Маникюр для покойника

Маникюр для покойника
Дарья Донцова

Евлампия Романова. Следствие ведет дилетант #1
Вот уже тридцать лет мои дни скучны и однообразны. Нет подруг, нет близких. И вдруг моя жизнь в одночасье изменилась. Судьба подарила мне подругу – Катю! Но... спустя день ее похитили. Неизвестные требовали документы, которые хранились у какого-то Кости Катукова. Найти Катю и вернуть ее в лоно семьи было моим долгом! Недолго думая, я поехала к нему домой, но хозяин квартиры был мертв. Мне так и не удалось найти те злополучные документы! Знать бы, что это стало началом моего кошмара...

Дарья Донцова

Маникюр для покойника

Я тучи разведу руками

И в прошлое закрою дверь.

Я спрячусь за семью замками,

Ты не найдешь меня теперь.

    Песня

ГЛАВА 1

Я ненавижу своего мужа. Вот и сегодня, когда в десять утра он с ласковой улыбкой вошел в мою спальню, держа в руках поднос, на котором выстроились в ряд чашечка кофе, молочник со сливками и сахарница, мне отчего-то захотелось запустить в его голову ночником и разрыдаться. Справедливости ради следует отметить, что так начинаются не все мои утра, а только те, когда Михаил дома. Тысячи и тысячи женщин не задумываясь отдадут правый глаз, чтобы иметь такого супруга – нежного, доброго, щедрого, богатого, понимающего… Но меня отчего-то тошнит, даже когда он ест суп, а на запах сигарет началась аллергия, хотя до этого спокойно прожила возле отца, не выпускавшего изо рта папиросу.

– Милая, – ласково сказал супруг, устанавливая на кровати специальный столик, – что-то ты сегодня бледненькая! Голова не болит? Выпей горяченького, сварил арабику, надеюсь, не переложил сахара…

Я покорно начала хлебать коричневую жидкость, абсолютно не ощущая вкуса. Тем временем Миша подошел к окну и раздвинул портьеры. Серенький денек заглянул в комнату.

– Ну надо же! – восхитился муженек. – Только-только ноябрь начался, а снег уже выпал и холод стоит зверский. Наверное, ты поэтому не слишком хорошо себя чувствуешь! Знаешь что, оставайся в постельке. Сейчас велю Наташе быстренько убрать у тебя тут, и отдыхай. Хочешь, за пирожными съезжу?

Я медленно покачала головой.

– Так плохо? Даже эклерчиков не съешь? – расстроился Миша и выскользнул в коридор.

Я безнадежно смотрела ему вслед. Михаил хорош собой настолько, что хоть снимай его для журнала мод. Рост под метр девяносто, вес около восьмидесяти, глаза голубые, вьющиеся кольцами белокурые волосы… А еще в юношестве он занимался бодибилдингом, и, когда снимает рубашку, женщины восторженно ахают, а присутствующие мужчины втягивают животы.

Миша богат. Только не подумайте, что сколотил состояние, бегая с автоматом по улице, или обманывал доверчивых людей, создавая финансовые пирамиды. Нет, он просто крайне удачлив. Лет десять тому назад вместе со своим ближайшим другом Лешей начали заниматься торговлей компьютерами. Весь офис помещался в одной комнатке, а сегодня у них целая сеть магазинов и сервисных центров. Прибыль муженек тут же вкладывает в дело, но на жизнь нам тоже остается вполне достаточно. Во всяком случае, имеем квартиру, дачу, две машины, домработницу, ездим несколько раз в год отдыхать за границу… Хотя почему это я говорю «имеем»? Все записано на Мишино имя, я абсолютно нищая и, если супруг разведется со мной, останусь без копейки. Более того, я нигде не работаю и имею необыкновенно «нужную» и «хлебную» в наше время профессию музыканта.

Но я не играю на гитаре и не прыгаю с микрофоном по сцене. Я арфистка, причем более чем посредственная, хотя училась игре на арфе долгие годы. Ну не заладились у меня отношения с арфой, я ненавижу этот струнный инструмент так же, как своего мужа. Причем – одна пикантная деталь: Михаилу тридцать лет, а мне тридцать шесть, и я внешне похожа на больного кузнечика. Там, где у других женщин выдаются приятные округлости, у меня торчат кости, росточком я не дотянула до метра шестидесяти и вешу чуть больше лягушки. Остается только удивляться природе, которая наградила меня при этом тридцать девятым размером ноги. Глаза у меня голубые, близко посаженные к носу, рот маленький, а с волосами постоянная беда: завиваться они не хотят, укладываться тоже, по большей части торчат в разные стороны. К тому же не могу похвастаться хорошими зубами, и, когда Миша, демонстрируя безупречные клыки, ловко откусывает яблоко, в моей душе невольно вспыхивает зависть: ну почему одним все, а другим ничего?

Впрочем, мне катастрофически не везло с самого детства. Родилась я в более чем обеспеченной семье у достаточно пожилых людей. Папе, профессору, доктору наук, стукнуло пятьдесят пять, маме, оперной певице, было ровно на десять лет меньше. Детей в молодые годы у них не случилось, и родители думали, что бесплодны. Но тут вдруг господь решил одарить их милостью, и на свет появилась я.

Если думаете, что быть объектом великой, всепоглощающей любви легко, то ошибаетесь. Мое детство было ужасным. Никогда, ни при каких обстоятельствах меня ни разу не оставляли одну. В младенчестве приставили няню, в школьные годы – гувернантку Розу Яковлевну. Когда другие дети, раскрасневшись, летели на санках с горки, я, почти неподвижная в шубке, валенках, двух шапочках, варежках и шарфике, с завистью смотрела им вслед. Мама запрещала все детские забавы, причем делалось это ради моего же блага. Ведь, катаясь с горки, можно повредить шею, бегая с мячиком – ногу, а прыжки через скакалку грозили переломом позвоночника. Впрочем, купаться летом в речке тоже не разрешалось, а в школу Роза Яковлевна водила меня вплоть до десятого класса. Школьный буфет и столовая были объявлены в нашем доме зоной отчуждения. Моя нога не должна была туда даже ступать, потому что в недрах пищеблока гнездились страшные болезни – желтуха, дизентерия и т. д. И вообще, меры по охране меня от бактерий и микробов принимались невероятные. Мороженое сначала должно было растаять на блюдце, и только потом ребенку вручали ложку, яблоки и апельсины тщательно мылись с мылом, а следом ошпаривались кипятком, влажную уборку в детской делали дважды в день, и все равно всевозможные болячки липли ко мне стаями. Начиная с первого класса я постоянно хворала, плавно переходя от кори к ветрянке, а потом свинке. Если в городе начиналась эпидемия гриппа, я ухитрялась заболеть им дважды, пожалуй, не осталось ни одной детской инфекции, миновавшей меня: ложный круп, скарлатина, коклюш… Школу я посещала урывками, училась отвратительно и никаких друзей не имела.

Потом встал вопрос об игре на музыкальном инструменте. Мама-певица подошла к его решению творчески и скрупулезно изучила все. Рояль отмели сразу – пианистов мучает жесточайший остеохондроз, от скрипки на подбородке возникает уродливая мозоль, виолончель не дает правильно развиться грудной клетке… В конце концов папа, уставший от бесконечных маминых стонов, изрек:

– Похоже, что самый лучший инструмент – деревянные ложки. Легкие и звучат громко!

Все-таки у отца было чувство юмора, но у мамочки оно отсутствовало начисто, поэтому она замахала руками и заявила:

– Народные инструменты? Никогда.

Но тут у нее случился спектакль, и, окидывая взглядом оркестровую яму, мамуля приметила арфистку. Все моментально стало на свои места.

– Чудесный инструмент, – восторгалась мама, – большой, значит, сама не пойдет с ним в школу, нужен провожатый! Очень хорошо, всегда под присмотром!

Так начался крестный путь ребенка – будущего гения. Долгие часы провела я, тупо сидя за арфой. Впрочем, случались и тихие радости. Изредка мама уезжала на гастроли, и тогда можно было сачкануть: лечь на диван с книжкой и елозить ногой по струнам. Звуки при этом получались чудовищные. Но, с одной стороны, папе, профессору математики, было не дано чувство ритма, а с другой – из-под моих пальцев, как правило, лились отнюдь не дивные мелодии. Правда, мама-певица разом бы поняла, в чем дело!

Арфу я ненавидела, как человека, пинала ногой и щипала, но в восьмом классе мамочка сообщила:

– У тебя, детка, талант, будем готовиться в консерваторию.

Я пожала плечами. В дневнике стройной чередой теснились тройки по всем предметам, наверное, консерватория – лучший выход в таком случае. Мамуся нажала на всевозможные кнопки и педали – меня приняли.

Многие вспоминают годы студенчества как лучшее время в жизни, но мне учеба представляется одним монолитным куском темно-серого цвета. Подруг не нашлось, а преподаватели, сразу разобравшись в моей «талантливости», не слишком старались. Кое-как переползая с курса на курс, я добралась до диплома. Впереди маячила жизнь в обнимку с ненавистной арфой.

Папа к тому времени скончался, а обидеть маму, сказав ей, что бросаю занятия музыкой, я не могла. Шел 1984 год, предтеча перестройки. Мамуля еще разок тряхнула связями, и меня взяли на работу в филармонию. В месяц выходило пять-шесть концертов. Помните, в те годы было распространено понятие «нагрузка»? Покупаете, допустим, в магазине книгу, остродефицитного В. Пикуля, и должны еще оплатить в придачу сборничек стихов поэта Пупкина «Широко шагает рабочий класс». Не хотите Пупкина? Не получите Пикуля! Вот так и я со своей арфой. Народ ждал эстрадную песню, юмориста, на худой конец, жонглеров или дрессировщиков с собачками. Но тут конферансье, закатывая глаза, сообщал:

– Сен-Санс, пьеса для арфы.

И на сцену, тяжело ступая лаковыми лодочками, выбиралась я в белом концертном платье и принималась не слишком споро щипать несчастную арфу. Сейчас бы, наверное, меня закидали гнилыми помидорами, но в середине восьмидесятых публика была иной, более интеллигентной и жалостливой. Все понимали, что арфистка идет в придачу к Кобзону или Лещенко, и даже скупо хлопали.

Так прошло семь лет. Потом мама спохватилась. Любимой доченьке подкатывало к тридцати, а кавалеров все не получалось. Да и как я могла их завести? В гости мы ходили только с мамой, отдыхать ездили вместе, а подруг у меня так и не организовалось! Мамуся вновь кинулась к телефонной книжке. В нашей жизни начался новый период – меня выставили на ярмарке невест! И вновь никто не поинтересовался: а хочу ли я замуж? С мамочкой просто было бесполезно спорить…

Одного за другим мамуля отвергала предлагаемых кандидатов. Семен слишком стар, к тому же вдовец, с детьми. Петр уродлив, Константин пьет, Алексей всем хорош, но беден, словно церковная мышь. Мамусечка хотела совершенно невероятного жениха – красивого, умного, богатого, интеллигентного, непьющего и желательно – круглого сироту с квартирой и дачей. Самое интересное, что через год интенсивных поисков такой кандидат был найден – Михаил Громов. Он приходился племянником мамулечкиной ближайшей подруге и крайне успешно занимался бизнесом. Было только одно «но». Жениху едва стукнуло двадцать четыре, я же справила в июне тридцатилетие. Правда, вопрос о возрасте недолго волновал высокие договаривающиеся стороны. Аделаида Максимовна, Мишина тетка, хотела побыстрей избавиться от ответственности за племянника, которого опекала после смерти родителей, а моя мамусечка была готова на все, чтобы надеть мне на правую руку простое обручальное кольцо. Нас познакомили и поженили.

Через полгода после свадьбы с чувством выполненного долга скончалась моя мама. Аделаида Максимовна пережила ее ровно на месяц. Естественно, что я бросила концертировать и целыми днями валяюсь дома на диване. Домашнее хозяйство ведет Наташа, детей у нас с Мишей нет. Иногда в голову приходит мысль: собачку, что ли, завести? Пару раз мы даже ездили смотреть щенков, но возвращались домой разочарованными. И потом, с собакой придется гулять, кормить по часам, возить к ветеринару и на выставки – сплошная докука. К тому же где-то года четыре назад у меня неожиданно началась обвальная аллергия, и вопрос о домашних животных завял сам по себе.

Дни мои проходят одинаково. Встаю около десяти, принимаю ванну, потом завтракаю, пью кофе и усаживаюсь перед телевизором. Затем обед и примерно полуторачасовой сон, потом отправляюсь либо в парикмахерскую, либо по магазинам… Одно время пробовала ходить в бассейн, но моментально заболела воспалением легких, а на занятиях шейпингом здорово растянула ногу. Так что со спортом было покончено. Вот массаж принимаю с удовольствием, люблю баню, только никогда не прыгаю после парной в бассейн с водой – береженого бог бережет.

Однако в моей беспросветно скучной жизни есть луч света. Это детективные романы. Я обожаю чтение на криминальную тематику и скупаю книги мешками. Маринина, Дашкова, Серова, Яковлева, Полякова – вот они и стали моими настоящими подругами. С какой радостью я хватаю новинки! Одна беда – книги хватает ровно на день. Ну отчего эти дамы так медленно пишут! Вот сегодня совершенно нечем заняться, а по телевизору показывают такую чушь, что скулы сводит.

Уютненько устроившись на диване в горе пледов и подушек, я развернула шоколадку и велела Наташе:

– Сделайте любезность, дорогая, дойдите до проспекта и купите газеты: «Криминальная хроника», «Петровка, 38» и «Мегаполис».

Наташа кивнула и опрометью кинулась выполнять приказание. Я вытянулась на софе. Все-таки хорошо, что не приобрели собаку, сейчас бы пришла, залезла ко мне, помешала отдыхать…

Резкий звонок заставил вздрогнуть. Часы показывали около полудня. Очевидно, растяпа Наташа, торопясь выполнить поручение, забыла ключи. Я сползла с дивана, рывком распахнула дверь и вместо довольно крепкой белокурой Наташи увидела стройную черноволосую девушку.

– Вы жена Михаила Громова? – спросила она.

Недоумевая, я кивнула. Девчонка протянула мне пакетик и быстро-быстро застучала каблучками по лестнице.

– Кто вы? – запоздало поинтересовалась я, но внизу уже хлопнула дверь подъезда.

В пакете оказалась видеокассета и записка: «Смотри одна».

Видик у нас стоит в кабинете. Сначала на экране телевизора мелькали серые полосы, потом раздалось страшное сопение, и перед моими глазами предстали два обнаженных тела. Меня передернуло. Терпеть не могу порнографию, и кому пришло в голову прислать подобную мерзость?! Пока я приходила в себя, действие набирало обороты, в какой-то момент мужчина повернулся, а я чуть не свалилась на пол – прямо на меня смотрело лицо Михаила.