Добрый ангел смерти

– Давай, словят они тебя!

Я прыгнул, и действительно, двое рыбаков поймали меня, смягчив мое приземление.

– Марат, заводи! – сказал один из них другому.

Они как-то быстро исчезли на этой небольшой шхуне, оставив меня одного среди мешков, ящиков и сваленных под правым бортом сетей с большими белыми поплавками.

Шхуна дернулась и стала отходить от высоченного борта плавучего рыбзавода. Тут внизу, рядом с водой, было прохладно. Я присел на мешок и тут же вскочил – напоролся задом на что-то острое. Прощупал руками и обомлел: в мешках вне всякого сомнения было оружие – то ли винтовки, то ли автоматы…

«Вот те на! – подумал я, перебираясь и устраиваясь на ящике с консервами. – Хорошая шхуна, с уловом…»

– Эй, братан, сюда иди! – позвала меня выглянувшая со стороны рулевой кабины фигура.

Я взял свой рюкзак и пошел. Остановился у кабины. Тут же был вход в каюту, располагавшуюся под палубой.

– Степан, – протянул мне руку позвавший меня мужик. – А там, за рулем, Марат…

– Коля, – представился я.

– Выпить хочешь? – спросил Степан.

– Спасибо, нет.

– Ну, захочешь – скажи. Мы-то сами не пьем, но для гостей всегда имеется… Ты, Коля, случайно не маковый гонец?

Второй раз я услышал похожий вопрос.

– Нет, – сказал я, не зная, но догадываясь, что может обозначать данное словосочетание.

– Жаль, – протянул Степан. – А то б тебе работки подбросили… Да ладно, иди полежи… Мы тебя утречком высадим… Тебе ж все равно где? Лишь бы от жилья подальше? Да?

Я кивнул.

Меня вдруг стало клонить в сон: эта мелкая волна укачивала. Я спустился в каюту и прилег на ближнюю койку. Тут же поплыло перед глазами какое-то цветное пятно. Потом наступила полная темень – это я уже спал, слыша трудолюбивое ворчание спрятавшегося где-то здесь же, под полом каюты, дизелька.

Сквозь некрепкий сон посреди ночи слышались мне какие-то разговоры, бряцанье железа. Потом был удар, и я машинально вжался в койку, выставив правую руку в сторону. Но потом наступило затишье, и снова убаюкивающе заворчал дизелек.

Утром меня разбудили. Я вышел на палубу, и первое, что бросилось мне в глаза – это отсутствие брезентовых мешков, в которых находилось оружие. Картонные ящики с консервами аккуратно стояли, сложенные под левым бортом.

– Вон твой берег! – сказал мне Степан.

Я посмотрел на пустынный и отрожистый грязно-желтый берег. Ничего манящего в нем не было. Внезапное чувство то ли отчаяния, то ли растерянности вдруг сковало меня. Я молчал и смотрел вперед. Под ногами покачивалась палуба, а желтый безликий берег покачивался метрах в ста от нас.

– Щас Марат подрулит, тут глубоко, можем совсем близко подойти. У тебя вода есть?

– Вода? – переспросил я, возвращаясь из своего оцепенения.

– Питьевая.

– Нет.

– Ну ты даешь… – Степан удивленно покачал головой. – Ладно, дадим тебе баллон.

Баллоном он называл пятилитровую пластиковую канистру. Он вытащил ее из каюты и поставил рядом с моим рюкзаком.

– Это ж пустыня, – сказал он немного раздраженно. – Тут тебе ни крана, ни пивной!

Я кивнул, давая ему понять, что сам понимаю свой идиотизм. Надо сказать, что я действительно в этот момент остро ощутил этот идиотизм, благодаря которому оказался черт знает где и собирался через минут двадцать оказаться еще дальше от дорог и от людей. На губах возникла нервная сухость. Я машинально взял пятилитровый баллон, открутил крышку и глотнул воды.

Стало как-то не по себе. Но берег неумолимо приближался. Оставалось до него уже метров сорок или тридцать. Каменное плато, подмытое у основания волнами и ими же зализанное, поднималось метра на два. Через неравные промежутки верхняя линия плато нарушалась, и там уже волна облизывала осыпавшиеся вниз камни, по которым, как по лестнице, можно было забраться наверх.

В какой-то момент шхуну тряхнуло, и Степан, изогнув шею в сторону кабины, крикнул:

– Марат, стопори!

До берега оставалось метра три.

– Давай твои вещички сбросим, чтоб не намокли, – сказал Степан, подходя к рюкзаку.

Раскачав вдвоем рюкзак, мы выбросили его на берег, потом рядом с ним шлепнулась и канистра с водой.

– Прыгай! – сказал мне Степан, кивая головой в сторону берега. – Скоро солнце прижарит – за пять минут высохнешь!

Я попрощался с ним и с Маратом, поблагодарил их и, оттолкнувшись ногами от борта, плюхнулся в джинсах и футболке в мутную каспийскую воду.

– Эй, – окликнул меня Степан, когда я в отяжелевшей от воды одежде выбрался на узкий бережок, упиравшийся в неглубокий вымытый волнами грот. – Если что перевезти надо – мы всегда можем! Разыщи! Шхуна «Старый товарищ».

Снова негромко заворчал дизелек, и шхуна медленно поплыла влево, постепенно увеличивая расстояние между собой и берегом. Я проводил ее взглядом, прочитал название на борту. Помахал рукой, хотя на меня уже не смотрели.

По мере того, как «Старый товарищ» удалялся, я все острее и острее ощущал свое одиночество. И вот уже когда и след «товарища» растворился в суетливых волнах Каспия, ко мне пришло неожиданное спокойствие, чувство сродни обреченности. Я перетащил свои вещи наверх, на это странное каменное возвышение, как оказалось, укрытое теплым песком. Осмотрелся по сторонам. Присел на песок рядом с рюкзаком и канистрой. Надо мной светило солнце, и ветерок, несший в себе запах Каспия, сушил мои волосы. Идти никуда не хотелось. Не было у меня ни компаса, ни вообще каких-то знаний о пустыне. Зато была вода и рыбные консервы, но одно не заменяло другого. Надо было настраивать себя на принятие решения, но я понимал, что никакая логика мне не подскажет – в каком направлении идти. Надо было спросить у Марата или Степана, но у меня просто не хватило на это ума.

«Ладно, пока пойду вдоль берега, – решил я. – Может, куда выйду?! Но сначала надо высохнуть…»

Я лег на теплый песок, повернулся на бок. Все равно было как-то неприятно в мокрой одежде. Я встал, разделся догола – только часы на руке оставил – и, разложив одежду на песке, прилег рядом и ощутил себя хозяином огромного нудистского пляжа.

21

Проснулся от жары. В перегретой солнцем голове медленно бродили словно оплавившиеся мысли. Это было похоже на тепловой удар. Я дотянулся до футболки и набросил ее на голову. Одежда моя полностью высохла. Я встряхнул джинсы, и песок легко с них осыпался. Но представить себе, что в такую жару я надеваю джинсы, было трудно. Посмотрел на солнце – оно висело почти по центру неба.

Посмотрел на часы и увидел под стеклом воду, под которой обе стрелки застыли на девяти утра – времени моей высадки на этот берег.

«Ну вот, – подумал, – приближаюсь к условиям Робинзона…»

Постепенно моя голова, покрытая футболкой, остыла, и мысли снова приобрели прочитываемую форму и размеренный ритм. Я собрал всю одежду в рюкзак, надел только спортивные трусы на случай непредвиденной встречи. Хотя кого я мог здесь смутить – даже представить трудно. Решительно осмотрелся и, забросив тяжелый рюкзак на спину, а в правую руку взяв канистру с теплой водой, пошел почти по краю каменного плато, удерживавшего песок от сползания в Каспий. Пошел вслед за давно уже переплывшей горизонт шхуной «Старый товарищ».

Линия берега, повторявшая край каменного плато, была изрезанной и неровной. Я быстро понял, что иногда имеет смысл срезать углы, которыми плато вклинивалось в воды Каспия. Сэкономив силы на этих углах, я прошел не меньше километра прежде, чем почувствовал боль в плечах и усталость ступней, не привыкших к движению по горячему зыбковатому песку.

Останавливаться на привал под палящим солнцем было делом неразумным, и я, найдя очередной провал плато к морю, спустился на мокрый берег и присел в пещерке, выдолбленной волнами. Здесь от внезапного холода по коже побежали мурашки. Перепад температур был невероятный. Пахло сыростью, морем. Солнцу этот кусочек берега был недоступен.