Бриллиантовый психоз

Бриллиантовый психоз
Илья Деревянко

«Благодаря окну, разбитому кем-то из одуревших ввиду шаткости привычной власти мужиков, по комнате разгуливал шустрый ветерок, притащивший с собой несколько рано пожелтевших листьев, содранных с деревьев помещичьего сада. Об обломок стекла с тупым упорством билась жирная муха, по скудоумию не догадывающаяся вылететь в зияющую рядом с ней дыру…»

Илья Деревянко

Бриллиантовый психоз

Пролог

15 августа 1812 года. Война с Наполеоном

Н-ская губерния, деревня Лозовка усадьба помещиков Коробковых. Середина дня

Благодаря окну, разбитому кем-то из одуревших ввиду шаткости привычной власти мужиков, по комнате разгуливал шустрый ветерок, притащивший с собой несколько рано пожелтевших листьев, содранных с деревьев помещичьего сада. Об обломок стекла с тупым упорством билась жирная муха, по скудоумию не догадывающаяся вылететь в зияющую рядом с ней дыру. Графиня Амалия Львовна Коробкова, сухопарая сорокалетняя дама в темном дорожном платье, неестественно прямо застыла в высоком деревянном кресле, судорожно прижимая к плоской груди сцепленные в замок худые пальцы. Взгляд графини – неподвижный, отсутствующий, устремленный в какие-то недоступные остальным смертным дали, – до ужаса пугал молоденькую кузину Лизу, девушку нервную и впечатлительную. Пугал гораздо больше, чем неумолимо приближающиеся наполеоновские войска, чем поголовно пьяные, неуправляемые, вконец распустившиеся мужики. Лиза морщила хорошенький вздернутый носик, поминутно вытирала глаза и дожидалась лишь повода разреветься по-настоящему, например известия, что в имение уже вломилась французская солдатня или что лозовские крестьяне, недавно наотрез отказавшиеся грузить на подводы графские пожитки, окончательно взбунтовались и намереваются «поднять господ на вилы». Нарушить молчание она, однако, не решалась. Томительно тянулись минуты. Хулиганистый ветерок беззастенчиво трепал прически дам. Муха продолжала жужжать. Наконец в коридоре послышались шаркающие шаги. Обе женщины невольно напряглись. Скрипнула дверь. В комнату, отдуваясь, вошел управляющий поместьем Михаил Михайлович Скляров, или попросту Михалыч, – низенький, толстенький, плешивый старичок, верный слуга Коробковых, знавший графиню буквально с пеленок и потому позволявший себе в общении с ней некоторые вольности, впрочем вполне безобидные.

– Есть две новости, одна хорошая, другая плохая, – отвесив почтительный, но легкий поклон, доложил он.

– Начни с плохой! – осевшим голосом распорядилась Амалия Львовна. Кузина Лиза всхлипнула.

– Французы менее чем в пятнадцати верстах отсюда, – кряхтя, сообщил Михалыч.

– А х-хорошая? – Лицо Коробковой дрогнуло, налилось румянцем.

– Мужички больше не артачатся, спешно загружают подводы. Через полчаса должны закончить…

– Почему?! Неужто совесть проснулась?! – искренне изумилась графиня. Вчера лозовцы неведомыми путями получили от французского командования некую прокламацию, в категорической форме запрещающую жителям покидать свои дома[1 - Наполеоновское командование во время наступления на Москву действительно рассылало подобные прокламации, чтобы люди не подались в бега вместе с имуществом и французам нечего было бы грабить. (Здесь и далее примечания автора.)], и, как водится, взбаламутились, вообразив, будто старые господа им больше не указ, а некий Тит Бутылкин, известный на деревне пьяница и бездельник, принялся туманно намекать, что он не кто иной, как чудесно спасшийся император Петр III[2 - Русский император, внук Петра I, муж Екатерины II. Потерял власть в результате дворцового переворота и после отречения от престола был якобы случайно убит одним из фаворитов Екатерины во время пьяной потасовки.].

– Да нет, не то чтобы совсем совесть, – на губах Склярова промелькнула едва заметная усмешка. – Но час назад в здешних краях объявился сотник Платова[3 - В период войны с Наполеоном атаман Платов командовал казачьей конницей в армии фельдмаршала Кутузова.] с двумя казаками. Сено для лошадей промышляли. Сотник лыка не вязал. Поэтому я не решился представить его вам, однако мужикам намекнул: смотрите, мол, ребята. Наши-то недалече. За сопротивление законным господам не помилуют, а казаки, зверюги известные, так вообще всю деревню под нож пустят. Им это как два пальца… Кх-кх… Простите, барыня. Вырвалось!

– И они поверили?! – усомнилась Амалия Львовна.

– Конечно! – ухмыльнулся управляющий. – У страха глаза велики.

– Слава Богу! – облегченно вздохнула графиня и размашисто перекрестилась. – Скорей бы уехать!

Лиза все-таки разрыдалась. От радости…

Вскоре после того как графские подводы скрылись за горизонтом, Михаил Михайлович с чувством выполненного долга неторопливо прогулялся по покинутому дому, мимоходом заглянул в будуар графини и вдруг замер как громом пораженный.

– Батюшки святы! – всплеснул руками он. – Украшения, подаренные покойным графом, забыла впопыхах! Богатство-то какое! – Тут старик грешным делом подумал было, что Амалия Львовна мужа не шибко жаловала, даже, поговаривали, рога наставляла, но сразу устыдился, усилием воли отогнав непотребные мыслишки.

«Ладно. Не мне судить, однако драгоценности придется надежно спрятать. Иначе либо французы уволокут, либо собственные мужички разворуют!» Скляров не любил откладывать дела в долгий ящик. С соблюдением строжайших мер предосторожности он немедленно принялся за работу, которую завершил только к середине ночи.

– Слава тебе, Господи! Справился! – устало выдохнул Михалыч, вернувшись обратно в дом, вымыл перепачканные землей руки, сменил пропотевшую одежду на свежую, не стесняясь (заслужил как-никак!) выпил два полных стакана мадеры из графских запасов и, усевшись за стол, набросал на бумаге план-схему, дабы по старости лет не запамятовать, где именно закопал сокровище. Затем бережно вложил листок в первую попавшуюся книгу в зеленом сафьяновом переплете и поставил ее на полку справа…

В ноябре 1812 года, когда остатки «непобедимой» армии Наполеона, теряя десятки тысяч людей убитыми, ранеными, замерзшими, бросая орудия и обозы, в панике драпали к границам Российской империи, толпами сдаваясь в плен при первом же удобном случае, в Лозовку вернулась графиня Коробкова. Дорожка к дому была предусмотрительно расчищена услужливыми мужиками (снег в этом году выпал рано). Население Лозовки, невзирая на колючий мороз, встречало помещицу с непокрытыми головами.

– Где Михалыч? – откинув полог кареты, требовательно спросила у толпы Амалия Львовна.

– Во флигеле, барыня. Помирает вроде, – виновато пробасил Тит, успевший отречься от «царского происхождения», покаявшийся перед односельчанами «в помрачении ума», но все же высеченный старостой на конюшне, «дабы впредь не смущал народ самозванством».

– Что с ним?! – испуганно воскликнула Коробкова.

– Грудь застудил, кажись, – хором ответило несколько голосов. Выпрыгнув из кареты, графиня прямо по снегу кинулась к флигелю, где вместе с семьей жил управляющий…

Старик, подхвативший двустороннее воспаление легких, действительно находился при смерти. Бледный, осунувшийся, он безвольно лежал на кровати под ворохом овчинных тулупов. Дыхание с хрипом вырывалось из груди. Губы запеклись. Глаза затянула мутная поволока.

– М-ма-т-тушка! Г-гол-лубуш-шка, – узнав графиню, прохрипел он, делая попытку приподняться. – Д-дож-ждал-лся! – Скляров надрывно закашлялся. Коробкова заплакала. Она любила преданного слугу.

– Д-д-драг-гоцен-ности т-твои я с-с-берег, – кое-как переведя дыхание, прошелестел Михалыч. – Я з-зак-копал их в… – досказать бедняга не успел. Тело задергалось в предсмертных судорогах, а душа отправилась на встречу с Всевышним…

Управляющего похоронили внутри ограды местной церкви. Клад некоторое время поискали наугад, потом перестали. Иголка в стоге сена! Тем не менее легенда о нем сохранилась в народе и с некоторыми изменениями дошла до наших дней.

Глава 1

Дураки бывают разные. Нет, попрошу не вставать с места, пока вас не вызвали!

    О'Генри. Клад

Наши дни. г. Лозовск Н-ской области. 2 июля 1998 года, вечер

Развеселая компания, втиснутая в потрепанную «восьмерку», катила на шашлыки. Машин на шоссе хватало с избытком (конец рабочего дня). То там, то здесь возникали пробки. В открытое окно вливался прохладный, заметно подпорченный выхлопными газами воздух. В магнитофоне вопила очередная рок-звезда. В «восьмерке» сидело четверо: ее владелец – мелкий коммерсант Вадим Никаноров, двадцати восьми лет от роду; сотрудник частной охранной фирмы «Варяг» Андрей Кожемякин – одноклассник Никанорова; двадцатидвухлетняя Ольга Жеребцова – девица без определенных занятий, беспрерывно учащаяся то на одних, то на других курсах, и «белая ворона» – Иван Скляров, в 1988 году закончивший с отличием Историко-архивный институт, смолоду подававший большие надежды, а в настоящее время работающий, вернее, нищенски существующий на должности заведующего Лозовским городским музеем. Склярова пригласили случайно, в результате не слишком удачной шутки Кожемякина – соседа Ивана по лестничной площадке.

– Гы! – узнав о намеченном пикнике, сказал он, морща низкий обезьяний лоб. – У меня мысль!

– Какая?! – живо заинтересовался Никаноров.

В крохотном, сдавленном массивными черепными костями мозгу охранника мысли рождались столь редко, что уже сам по себе факт «рождения» являлся сенсацией.

– Давай позовем архивную крысу! Ради приколу! – поднатужившись, выдал Андрей и победно ухмыльнулся: «Вот, мол, вам, пожалуйста! Не такой уж я дебил! Тоже извилинами шевелить умею!»

– В чем же заключается прикол? – не понял Никаноров.

– А в том! Гы! – Сегодня Кожемякин определенно был в ударе. – Мы выпьем, а он нам побухтит про историю! Гы, гы!

– Пожалуйста, зови, – равнодушно пожал плечами коммерсант. – Водки на всех хватит. Я целый ящик закупил…

Вадим Никаноров намеревался обмыть удачную (ну, может, почти удачную) сделку по перепродаже партии китайских трусов и ввиду летней погоды, а также астрономических цен во всех мало-мальски приличных ресторанах решил провести торжество на лоне природы: дешево, сердито и воздух свежий. Изначально он позвал лишь старого приятеля Кожемякина. Склярова, как упоминалось выше, взяли «ради приколу». Что же касается Жеребцовой… Гм, гм… Вы, полагаю, сами догадываетесь…

Итак, компания сколотилась, для поднятия тонуса приняла «на грудь» по стакану-другому-третьему (кто как) и двинулась в путь по направлению к популярному в здешних краях водохранилищу с помпезным названием «Голубая лагуна», находившемуся километрах в десяти от Лозовска. Плюсами «Голубой лагуны» были близкое расположение и относительно чистая вода, а минусами – наличие при подъезде алчного поста ГАИ да в придачу хронический дефицит дров на побережье (чересчур много шашлычников развелось).

– Только бы проскочить! Только бы проскочить, – монотонно, словно заклинание, твердил Никаноров, добросовестно соблюдая правила дорожного движения и остервенело жуя мятную жевательную резинку. – От меня перегаром, блин, несет! Обдерут, суки, как липку!.. Только бы проскочить! Только бы проскочить…

Однако «заклинание» не сработало. У злополучного поста повелительно взметнулся полосатый жезл. К понуро остановившейся машине суетливым колобком подкатился жирненький лейтенант с розовой лоснящейся мордочкой, усиками-щеточками и шныряющими по сторонам глазками-бусинками. Гаишник втянул носом воздух, учуял аромат спиртного и аж подпрыгнул от радости.

– Ну-у-у?! – протянул он, выжидательно глядя на водителя. Никаноров с тяжелым вздохом вынул из кармана денежную купюру. Взгляд мента сделался сосредоточенным, как у кота, рассевшегося в песочнице справить нужду по-большому. Очевидно, соображал – хватит полученной мзды или маловато будет. Оказалось – маловато.

– Ну-у-у! – В голосе лейтенанта зазвенели угрожающие нотки, готовые в любой момент трансформироваться в правоохранительный лай. Щеточки на верхней губе вздыбились. В бусинках вспыхнули злые огоньки. Никаноров с горестным видом добавил вторую купюру, затем третью. Физиономия стража порядка просветлела.