет обозначать именно скифские племена, которые жили на Кубани, в Крыму, вдоль крупных рек южной части России и несколько позже проникли в Румынию, Болгарию, Венгрию и Пруссию. Термин «родственные скифам племена» будет относиться к кочевникам Алтая, особенно к тем из них, чьи захоронения были раскопаны в Пазырыке и на близлежащих местах стоянок древнего человека в этом же районе. Преимущество такого определения состоит в том, что оно не противоречит определению древних. Таким образом, в соответствии с употреблением этого слова в конце XIX в., термин «скифы» сохранился за племенами, которые господствовали на территории, простирающейся от Карпат до Дона. Страбон[2 - Страбон (64 г. до н. э. – 23 г. н. э.) – древнегреческий географ и историк.] фактически выделил район Добруджи в «Малую Скифию», в то время как все степные районы, лежащие к северу и северо-востоку от Черного моря, он определил как «Восточную Скифию».

На всей этой территории, которая нас интересует, скифы и родственные скифам племена были в основном кочевниками, но их пастушеская жизнь зависела в определенной степени и от земледельческих общин. И совсем не представляется невероятным то, что по крайней мере к V в. до н. э. какая-то часть каждого племени жила в постоянных или полупостоянных поселениях, которые служили базой для кочевой части племени. Оказалось, что у кочевников европейской и азиатской частей равнины выработался очень схожий режим жизни и развились схожие занятия. И в результате этого не наблюдается сильно выраженных различий во вкусах и интересах, в одежде и вооружении этих двух групп. Ввиду дальности этих времен невозможно определить, насколько сходство было следствием существования неких расовых связей между этими группами, насколько оно зависело от схожести окружающей среды и образа жизни. Искусство и тех и других, хоть и похожее в своей основе, тем не менее имеет свои отличительные черты благодаря некоторым местным особенностям, отчасти являющимся следствием того географического положения, которое занимала азиатская и европейская части равнины. Евразийская степь, простирающаяся от восточных стран до Центральной Европы, настолько огромна, что неизбежно народы, живущие на той или иной ее окраине, должны были больше сблизиться со своими непосредственными соседями, даже если они оказывались чужаками, нежели со своими сородичами, но живущими далеко. Таким образом, на Востоке в первую очередь Китай часто оказывал на культуру кочевников этого региона заметное влияние; в центральных районах были более очевидны персидские элементы, а на Западе – греческие. И все же, несмотря на эти чужеродные веяния, культура кочевников главенствовала на всем протяжении этого огромного пространства, проявляясь в более грубой форме на Алтае и с большей утонченностью – у царских скифов на юге Руси. И это влияние не происходило исключительно в одном направлении, так как самобытная культура жителей степи, в свою очередь, чувствовалась, пусть и в меньшей степени, и в культуре Востока, и в культуре Запада.

Скифы образовывали хорошо организованные общины, с дисциплинированной готовностью подчинявшиеся своим вождям. Но это был необузданный народ, получавший удовольствие от войны, грабежей и снятия скальпов со своих врагов. Не раз их отвага в бою вызывала настоящую озабоченность гораздо более могущественных царств: Ассирии, Мидии, Парфии и Треции. В VII в. до н. э. скифов боялись по всей Малой Азии, но в то же самое время их богатство и страсть к пышным украшениям снискали им благосклонность крупных греческих купцов, обосновавшихся на берегах Черного моря, а также греческих мастеров и ремесленников, поселившихся в Боспорском царстве, особенно в Пантикапее. Даже на таком раннем этапе своей истории скифы уже проявляли чрезвычайную способность к пониманию и усвоению всего самого лучшего в современном им искусстве независимо от его происхождения и не замедлили обратиться за высококачественными изделиями к искуснейшим греческим мастерам, которые работали в понтийских городах, возникших на их южных границах в VII в. до н. э. Греки же со своей стороны не отказывались работать для богатых кочевников, от которых они зависели в получении многих основных продуктов питания. Купля-продажа, вероятно, носила бартерный характер, и начиная с VI в. до н. э. греки этого региона изготовляли изделия, которые, совершенно очевидно, были сделаны для скифской знати. Были найдены предметы, украшенные сценами из жизни кочевников, которые могли представлять интерес только для вождей племен, обитавших в глубинных районах степи; они, вероятно, были созданы по специальному заказу. Мы можем заметить, что то же самое происходит на юго-востоке, в Сакизе, где, как пишет Гиршман, среди сокровищ, принадлежавших скифскому царю Партатуа или его сыну Мадию, были найдены великолепные образцы ассирийско-скифского ювелирного искусства.

Действительно, скифы так же активно участвовали в торговле, как и в войне, и представляли собой настолько важный элемент жизни своей эпохи, что Геродот счел необходимым посвятить им целую книгу в написанной им великой «Истории». Для получения всей возможной информации он лично отправился в утомительное путешествие в Ольвию, греческое дальнее поселение, которое было основано в 645 г. до н. э. у места слияния Буга и Днестра. Чтобы существовать, Ольвия должна была пользоваться защитой скифов и зависела от торговли со скифскими племенами. За первое она платила своего рода дань. Геродот обнаружил, что Ольвия – приятный и процветающий город, и посвятил свое пребывание там благой цели: он выучил название племени и узнал об индивидуальных особенностях одного из вождей. Все это он занес в Четвертую книгу своей «Истории». Однако он был осторожен, проводя различие между фактами, в подлинности которых он убедился сам, и сообщениями, полученными им от других, которые он не имел возможности проверить. Но все же, несмотря на его отчет, отсутствие письменных источников в среде самих скифов стало сильным союзником забвения, и память о скифах быстро потускнела с их уходом с политической арены. К IV в. н. э. цивилизованный мир того времени совершенно позабыл о них, и должно было пройти пятнадцать столетий, прежде чем их искусство было открыто заново. Именно благодаря этому искусству им суждено было вновь занять свое место в памяти людей.

Рис. 1. Хронологическая таблица истории скифов

Первый шаг к восстановлению памяти о скифах был сделан в начале XVII в., когда организованные шайки разорителей могил начали массовые грабежи могильных курганов в Сибири. Сообщения об их опустошении достигли Петра I. Хотя царь и был озабочен делами на западе, чтобы иметь возможность финансировать организованные раскопки на восточных территориях, он отдал четкие распоряжения: шайки разогнать, виновников наказать, а награбленные ими предметы отослать к нему в Санкт-Петербург. В положенное время великолепная коллекция золотых поясных пряжек и пластин прибыла в столицу. Некоторые из них были украшены драгоценными камнями или эмалью; на большинстве из них, имевших форму горизонтально лежащей буквы «В», были изображены чрезвычайно любопытные фигурки животных. Коллекционеры и ценители искусства столицы были сильно озадачены стилем исполнения этих пряжек. Они были помещены в личную царскую сокровищницу и много лет спустя стали экспонатами Эрмитажа в Петербурге, где по-прежнему составляют уникальную коллекцию выдающегося значения.

В течение XVIII в. случайные находки в Сибири и на юге России, представлявшие собой изделия, украшенные похожими изображениями животных, способствовали поддержанию умеренного интереса к искусству такого рода, которое постепенно стало ассоциироваться с кочевниками евразийской степи. Эта точка зрения подтвердилась в 1763 г., когда генерал Мельгунов, назначенный на военную должность в южном регионе России, открыл великолепные могильные курганы, которые сейчас носят его имя. Его открытия произвели сенсацию, но даже при этом следующий реальный шаг вперед российская археология сделала не ранее чем в начале XIX в., когда были предприняты научные экспедиции в Сибирь такими первопроходцами, как Кларк, Паллас, Дюбуа де Монперё, Сумароков, и десятками других. Все эти путешественники отмечали многочисленность древних захоронений, которые, по крайней мере для археологов, разнообразили кажущийся безграничным сибирский ландшафт, но ни у кого из них не было возможности приступить к раскопкам в этом районе. Тем не менее в 1806 г. в Николаеве был основан музей; пятью годами позже другой музей открылся в Феодосии; в 1825 г. еще один появился в Одессе, а на следующий год самый крупный музей разместился в Керчи. Эти учреждения послужили стимулом для собирателей древностей, и за удивительно короткое время двое жителей Керчи, Дубрукс и Стемповский, хотя они не были профессионалами, при помощи двух директоров Керченского музея, Бларемберга и Ашила, а также местного представителя Министерства по делам окраин Карейши провели раскопки на месте стоянки древнего человека недалеко от Керчи. Вслед за этим подобные работы были проведены на Кубани и в других местах, расположенных вблизи южных оконечностей крупных рек, которые пересекают европейскую часть равнины. Вскоре стало достаточно ясно, что в курганах находятся не только захоронения людей и лошадей, но также и изумительные изделия мастеров по металлу, которые должны были иметь отношение к скифам. Точно так же стало очевидно, что эти люди развили особое анималистическое искусство, полное жизни и исполненное динамики, которая была определена законами природы и все же бросала им вызов; они изображали и реальных, и воображаемых существ, населявших их полные причудливых картин и суеверий умы. В захоронениях были найдены многочисленные предметы из бронзы и железа, а также много изделий из золота. Последние возбудили особое внимание, так как вскоре стало очевидным, что украшения на этих изделиях имели в какой-то степени отношение к тем пряжкам из Сибири, которые Петр Великий спас от уничтожения более века тому назад.

Следующий важный шаг в археологических изысканиях, связанных со скифами, произошел в 1860 г., когда В.В. Радлов отправился исследовать Сибирь, дополняя на этот раз поверхностный осмотр курганов раскопками. В 1865 г. его изыскания привели его в Катанду, местечко на юге Алтая, где было так много могильных курганов, что он решил вскрыть некоторые из самых крупных. Его интерес возбудила необычная конструкция этих курганов. Вместо того чтобы иметь земляное покрытие, как это было обычно для курганов на территории южной России, они были покрыты слоем больших камней. Радлов вел работу в одном из самых больших курганов совсем недолгое время, когда его люди наткнулись на пласт льда. Это было тем более удивительно, так как они находились в районе, не относящемся к зоне вечной мерзлоты. Даже не подозревая о существовании такого явления, Радлов наткнулся на первый из замерзших могильных холмов, которые в настоящее время являются особенностью именно этого региона Алтая.

Образование льда в этих курганах – случайное, происшедшее благодаря слою камней, которые их покрывают. Осенние дожди проникают сквозь этот слой и просачиваются в землю, находящуюся под ним; во время сильных холодов в зимние месяцы года влага замерзает, и даже летом этот лед, который часто доходит до глубины 21 фута, не тает благодаря изоляции, роль которой играют камни, лежащие сверху. В результате многие тела и предметы, захороненные под слоем льда, сохранились как в современной морозильной камере.

Радлов, естественно, понятия не имел о таком положении дел, а так как время проведения сезонных работ его поджимало, он приступил к растапливанию льда так быстро, насколько это было возможно. Когда воды, которые веками находились в замерзшем состоянии, были высвобождены, пораженный археолог получил возможность рассмотреть мертвецов, на которых хорошо сохранилось кое-что из одежды, а их предметы домашнего обихода лежали практически нетронутыми. Но почти сразу же, как только вода проникла в камеру-усыпальницу, некоторые наиболее хрупкие вещи распались. Хотя часть находок и была потеряна, Радлову в основном удалось спасти содержимое захоронения. Его находки включали в себя предметы одежды и мебели, которые привлекут к себе большее внимание спустя приблизительно восемьдесят лет со времени своего обнаружения. По мере того как множилось число раскопок, извлекая на свет божий все больше образцов анималистического искусства, стало очевидным, что на просторах всей евразийской степи когда-то существовала жизнь, корни которой уходят в далекое прошлое, и что в эпоху скифов все ее части были связаны между собой тесными регулярными контактами. Однако обнаружение золотых и металлических предметов, сделанных, несомненно, скифскими мастерами, на Балканах и в Западной Европе добавило новые непредвиденные трудности к задаче отследить и охарактеризовать эти контакты. Еще позже обнаружение элементов скифского стиля в искусстве викингов, кельтов и франков эпохи Меровингов[3 - Эпоха Меровингов – ок. 476–750 гг. н. э.], окружило его изучение еще большими сложностями, но эти трудности только вдохновили ученых. Многие археологи различных национальностей проявили намерение собрать по кусочкам все имеющиеся данные и попытаться установить источник и ареал распространения этого великолепного искусства кочевников, проследить пути его проникновения из одного региона в другой и определить его связи и влияние на другие школы искусства.

Среди тех, кто первым приступил к работе, были Толстой и Кондаков, два выдающихся русских собирателя древностей. Они начали с систематизации, описания и попыток определить возраст всех скифских предметов, имеющихся к этому времени в России. Затем Ростовцев в России, Минне и Дальтон в Англии, Рейнах во Франции, Тальгрен в Финляндии и, кроме того, многие другие известные ученые изучали эти находки, сравнивали свои собственные выводы с утверждениями древних, особенно Геродота и Гиппократа, и достигли соглашения в отношении основных фактов истории скифов. Романтика этой работы прочно овладела ими. И действительно, никто, у кого были средства на то, чтобы вскрыть скифское захоронение, не мог оставаться глухим к притягательности этой задачи. Стоять в прозрачном воздухе летнего дня, когда взгляд свободно блуждает по бесконечной равнине, простирающейся впереди, неизменной и не изменившейся с тех самых времен, когда первый всадник проскакал на своем коне по ее необъятным просторам, стоять вот так, пока могила открывается, чтобы обнажить голые кости еще одного такого бродяги и кости его коня, усыпанные золотыми украшениями и охраняемые хитроумными ловушками, было незабываемым ощущением. Оно наполняло очевидца решимостью в свою очередь попытаться исследовать тайны искусства, которое одновременно было и удивительно абстрактным, и все же в основе своей натуралистическим и конкретным.

Ростовцев и Минне нашли между собой ответ на многие загадочные вопросы, а в отношении других – выступили с ценными предположениями, но очень многие вопросы еще ожидают ответов. Некоторые русские и венгерские ученые выдвинули интересную идею о том, что скифы, возможно, были народом с Алтая. Эта теория не была в целом принята – она на самом деле идет вразрез с выводами большинства ученых, – и тем не менее результаты раскопок в Пазырыке на Алтае в некоторой степени подтверждают ее. Полевые исследования под руководством С.И. Руденко имеют отношение к родственным племенам, а не только к собственно скифам. И тем не менее, сходство между большей частью находок, сделанных в Пазырыке, и теми, что были сделаны на юге России, так велико, что зачастую имеет смысл применять выводы, к которым привели раскопки в Пазырыке, к проблемам, имеющим отношение к скифам, особенно после того, как курганы Пазырыка предоставили доказательства, которых до той поры не хватало некоторым отрывкам в трудах Геродота в отношении скифов. Захоронения Пазырыка также показывают нам связь с теми захоронениями, которые Радлов исследовал в Катанде более восьмидесяти лет назад.

Хотя результаты, достигнутые Радловым в Катанде, едва ли были замечены в течение века, зачарованного такими выдающимися открытиями, как золотые сокровища Пергама, Трои и Микен, и хотя они остались незамеченными археологами и в более позднее время, возможно, Руденко помнил о них, когда в 1924 г. предпринял антропологическую экспедицию в Сибирь. Когда случай привел его в тот самый район Алтая, который, по утверждению российских геологов, является единственным, где наблюдается феномен замерзших могил, он немедленно оценил возможности находившихся здесь различных стоянок древнего человека. На него сразу же произвели впечатление захоронения, которые в большом количестве находятся вблизи русла реки Урсул и ее притоков. Одна долина показалась ему особенно многообещающей. Это была долина реки Пазырык, расположенная на южных склонах Чулышманской горной цепи в горах Алтая. Вблизи этого места Руденко нашел ценное кладбище – около сорока курганов. Они имели разную форму и размеры: некоторые были круглыми, другие – овальными, но все они сверху были засыпаны большими камнями, которые играют такую решающую роль в образовании защитного слоя льда над погребальной камерой. Пять курганов имели исключительно большие размеры, а девять, более маленьких, были очень похожи на них по форме и по своему устройству. В 1929 г. Руденко и его помощник Грязнов сумели обследовать первый из крупных могильных холмов. Его содержимое оказалось почти сенсацией, и все же в конце первого сезона работ раскопки пришлось прекратить. Они были возобновлены в 1947 г. и продолжались еще в течение двух лет.

К тому времени раскопки выявили историю народа, который был не только наделен поразительно острым декоративным чутьем и безошибочным умением выражать его в разнообразных материалах, но также достиг относительно высокой ступени развития культуры, включая жизнь если не в хижинах, то в искусно сделанных шатрах, использование колесных повозок, умение ездить верхом на коне, изготовление прекрасных тканей и, если судить по сосудам, владение кулинарными навыками. Их искусство и образ жизни были заново открыты для нас отчасти благодаря счастливой случайности, которая укрыла их захоронения защитным слоем льда, а также благодаря способностям и мастерству, с которыми Руденко и его помощники преодолели трудности раскопок во льду. Руденко удалось сохранить и перевезти свои находки, не повредив их, с Алтая в Эрмитаж. Более того, его эрудиция и основательные научные знания дали ему возможность извлечь максимум информации из каждого найденного кусочка, который мог иметь отношение к народу Пазырыка. Хотя найденные в Пазырыке предметы и не представляют собой такой ценности, как материалы из могильников царских скифов на юге России, и с художественной точки зрения они не так радуют, как большинство чисто скифских изделий, открытых в европейской части России или Венгрии, но они тем не менее проливают значительно больший свет на прошлое, чем другие находки. В результате исследования Руденко проложили путь к более полному пониманию искусства, жизни и истории народов евразийской степи.

Глава 1

ПРОИСХОЖДЕНИЕ СКИФОВ

Обширная равнина, которую племена скифов и родственных им кочевников занимали в течение почти всего 1-го тысячелетия, простирается от Подола на западной границе европейской части России до границ Китая. Она образует единое, географически целое природное пастбище, но в Азии в нее вторгаются горные цепи Памира, Тянь-Шаня и Алтая, в то время как Уральские горы практически отсекают азиатскую ее часть от европейской. И все же контактам по всему этому огромному пространству никогда не могли помешать чисто географические преграды, так как азиатскую и европейскую части равнины связывают коридоры, образованные двумя перевалами – Джунгарским и Ферганским. В доисторические времена трава покрывала практически всю центрально-азиатскую часть равнины, но происшедшие здесь определенные климатические изменения незадолго до начала исторической эры привели к тому, что большие районы пастбищ превратились в бесплодные, покрытые песком пустыни, непригодные для проживания. Но эти песчаные пространства остались открытыми для путешествий, такое превращение не смогло помешать передвижениям жителей степи или положить конец межплеменным контактам, которые уже сложились. Таким образом, взаимоотношения между племенами традиционно сохранялись с самых древних времен до совсем недавних.

В древности границы региона, который мы рассматриваем, определялись скорее географическими объектами, нежели политическими демаркационными линиями. Если двигаться с востока на запад, то ими были горные цепи Нань-Шань и Тянь-Шань и река Оке (Амударья). Далее шло Иранское плоскогорье, которое, возможно, являлось больше межплеменной границей, но за ним снова следовали естественные границы в виде Кавказских гор, Черного моря, Карпат и Дуная. Вдоль северного края степи располагались негостеприимные, полные опасностей земли, покрытые гибельными болотами, обширными лесами и дикой тундрой, где жили свирепые финно-угорские племена, но самих природных опасностей этого края было достаточно, чтобы служить мощным сдерживающим средством от проникновения скифов.

Тогда, как и теперь, азиатская часть степи подвергалась сильным холодам в зимние месяцы и испепеляющему зною летом, вследствие чего растительность этого региона всегда была не такая пышная и меньше подходила для примитивных методов ведения сельского хозяйства, чем на юге России. И хотя кедры обильно произрастали на холмах в Азии, сосны, лиственницы и березы росли и там, и в европейской части, однолетние и двулетние растения были, однако, практически неизвестны в азиатской части степи, в то время как на юге России степь покрывалась весной цветочным ковром. В Азии растительность по большей части состояла из представителей семейства злаковых, таких, как овсяница, луговой овес, трищетинник. Там также росли степные кустарники – карагана, спирея, курильский чай, алтайская сибирка. Обычными для этого региона были артемисия, крестовник, дикий тимьян, аконит (борец), различные виды анемонов, тубероза. Весной часто радовали глаз ирисы и гвоздики. Южные районы России были покрыты более густыми лесами, так что дубы, липы, ясени и акации простирали свою сень над большей частью равнины, плодовые деревья приносили желанный урожай, великолепная трава служила для откорма скота, а съедобные коренья и луковицы поставляли человеку пищу.

Весь этот регион был потрясающе богат животным миром. В Азии по степи бродили лоси, медведи, волки, леопарды, бизоны и дикие лошади. В европейской части были распространены дикие кабаны, ослы, козлы, выдры и бобры. Суслики, маленькие создания из семейства тушканчиков, зайцы, норки и горностаи обитали в подлеске; в траве таились гадюки и другие змеи, а над ними жужжали пчелы, которых ценили за их мед. Из птиц водились орлы, фазаны, франколины и многие другие виды. Все эти животные и птицы появляются на изделиях скифов. Зачастую они сильно стилизованы, хотя все равно четко узнаваемы со всеми своими великолепно сохраненными характерными чертами; или же они видоизменены так, что представляют собой мифические создания, настолько причудливые, что первоначальный вид животного совершенно преображается.

Вообще европейская половина степи обладала более пышной растительностью, более мягким климатом и была более плодородной, чем азиатская. Ее пересекали великие реки: Волга, Дон со своим притоком Донцом, Днепр, Буг и, наконец, Днестр. Все они обеспечивали огромные уловы рыбы и ценные залежи соли. Их воды обогащали почву долин, но не служили чрезмерной помехой для передвижения.

Таким образом, кочевники имели возможность свободно перемещаться по всему региону, пася скот или преследуя дичь, которой изобиловала степь, не преодолевая никаких серьезных географических преград и не сталкиваясь ни с какими пугающими изменениями в климате или растительном мире. Точно так же как характер азиатской части степи претерпел трансформацию в ранние доисторические времена из-за изменений климата, температура в европейской ее части тоже изменилась с античных времен. Таким образом, на юге России проявилась тенденция к установлению более теплого и сухого климата, чем он был, тогда как греки – жители Боспорского царства – имели обыкновение жаловаться на холод и сырость на северном побережье Черного моря. В те времена Каспийское море было, без сомнения, значительно больше, чем во времена христианства. Есть большая вероятность того, что раньше оно вдавалось в сушу южнее Красноводска, образуя большой залив, – Элсворт Хантингтон отождествляет его со Скифским заливом, о котором упоминал Диодор Сицилийский приблизительно в 60 г. до н. э. В те дни река Оке, вероятно, впадала в этот залив, так как торговый путь с запада на восток следовал ее руслу. Когда Каспийское море уменьшилось в размерах, река, вероятно, изменила направление своего течения, повернув в сторону Аральского моря. Затем, после уменьшения Каспийского моря, часть земель, вероятно, использовалась людьми для проживания, но по мере их высыхания запасы продовольствия, видимо, уменьшались, пока не пришлось сократить поголовье стад, и число проживавших там кочевников вынужденно сократилось.

Хороший строительный камень был редкостью в западной части степи, хотя в древние времена в одном-двух местах в Крыму и разрабатывались вышедшие на поверхность скальные породы, а в Керчи также добывали известняк. Приблизительно с VIII в. до н. э. из района среднего течения Днепра получали немного железа, большое его количество доставлялось с Кавказа, и греки даже думали, что там его и производили. Медь также добывалась в огромных количествах в Закавказье, что послужило толчком к возникновению среди греков мифов об аргонавтах, но золото поступало частично с северо-востока Урала и, главным образом, с богатых алтайских месторождений. Принимая во внимание расстояния, вызывает некоторое удивление тот факт, что скифы западной части степи, казалось, имели в своем распоряжении неограниченные запасы золота. Их запасы могли пополняться только при помощи их сородичей, живших на востоке, и, действительно, не было ничего легче, чем наладить торговлю золотом между двумя зонами. Должно быть, она в действительности существовала с давних времен. Нет никаких свидетельств, которые показали бы нам, каким образом скифы платили за это золото. Царские скифы, возможно, расплачивались металлическими монетами, которые они стали делать с греческих образцов, но родственные им племена могли использовать в качестве валюты плоские наконечники стрел в противоположность трехгранным наконечникам. Этот вопрос остается без ответа.

Любопытно также и то, что, хотя в окрестностях Киева и был найден янтарь в небольших количествах, его привозили с Адриатики и широко использовали на Кубани. Раковины были редкостью во всех регионах, и тем не менее в некоторых могилах были найдены раковины-каури, которые, вероятно, были завезены с Индийского океана.

В эпоху неолита, в то время как жители Западной Азии были еще охотниками, их современники на берегах Окса были рыболовами, которые соприкоснулись с землепашцами Мерва и научились производить для себя красную и черную керамическую посуду, а также, может быть, кое-какие ткани. Почти в то же самое время в Европе обитатели деревянных и плетеных жилищ на Украине украшали свою посуду геометрическими узорами, и спустя совсем немного времени среди керамики Триполья обнаружились фигурки быков, козлов, собак, оленей и людей. В Сибири последующие поколения раскрашивали свои керамические изделия красными или белыми полосками, что придавало им сходство с керамикой Сузы или Сиалка. Они держали крупных домашних животных и клали своих мертвых с подогнутыми ногами в прямоугольные могилы, покрытые каменной плитой. По утверждению Киселева, между 3000-м и 1700 гг. до н. э. первые землепашцы стали обрабатывать землю Сибири, придя с запада и заселив более плодородные земли. Парадоксально то, что в то же самое время пастухи-кочевники впервые появились на Украине. Это были светловолосые люди с удлиненной формой головы, вполне вероятно, фракийцы; они имели боевые топоры принятой в Европе формы; они одомашнили лошадь; перед захоронением они обмазывали своих мертвых охрой, отчего даже их кости приобретали красноватый оттенок. Это был период массового переселения народов и племен с запада на восток и с востока на запад. Вероятно, была какая-то широко распространенная причина для таких миграций; возможно, это была одна из великих засух, которым периодически подвергалась большая часть Восточной Европы и Западной Азии. Этому начальному этапу миграционного процесса было суждено достичь своей наивысшей точки тысячу лет спустя с появлением в Южной Европе двух отдельных культур: скифской на юге России и этрусской в Италии. И хотя они были совершенно отделенными друг от друга, обособленными цивилизациями, они не были полностью чуждыми друг другу.

Пока же, что касается скифов, исходной точкой их истории может, наверное, считаться приблизительно 1700 г. до н. э., когда первые индоевропейские племена достигли Енисея. Возможно, эти переселенцы откололись от индоевропейской группы племен, которые проникли в Грецию и Малую Азию на три века раньше. От Енисея они продвинулись к западу от Алтая до Кавказа, где, как считает Киселев, они развили у себя смешанный тип хозяйства, когда часть племени осела в плодородных долинах и стала земледельцами, в то время как остальные скитались по равнине как пастухи-кочевники и охотники. Поселенцы к тому времени овладели искусством литья и ковки меди, и некоторые их отливки были найдены в земле, причем литейные формы, которые они использовали для изготовления своих серпов, лежали поблизости. Они изготовляли коричневатую керамику, на которой царапали геометрические узоры, и использовали бронзовые орудия для рубки деревьев. Поначалу они хоронили своих мертвых в неглубоких могилах, отмеченных кругом из камней, но к 1200 г. до н. э. они начали возводить большие курганы. Киселев полагает, что различие в размерах курганов, насыпанных один возле другого на одном кладбище, зависело от богатства племени. Но так как под непохожими друг на друга могильными холмами находятся могилы, которые, видимо, принадлежали людям одного племени или рода, возникает искушение приписать различие в размерах курганов появлению классового общества, в котором состоятельные семьи, облеченные властью, могли ожидать, что к ним будут относиться с особым уважением после смерти, так же как и при жизни.

Почти в то же самое время племена на северо-востоке Сибири начали применять железо, а в районе Минусинска, расположенного в бассейне Енисея, появилась новая монголоидная раса, представители которой имели на вооружении ножи с загнутыми внутрь лезвиями, напоминающими ножи времен династии Чу в Китае. Наличие ножей такой формы служит отличительным признаком проникновения китайского влияния в регион, который до той поры подвергался влиянию главным образом веяний из Западной Азии или Восточной Европы. Эти люди либо кремировали своих мертвых и хоронили их прах под каменной плитой, либо – иногда – они клали в могилу тело в скорченном положении. При них не найдено ни одного конского скелета, и поэтому можно предположить, что, как и сами китайцы, эти люди, которые были одними из первых, кто принес ориентализм[4 - Ориентализм – культура, нравы, обычаи жителей Востока.] на запад, к тому времени еще не научились ездить на лошадях. Однако в этот период конные кочевники, в том числе скифы и мейсмирцы с Алтая, были известны в других частях азиатской степи. Наиболее выдающиеся из них были похоронены вместе со своими лошадьми. И хотя в Европе к 1000 г. до н. э. уже появились наездники в Венгрии, возможно принадлежавшие к племени фракийцев, не знавшие верховой езды киммерийцы продолжали контролировать южную часть России.

Из всех племен, знакомых с верховой ездой, которые связаны с Центральной Азией и Восточной Европой, скифы в конечном счете оказались самыми важными и для своего времени, и в Средние века, когда чувствовалось их влияние в искусстве Северной и Западной Европы. И все же спустя столько времени невозможно точно определить, к какой расе принадлежали скифы. Этот вопрос вызывал много разногласий. Одни авторитеты утверждали, что они были гуннами, другие – что они были турками или монголами. Однако в главном большинство ученых согласны: они принадлежали к индоевропейской группе народов, возможно, к иранской ветви или, как предполагает Геса Наджи и некоторые другие, к угро-алтайской. Единственным бесспорным фактом является то, что племена на всей территории равнины говорили на одном языке, как и многие современные кочевники в Азии говорят сейчас на тюркском диалекте турецкого языка. Язык кочевников был в своей основе иранским диалектом, но, возможно, он был ближе к авестскому, чем к древнеперсидскому языку.

Имеется очень мало антропологического материала, который может помочь пролить свет на эту проблему, но то, что есть, похоже, говорит в пользу индоевропейской версии, а это, в свою очередь, не исключает влияния Алтая. Изучение мужских черепов и мумифицированных голов, найденных в Пазырыке, подтверждает эту точку зрения, несмотря на то что вождь, похороненный в кургане № 2, и женщина из другого захоронения были оба монголоидного типа. К этому же типу принадлежал и старик, погребенный в несколько схожей могиле в Шибе на Алтае, которую раскопал Грязнов в 1927 г. На самом деле нет ничего удивительного в случайном присутствии людей с монголоидными чертами среди племен, населяющих восточную часть азиатской степи, так как, вероятно, происходили смешанные браки между ними и местными жителями. Точно так же царские скифы временами заключали браки с греками или фракийцами из соседних западных регионов. Союз слабых и сильных племен, заключенный посредством брака, часто был единственным способом обеспечить безопасность более малочисленного клана. Так, царь Ариапейтс с юга России взял в жены гречанку из Истра, а также скифскую женщину и дочь фракийского вождя Тереса.

Древние греки называли скифами, саками или кахами без разбора всех кочевников евразийской степи, не разделяя тех, которые обитали на землях недалеко от Китая, и тех, которые жили ближе к Карпатам. Не позднее II в. н. э. Птолемей назвал Синерию в Центральной Азии Скифией. Теродот, который, как показало время, был прав во многом из того, что он писал о скифах, полагал, что все они пришли из Азии и в какой-то исторический момент азиатские скифы откололись от тех, которые жили в Эвксении. В России ученые используют термин «скиф» в самом узком смысле слова, применяя его только в отношении сравнительно небольшого числа племен, обитавших по берегам Азовского и Черного морей, а также по берегам Кубани и Днепра. Но так как все конные кочевники скифской эры говорили на одном и том же иранском наречии независимо от того, прибыли ли они с берегов Днестра или с берегов Окса, похоже, есть причина полагать, что по крайней мере большинство из них были связаны между собой узами одной расы. На мысль об их определенном сходстве нас наводит характер их искусства, которое демонстрирует свои почти идентичные черты на территории всего этого достаточно обширного района. Присутствие «сибирских» элементов в западном искусстве оказывает поддержку точке зрения тех ученых, которые полагают, что скифы были родом из Западной Сибири, или, как дают понять Минне и Геса Наджи, именно с Алтая. Окончательное подтверждение этого мнения будет, однако, зависеть от того, предоставят ли последующие раскопки на Алтае более ранний материал о скифах, нежели находки, сделанные на юге России. Пока этого не случилось.

Рис. 2. Физическая карта районов находившихся под влиянием скифов

Таким образом, существует такое же несходство мнений относительно первоначального региона обитания скифов, какое есть и по вопросу их расового происхождения. И тем не менее, если принять версию об алтайском или западносибирском происхождении, которая кажется более приемлемой с этнической точки зрения, то это объясняет последующие миграции племен из этого региона. Более того, у этой точки зрения есть дополнительное преимущество, ибо она не противоречит утверждениям, встречающимся в древнеперсидских документах. Согласно этим источникам – а многие из них современны тем событиям, которые они описывают, – скифы появились внезапно, продвигаясь через Кавказские горы с северо-запада. Это утверждение разделяли греческие, иудейские и армянские авторы; оно представляет собой обоснованное мнение античного мира. К тому же оно совпадает с ходом определенных событий в истории Китая, подлинность которых установлена. О них повествуют летописи времен династии Чу. В них рассказывается о диком племени хиунг-ну, предшественниках, как полагают, самих гуннов, впоследствии опустошивших большую часть Европы, которые уже тогда тревожили мирных земледельцев западных приграничных земель Китая. К IX в. до н. э. они стали наносить такой существенный ущерб, что император Суань (827–781 гг. до н. э.) был вынужден предпринять против них военные действия. Его карательной экспедиции удалось отбросить племя хиунг-ну далеко на запад от границ Китая. Будучи исключительно оборонительной мерой, этой акции было суждено иметь неожиданно широкие последствия для территорий, расположенных на расстоянии многих сотен миль к западу от поля боя, так как отступающие неизбежно вытесняли своих западных соседей с их традиционных мест стоянок. Те в свою очередь столкнулись с другими племенами, которые в подходящее время внезапно напали на племя, обитавшее к западу от них, так что вскоре вся степь пришла в движение: каждое племя нападало на своего западного соседа, пытаясь овладеть новыми пастбищами. Важно еще отметить, что все это смятение совпадает с периодом тяжелейшей засухи, которую Элсворт Хантингтон приписывает приблизительно 800 г. до н. э., и она вполне могла послужить дополнительным фактором для передвижения народов в западном направлении.

Во всяком случае, массагеты, населявшие земли к северу от реки Оке, в конечном счете тоже оказались вовлеченными в борьбу за пастбища, и они в свою очередь напали на скифов, а те – на восточных киммерийцев. Между двумя последними произошло сражение, в котором конные скифы оказались сильнее пеших киммерийцев. Киммерийцы были отброшены к Дарьяльскому перевалу и были вынуждены отступить по нему. Он привел их в царства Ван и Урарту, которые были соперниками и врагами Ассирии. Скифы со своей стороны продолжали наступать. Один их отряд переправился либо через реку Джаксарт, либо через Волгу, появившись, таким образом, в южных регионах России, где скифы нашли и разбили главные силы киммерийцев. Другой отряд скифов, повернув в сторону от Дарьяльского перевала, направился к Дербентскому ущелью, прошел по нему и появился на берегу озера Урмия. Ассирийские документы датируют их появление там во время правления царя Саргона (722–705 гг. до н. э.). В это время первая группа скифов упрочилась в южной части России. Поэтому можно считать, что этот период является заключительным этапом в перемещении на запад азиатских племен, которых привели в движение карательные меры, предпринятые императором Суанем против народа хиунг-ну. До сих пор в Армении обрушившиеся стены некоторых древних крепостей хранят в себе трехгранные наконечники скифских стрел, вмурованные в строительный раствор, как свидетельство жестоких сражений.

Дальнейшее продвижение скифов в Азию следует рассматривать как чисто военные предприятия, так как скифы могли бы поселиться на берегах озера Урмия, если бы захотели. Однако, воодушевленные успехом, они продолжали неуклонно оттеснять киммерийцев назад в Азию и через тридцать лет подошли к границам Ассирии. В то время скифы вступили в союз с царем Эсархадоном против мидийцев, но при помощи предателей-киммерийцев они сами собрали все силы против своего первоначального врага и стали теснить основные войска киммерийцев назад через всю Малую Азию, пока к 615 г. до н. э. они не сломили своего противника. Бегущие киммерийцы отступали через территорию Фригии, которая принадлежала царю Мидасу. Ее они совершенно разрушили, затем опустошили Лидию и разграбили греческие прибрежные города. После этого они исчезли из поля зрения.

Тем временем в районе, приблизительно соответствующем современному Азербайджану, пало царство Урарту. Скифы под предводительством своего царя Партатуа и его сына Мадия прочно утвердились в северной Персии, оккупировав царство Урарту, и, разместив свою столицу в Сакизе, взяли под контроль другие территории, расположенные к западу до Халиса. В то время их могущество казалось огромным, и в 626 г. до н. э. благодаря их помощи ассирийцы смогли разгромить мидийцев, осаждавших Ниневию. Опьяненные успехом, скифы пронеслись через Сирию и Иудею, пока не достигли Филистеи в Египте (611 г. до н. э.), где царь Псаметек откупился от них, чтобы остановить их дальнейшее продвижение. Но тем временем мидийцы вступили в союз с вавилонянами. Соединившись, их армии выступили против ассирийцев, и на этот раз их объединенным силам удалось уничтожить эту когда-то могучую империю. Затем мидийцы быстро взяли власть в свои руки, поставив перед собой первоочередную задачу – изгнать скифов из своей земли, – и не остановились, пока постепенно не оттеснили кочевников назад через всю Азию до того места, откуда те когда-то начали свое вторжение в Персию. Ценой за милосердие было их мудрое требование, чтобы какая-то часть кочевников осталась в провинции Луристан на поселении для организации и обучения отрядов конников для индийской армии.

В течение двадцати восьми лет скифы правили значительной частью Западной Азии. Теперь они вернулись в Урарту. Возможно, именно в этот период некоторые из них снова повернули на восток, чтобы занять полосу степи между Каспийским и Аральским морями, смешавшись там со своими родичами дахаями и образовав этническую группу, из которой триста лет спустя произошли парфяне. Другие скифы, возможно, дошли до самой Индии, чем и объясняется скифская примесь в скифо-дравидийцах, в то время как еще одна часть скифов осталась в Армении. Однако большинство из них направились в западные степи, где они обнаружили своих сородичей прочно обосновавшимися и благоденствующими на плодородных землях южной России.

В следующем веке западным скифам выпало быть вовлеченными в большую войну. Военные действия возглавил не какой-нибудь полководец, а сам могущественный Дарий. Он вознамерился завоевать и совершенно уничтожить Трецию, и в качестве первого шага на этом пути он выступил в поход, чтобы отрезать ее от жизненно важных ресурсов: перекрыть ей поставки древесины с Балкан и зерна из Скифии. Поставив перед собой такую цель, в 513-м или 516 г. до н. э. он начал войну в Европе, переправившись через Босфорский пролив по мосту, который специально для него построил искусный греческий инженер Мандрокл из Самоса. Затем через Фракию он подошел к Дунаю. Его он также преодолел по мосту из лодок, которые перегородили реку чуть ниже современного Талатца. Дарий оставил отряд ионийцев охранять мост в течение шестидесяти дней в ожидании своего возвращения. В случае невозможности выполнить приказ они должны были отступить по нему, уничтожив его за собой. Дарий же продолжил искать скифов. Но при первом же сигнале тревоги кочевники поняли, что в одиночку они не могут противостоять Дарию в открытом бою. Они обратились к соседним племенам за помощью, пытаясь убедить их вступить с ними в союз, аргументируя это тем, что Дарий может уничтожить их всех поодиночке, но ему будет трудно завоевать их, если они объединятся. Но северян не тронули такие уговоры, они предпочли надеяться на получение отсрочки, чем ввязываться в сражение с таким опытным полководцем. Поэтому, вынужденные полагаться на свои собственные силы, скифы приняли решение искать спасения в политике выжженной земли. Согласно обычаю они разделили свою армию на три части, каждой из которых командовал один из царских скифов: Идантирс, Скопас и Таксас. Они договорились, что, кого бы из них троих ни начал преследовать Дарий, будут отступать в глубь страны, разрушая колодцы и не оставляя противнику ни продовольствия, ни фуража.

Дарий перешел в наступление, переправившись через Дон и направившись к Волге. Скифы постоянно отступали перед ним. Предельный срок в шестьдесят дней, который Дарий установил для ионийцев, охраняющих мост через Дунай, быстро истекал, его люди устали от безрезультатного преследования, животным стало не хватать фуража – и все же скифы продолжали отступать все дальше на восток. Их нежелание принять бой приводило Дария в ярость. Он решил положить этому конец и бросил такой вызов Идантирсу: «Ты, странный человек, – прокричал его посланец, – почему ты продолжаешь убегать от меня, когда есть две вещи, которые ты мог бы с легкостью сделать? Если ты считаешь, что способен противостоять моему войску, то перестань уклоняться и выходи: давай сразимся. А если ты понимаешь, что я сильнее, – в этом случае тоже тебе следует прекратить свое бегство, – тогда тебе не остается ничего, кроме как принести своему господину землю и воду и немедленно выйти ко мне навстречу». Но царь скифов ответил гордо: «Такие у меня привычки, перс. Я никогда никого не боюсь и не бегаю от него. Я не поступал так раньше, и я не бегу от тебя сейчас. В том, что я делаю, нет ничего нового или необычного; я только следую своему образу жизни, обычному для мирных лет. А теперь я скажу тебе, почему я сразу не вступил с тобой в бой. У нас, скифов, нет ни городов, ни возделанных земель, страх потерять которые мог бы заставить нас скорее сразиться с тобой. Если же вдруг возникнет у тебя необходимость схватиться с нами, смотри: здесь могилы наших отцов, разыщи их и попробуй разрушить их – тогда ты увидишь, будем ли мы драться с тобой. Пока ты этого не сделаешь, будь уверен, что мы не вступим в бой, если не захотим. Это мой ответ на твой вызов».

Расстроенный, понимая, что дальнейшее преследование бесполезно, Дарий решил повернуть назад. Скифы доставляли беспокойство его отступающей армии, но персу удалось довести свои войска до моста и переправиться через Дунай в безопасное место. Экспедиция закончилась. Дарий избежал катастрофы, но больше никогда он не осмеливался прийти в Северную Европу.

Разъяренные скифы остались алкать мести. Теперь их возглавил Аристагор. Собрав свои силы, он двинулся к городу Абидосу и обратился к спартанскому царю Клеомену I с просьбой выступить против персов из Эфеса, в то время как он сам наступал на них из Фасиса. Но Дарию удалось сжечь Абидос, и Клеомен отказался втягиваться в военные действия. Аристагору пришлось волей-неволей оставить этот свой план. После разорения Фракии в 495 г. до н. э. он двинулся на Херсонес, вынудив деспота Мильтиада бежать, а затем отошел на свои земли, где его люди вернулись к своим мирным занятиям и мелким стычкам с другими племенами.
1 2 >>
На страницу:
1 из 2