Объект 623

Объект 623
Сергей Иванович Зверев

Морской спецназ
Севастопольский завод по ремонту субмарин готовят к передаче под юрисдикцию России. Однако накануне этого события на объекте начинает происходить что-то непонятное. Сначала исчезла военная охрана, затем в городке появились люди с явно криминальной внешностью. На разведку была выслана группа аквалангистов, но она бесследно пропала. Тогда командование ВМФ России отправляет на объект группу морских спецназовцев. Проникнув в грот, спецназовцы становятся свидетелями подготовки невиданного по цинизму и наглости террористического акта…

Сергей Зверев

Объект 623

Люди, которые ищут преступника, редко рассуждают логично. Они думают только о том, чтобы наказать.

    Майн Рид. Всадник без головы

Солнце опускалось за гору Каурус, изрытую трещинами, сколами и коронованную развалинами генуэзской крепости. Блики заходящего светила рассыпались по поверхности бухты, играли в воде золотистыми красками. Местечко поражало своей природной красотой. Бухта шириной в двести метров волнообразно вгрызалась в Крымский полуостров, напоминая норвежский фьорд. В древности в этом районе проходил геологический разлом меридианного направления. С обеих сторон ее поджимали обрывистые скалы, а в самой оконечности, с западной части, подпирала каменистая гора Каурус, похожая на тушу спящего бегемота. В том месте, где обрывалась бухта, до самой вершины плато громоздились живописные скалы, а напротив горы, на восточном склоне залива, расположился небольшой, унылый и неухоженный поселок Пыштовка, по ряду причин отказавшийся от участи центра массового паломничества туристов. Невзрачные домишки сползали с каменистых террас к обломкам бетонной набережной. Зеленели сады, устремлялись в небо маковки кипарисов и долговязых пирамидальных тополей. Ближе к вершине подрастала этажность зданий, но от этого они не делались представительнее и наряднее – поселок городского типа Севастопольского района Крымской области переживал не лучшие времена.

На восточном берегу бухты было достаточно людно. У дощатого причала стояли несколько лодок и проржавевший прогулочный катер с украинским флажком над рубкой. Кучка «транзитных» туристов жалась к обломкам некогда приличной набережной и рассеянно внимала экскурсоводу. А тот живописал красоты Калабановской бухты, демонстрировал развалины генуэзской крепости и сетовал на решительную невозможность к ней приблизиться (кому охота тащиться в такую даль?). Экскурсовод смеялся: здесь все целебное – солнце, воздух и вода и даже грязь, которую в округе можно наблюдать с избытком. Туристы уже загружались в свой катер. Девчонка-старшеклассница в забавных шортиках делала последние снимки на цифровую «мыльницу». Пейзажи ей надоели, она снимала все подряд: обшарпанный причал, парочку «автомобилеподобных механизмов» на парковке, облупленные крыши, относительно приличное строение местного филиала головного севастопольского банка (какой-то «прощай-финанс»). Запечатлела местных пацанов, сидящих с кислыми минами на парапете, сложную бетонную конструкцию, сползающую в воду, рыбаков с удочками, оккупировавших каменистое побережье за парапетом. Сняла бородатого мужчину в мятой панамке и куцей штормовке – тот угрюмо смотрел на поплавок, покосился на «корреспондентку» и укоризненно покачал головой. Вытащил снасть из воды, вздохнул и принялся менять обглоданную наживку. С катера девчонку нетерпеливо окликнули – она опомнилась, засеменила к причалу, прыгнула на палубу и принялась смиренно выслушивать нарекания упитанной молодящейся женщины. Катер издал протяжный гудок, потащился задним ходом от причала и через минуту уже рассекал застывшие воды бухты, в которых никогда, даже в самый сильный шторм, не бывает волнения…

Октябрь в этот год выдался на радость. Мягкий, безветренный, с щадящим температурным фоном. Погодка на загляденье. Бултых! – один из пацанов, оседлавших парапет, свалился в воду. То ли собственная инициатива, то ли кто-то из товарищей помог. Послышались жиденькие смешки. Ныряльщик вынырнул, отфыркался, с невозмутимой миной поплыл вразмашку к сложной бетонной горке и вскоре уже выбирался на берег. Бородатый мужчина в панамке и штормовке снова неодобрительно качнул головой – никаких условий, и так ничего не клюет! Он сменил позу – пристроил удочку в пластиковую рогатину, сел на камень, вынул жестянку с крючками и грузилами и принялся в ней что-то выискивать. Мужчина выглядел не очень эстетично – какой-то помятый, неухоженный. Из-под панамки свисали спутанные седые волосы, борода торчала клочьями. Штормовка, застегнутая на все пуговицы, производила жалкое впечатление – в двадцать первом веке ее, похоже, ни разу не стирали. Рядом с мужчиной обреталась облезлая сумка-тележка, из нее торчали кусок целлофановой пленки и край садка для еще не пойманной рыбы.

Смотреть на неподвижный поплавок человеку надоело – у морских обитателей сегодня напрочь отсутствовал аппетит. Он покосился по сторонам – справа на камнях рыбачили еще двое, такие же буки и неудачники. С набережной доносился вялый смех. Со стороны поселка спускались по разбитой улочке трое мужчин – до них еще было далеко. Взгляд мужчины переместился на гору Каурус – с места, где он сидел, развалины крепости (фактически горка неинтересных булыжников) почти не просматривались. Мутнеющий солнечный диск закатывался за вершину. Взгляд рыбака сместился ниже – к подножию горы, где на узкой полосе у бухты жалось несколько строений с плоскими крышами и пустыми оконными глазницами – в них никто не жил, и смотрелись они жутковато. Он покосился влево – со стороны моря показалась лодочка с единственным человеком на борту, он лениво перебирал веслами. Черное море отсюда не просматривалось ни под каким углом – при входе в бухту скалистый берег делал несколько крутых поворотов. Снова взгляд переполз на гору. Напротив места, где он сидел, возвышались бетонные надолбы – остатки некогда внушительного причала. В нижней части горы зияло отверстие – что-то вроде пещеры. Его окружали каменные террасы, ступенчатые бетонные конструкции, изъеденные трещинами и заросшие стелющимся кустарником. Мужчина украдкой усмехнулся – умели «древние» строить, ни за что не догадаешься, что перед тобой ворота в чудо фортификационного искусства…

Солнце спряталось за гору, и подул ветерок. Приметы осени все же ощущались. Рыбак поежился – что-то стало холодать… Как бы невзначай посмотрел через плечо. Мужики, расположившиеся по соседству, уже сматывали удочки. Потянулась по домам местная юная поросль. Трое мужчин уже спустились с возвышенности, стояли кучкой на дальней стороне причала и давали прикурить друг другу. «Печально здесь, – отметил мужчина, – исконная украинская лень, помноженная на тотальное безденежье. А ведь такую Мекку могли отгрохать для туристов. Чего тут только не было в приснопамятные времена – и дворец графа Николая Апраксина, и дача актрисы Соколовой. А что осталось? Облезлая церковноприходская школа да одноклассное земское училище, заросшее бурьяном. А ведь когда-то Калабановская бухта считалась прибежищем лестригонов – великанов-людоедов из греческой мифологии, отмечались в ней тавры, скифы, римляне, греки, генуэзцы… и что осталось в итоге? Как гунны разрушили, так до сих пор в себя прийти не могут…»

Ожило переговорное устройство в ухе, замаскированное клочками волос. Завибрировал крохотный микрофон, спрятанный в бороде – будь он неладен, этот безвкусный шпионский роман… Абонентка, жаждущая общения, кокетливо покашливала.

– Алло, дорогой, ты где? – прощебетал сексуальный женский голосок.

– Очнулась, нате вам, – недовольно проворчал рыбак. – Давненько вас что-то не слышно, Лидия Максимовна, мы уж волноваться начали, переживать, где вы да как вы… «Не лежите ли в канаве с перерезанным горлом», – подумал он, но озвучивать не стал.

– Да, товарищ майор, я умею очаровательно молчать, – пропела колокольчиком старший лейтенант женского пола и тихо засмеялась. – Кстати, повторяю свой первоначальный вопрос, Глеб Андреевич, ты где, дорогой?

– Рыбачу напротив объекта, – проворчал рыболов.

– Ага, в таком случае я тебя вижу – поскольку стою высоко на горе, у здания местного банка, вокруг которого уже загораются фонарики, и вся бухта у меня как на ладони. Как дела, товарищ майор? Вы очень плохо выглядите в этой глупой панаме.

– Никак, – буркнул рыбак, косясь на приближающуюся с запада одинокую лодочку.

– Я тоже пока не родила, – охотно сообщила коллега Лидия Баклицкая. – Посочувствуй, командир, я уже три часа тупо брожу по этому богом забытому поселку – накрасилась, причесалась, исправила природные недостатки. Кушаю мороженое, пью газировку за рупь двадцать – вся такая интересная, позитивная. Тоска смертная, – фыркнула Лида. – Мне и так весь день сонно…

– Опять вчера легла спать сегодня? – посочувствовал мужчина.

– Точно, – хихикнула собеседница.

– Дружила с кем-то?

– Глупости, – фыркнула подчиненная. – Ночью дружбой не займешься, командир. Ты в курсе, что я замуж собралась?

– Да уж обмыли злые языки твои косточки… – Он невольно улыбнулся.

– Но ведь местным хахалям не объяснишь! – Она манерно начала возмущаться: – Совсем недавно один из тутошних «чебуреков» – он приклеился ко мне в кафе – упорно предлагал заняться сексом. И так подкатывал, и эдак. Мол, давай согрешим, не пожалеешь, ты приезжая, увезешь из нашего поселка самые приятные воспоминания, а потом еще и подругам будешь меня рекомендовать тоскливыми зимними вечерами. Мол, отпразднуем завершение курортного сезона. Я устала объяснять товарищу, что больше не могу – во всяком случае, сегодня. И так объясняла, и по-другому. Бесполезно, Глеб. Я всё перепробовала, но ничего не помогало. Привязался как банный лист. Проще было согласиться на его требования, чем объяснить, почему я не хочу.

– Надеюсь, он жив? – усмехнулся рыбак.

– Я тоже надеюсь, – драматично вздохнула коллега. – В пыльном садике, куда он меня отвел, его здоровому сну до утра ничто не помешает.

– Поосторожнее там, – предупредил мужчина. – По моим наблюдениям, в поселке и в бухте не все ладно. Витает здесь некое напряжение – похоже, наши командиры были в чем-то правы. Шатаются подозрительные личности, высматривают чужаков. Не к добру тихо. У входа в объект отсутствует охрана из украинских военнослужащих – а по идее, их тут должно быть не меньше дюжины.

– Охрана есть, Глеб, – немного подумав, сказала Лида. – Но эти люди без формы. Мне их сверху отчасти видно. Они сидят за бетонными обглодышами под террасой и контролируют «входные врата», а также все, что может через них проплыть. Отсюда не вижу, есть ли у них оружие – я же не орлица, чтобы все видеть. Но, думаю, есть. Остается лишь предположить, куда подевались украинские военнослужащие…

– Сколько их?

– По-моему, четверо. Убедительные парни, одеты в штатское. Два брюнета, два блондина. – Женщина не удержалась, громко зевнула. – Ладно, Глеб, не умеешь развеселить – так хоть расстрой чем-нибудь. Что тут у нас происходит?

– А я знаю? – отозвался рыболов. – Ты бы не торчала на горе истуканом, товарищ старший лейтенант. Не хочешь бродить по городку – так сядь в машину и не отсвечивай. Оставайся на связи. Как стемнеет, будем брать.

– Кого брать? – встрепенулась Лида.

– Это я к слову. Жди сигнала. Чуть шумну, хватай мешок с амуницией, надеваешь шапку-невидимку и кривой дорожкой – вниз. Ты в курсе, где наш третий друг? Такое ощущение, что он забил на службу или потерял переговорное устройство. «Или тоже лежит в канаве с перерезанным горлом», – подумал мужчина, но опять не стал говорить. Он чувствовал растущее раздражение – какой бракованный ему сегодня достался спецназ!

– Не могу знать, товарищ командир, – хмыкнула Лида. – Но на твоем месте я бы за Бориса не стала волноваться. Он, конечно, разгильдяй и бабник, но к службе относится серьезно. Ладно, командир, не буду вредничать, еще услышимся. А что касается подозрительных личностей вокруг тебя, то, окажись я на твоем месте, непременно обратила бы внимание на человека в лодочке, плывущей по бухте, и троих сомнительных мужчин, которые закончили перекуривать и в данный момент направляются в твою сторону. Будь острожен, Глеб Андреевич. Не возражаешь, если я минутку еще тут побуду?

Он чертыхнулся сквозь зубы, потянулся к удочке, вытащил по традиции обглоданного червяка. Пристроил удило на камнях и заковылял, припадая на правую ногу, к банке с червями. Опустившись на колени, он стал насаживать на крючок извивающееся тельце. Сверху выразительно кашлянули. Он поднял голову, стараясь не делать резких движений. Лида Баклицкая была права – троица выглядела сомнительно и никоим образом не тянула на местных. Мужикам было основательно за тридцать. А одному из них – плечистому, рослому, с порослью рыжеватых волос на угловатом черепе – как бы даже не за сорок. Славянские физиономии – мрачноватые, блеклые, абсолютно не переводимые. Джинсы, немаркие рубахи навыпуск (можно погадать, что под ними), а у одного из-под рубахи и расстегнутой жилетки выступала массивная золотая цепь, что было довольно странно, поскольку впечатления ярко выраженного криминального элемента тип не производил. В физиономию прочно въелось если не магистерское, то хотя бы обычное высшее образование.

Он был за старшего в компании. Трое прошли по короткому причалу, спустились с набережной и зависли у рыбака над душой. Двое поглядывали по сторонам, а любитель «большого» золота как-то скептически созерцал понурую фигуру в штормовке. Рыбак напрягся. Ладно, «пластику лица» он им сообразит, но это означает лишь проваленное задание и ничего другого. На набережной у Пыштовки становилось тихо и безлюдно. Только кто-то еще посмеивался у лодочной «парковки» в дальнем углу причала. Водитель битого «жигуленка» пытался завести мотор, помогая себе крепким словом. Бренчала цепь – существо невнятного со спины пола устраняло неисправность на китайском велосипеде. На берегу, помимо рыбака, никого не осталось. Мужчина с золотой цепью что-то негромко бросил рыжеватому здоровяку. Тот кивнул с невозмутимым видом, спрыгнул с камня и вразвалочку направился к рыбаку, который зачем-то начал насаживать на крючок второго червя – видимо, чтобы первому было не скучно. «Эх, мужики, мужики, – раздраженно думал рыболов, подмечая, что и двое других начали движение вниз, – вы даже не подозреваете, что сейчас ваши зубы и десны находятся под угрозой, как и выполнение моего задания…»

Здоровяк остановился в паре метров от воды, сплюнул сквозь пробоину в зубах, покосился на тележку, на ее обладателя, который со старческим кряхтением выпрямлял спину.

– Что, мужик, старость не радость? – ухмыльнулся здоровяк. Он был едва ли старше своего собеседника. В его речи не прослушивался ни украинский, ни южнорусский говор.

– Не говори, сынок… – прошепелявил рыбак, старательно проговаривая фрикативное «г». – Спина совсем уже покоя не дает…

– Клюет? – кивнул здоровяк на удочку, которую рыбак снова порывался забросить в воду.

– Нема сегодня рыбы, сынок, нема… Словно вымерла, подлая…

– Сам-то местный? – Громила покосился на товарищей, которые встали в стороне и делали вид, что к происходящему никак не относятся.

– А як же ж, – охотно отозвался рыбак, кивая на южную сторону поселка. – Оттуда я, с Востряковской стороны… Лет двадцать, почитай, безвылазно в Пыштовке обитаем, на улице Тюленина, дом у нас со старухой у самого синего моря… А вы откуда, парни, будете? Вроде не видал я вас тут раньше…

Здоровяк проигнорировал вопрос, приблизился к раскрытой сумке-тележке, хмуро уставился на скомканную клеенку и проржавевший проволочный садок. Нагнулся, вынул садок, запустил руку внутрь и принялся ворошить груду тряпья, мотки лески, дырявые резиновые сапоги. Рыбак напрягся, он был на грани провала, самое время бить и сматываться, пока не началось самое страшное…

– Эй, парень, ты чего это в моих вещах роешься? – забубнил он обиженно, но без особой злобы. – Чего тебе там надо? Воришка, что ли?

– Заткнись, папаша, – пробурчал крепыш. – Чего это ты так напрягся, а? А это что у нас такое? – С ухмылкой он выудил из тележки бутылку уже початой и заткнутой винной пробкой примитивной местной горилки, подбросил ее в руке и иронично уставился на рыбака. Теперь он понял, почему тот так напрягся.

– Не трожь… – взмолился рыбак. – Христом богом заклинаю, не трожь…

– Что это? – повторил здоровяк, переглядываясь с оживившимися товарищами.