Сердце ночи

Сердце ночи
Ярослава Лазарева

Рыцарь ночи #4
В Замоскворечье, где поселились Грег и Лада, стали происходить странные убийства: жертв находят полностью обескровленными, с маленькими ранками на шее. Без сомнения, это вампир! Но кто именно? Лада теряется в догадках, страшное предчувствие охватило девушку. А тут еще неожиданное приглашение на сумеречный бал, от которого явно не так просто отказаться...

Ярослава Лазарева

Сердце ночи

Часть первая

Рената и Ганс

Твой поцелуй – мне нежности урок…

Так лепесток касается руки,

Так на ресницы веет ветерок

И мотылек порхает у щеки…

    Рубиан Гарц[1 - Рубиан Гарц – малоизвестный поэт XVI века. Родился в Саксонии (прим. автора).]

Я проснулась от легкого прикосновения к моим волосам. Кто-то гладил их так нежно, что сначала я даже не поняла это. Во сне я лежала в траве, на цветущей поляне, подставив лицо мягким солнечным лучам и теплому июньскому ветерку, и вдыхала сладкий аромат раскрытых колокольцев вьюнка, покачивающихся надо мной.

– Грег, любимый… – прошептала я и потянулась.

И тут же прохладные губы коснулись моих. Я открыла глаза и улыбнулась. Голубизна его глаз всегда напоминала мне прозрачную чистоту летнего неба, и я погружалась в эту бездонную ясность, забывая обо всем. Его ресницы медленно опустились, бледные губы дрогнули. Я провела кончиками пальцев по его гладкой белой щеке и вздохнула от заполнившего меня счастья. Грег! Я любила его так сильно! И вот он со мной!

Его губы слегка коснулись моих и прошептали:

– Доброе утро, любимая…

– Доброе утро, любимый, – ответила я и обхватила его за шею, притягивая к себе.

Но Грег мягко высвободился из моих объятий и сел на край кровати. Я смотрела на его четкий тонкий профиль, на длинные опущенные ресницы, на слегка разлохмаченные черные волосы, на приоткрытые бледно-розовые губы и таяла от любви. Мы были так счастливы в нашей новой квартире и практически не расставались. Дни, заполненные все длящейся нежностью, ночи в одной постели, когда я постоянно чувствовала его прохладное тело, завтраки в светлой большой кухне, когда я пила ароматный чай из китайской чашечки тончайшего фарфора, а Грег сидел напротив и не сводил с меня глаз, безмятежные вечера, которые мы проводили в гостиной на диване, просматривая самые различные фильмы и не разжимая объятий, – так мы жили вот уже целый месяц. Казалось, в нашем маленьком мире время больше не имеет значения.

Наступил октябрь. Я перешла на второй курс института и должна была посещать лекции, но после мучительных раздумий решила взять академический отпуск на год. На это имелось несколько причин. Во-первых, у меня, неизвестно почему, сразу не сложились отношения с однокурсниками. Они решили, что я заносчивая и необщительная, и вокруг меня постепенно образовался вакуум. А после тех, произошедших весной, событий, когда погибла одна из наших однокурсниц, ребята стали держаться от меня подальше, словно молчаливо обвиняя в ее смерти. Такая обстановка оказалась невыносимой.

Во-вторых, я окончательно ушла из дома и практически не общалась с родителями. Мой отец в молодости создал фирму, якобы занимавшуюся концертной деятельностью, а в реальности отправлявшую девушек-танцовщиц вместо шоу в зарубежные публичные дома. Когда мама об этом узнала, она подала на развод. Это случилось довольно давно, для меня ж правда открылась всего год назад. Я очень любила отца и восхищалась им. Последнее время он работал PR– директором одного из крупнейших рекламных агентств Москвы и выглядел вполне респектабельным и успешным. Мама не запрещала нам общаться, мы часто встречались, да и на отдых почти всегда ездили вместе. Но когда я узнала правду о его прошлом, то не смогла смириться. Да и кто бы смог? Мой идеал мгновенно рухнул с заоблачных высот, и я возненавидела отца. Это было необычайно болезненно, я приняла решение больше с ним не видеться.

Однако этим летом я вдруг узнала, что мама снова с ним сошлась. Для меня это был сильнейший удар, я сочла ее поступок предательством по отношению ко мне и, несмотря на все ее уговоры и слезы, ушла из дома. Я сняла квартиру и стала жить самостоятельно. Вначале чувствовала себя неважно, так как в первый раз оказалась одна, а я привыкла, что мама постоянно рядом. Но постепенно мне начала нравиться моя независимость. Грег полностью меня поддерживал. Именно он предложил купить квартиру и поселиться вместе. Когда я переехала сюда, то первое время была поглощена упоительным занятием – обставляла и украшала наше гнездышко. Кроме того, Грег настоял, чтобы я получила водительские права, и я аккуратно посещала все занятия в автошколе, поэтому отсутствие учебы в институте практически не ощущалось.

– Ты так глубоко задумалась, Ладушка, – услышала я его голос и улыбнулась. – Что хочешь на завтрак? – ласково поинтересовался он. – Свежайшие устрицы из Лозанны? Яйца всмятку, которые этой ночью снесла курица на ферме? Свежеиспеченный хлеб с только что взбитым сливочным маслом? А может, клубнику, сорванную этим утром с грядки в Испании? Доставлю мигом!

И он тихо засмеялся. Я знала, что ему действительно не составит труда устроить подобный завтрак, ведь мой любимый был вампиром, или лучше сказать – иной формой жизни. Но я уже так привыкла к этому, что давно перестала испытывать хоть какой-то страх. Наша любовь длилась почти год, и ни разу за это время он не причинил мне никакого вреда.

– Пожалуй, обойдусь чашкой кофе и булочкой, – рассмеялась я в ответ и встала с кровати.

Грег поднял на меня глаза и тут же схватил за талию, крепко прижав к себе. Ощутив прохладу его губ на животе, я замерла, запрокинув голову и запустив пальцы в его густые волосы. Наши ласки были опасны, так как всегда приводили к тому, что Грег терял контроль, и его вампирская сущность начинала диктовать лишь одно – укуси жертву! Он старался себя преодолеть, но могу только догадываться, каких усилий ему это стоило. Обычно, когда он чувствовал, что уже не справляется с собой, то просто исчезал. Меня такие моменты ввергали в жуткую депрессию: только что я обнимала любимого, видела его сияющие глаза, чувствовала страстные поцелуи и в один миг – пустота! Сердце сжималось от острого мгновенного горя, слезы текли безостановочно, я начинала звать Грега, но он не появлялся. Это повторялось уже столько раз, что постепенно я начала привыкать. Тем более, когда Грег чувствовал, что успокоился, он всегда ко мне возвращался. Однако у меня выработался стойкий рефлекс, и как только мы начинали целоваться, моя душа тут же ныла в предчувствии его исчезновения.

Прохладные губы скользили по моему животу, поднимаясь все выше узкой дорожкой поцелуев, пальцы нежно сжимали мою талию, желание становилось все сильнее, я начала терять голову… Но вот Грег отстранился. Я машинально сделала шаг назад. Он сидел, странно застыв и словно превратившись в прекрасную статую. Угольно-черные волосы только сильнее подчеркивали ненормальную бледность лица, в нем буквально не было ни кровинки, остановившийся взгляд словно направлен внутрь себя, губы исказились в судорожной гримасе. Их алый цвет сказал мне о многом. Увидев, что верхняя губа приподнялась, обнажив белоснежные зубы, я схватила халатик и быстро покинула спальню. Спустившись на первый этаж, я прошла в спальню Грега. Там имелась ванная комната. Я забралась в душ. Конечно, для вампира не существует препятствий ни в виде стен, ни в виде какого-либо расстояния, и Грегу ничего не стоит появиться здесь в любой момент, но была уверена, что сейчас он не станет меня беспокоить. У нас уже выработались определенные правила поведения: когда возникала подобная ситуация, я мгновенно уходила от него подальше, и Грег не пытался идти за мной, хотя жажда крови в нем была невообразимо сильна. Он рассказывал мне, что чувствует в такие моменты. Его разум мутился, вся его сущность хотела лишь одного – укусить, напиться. От запаха моей крови, которую он чувствовал даже сквозь кожу, у него тут же отрастали клыки. Но Грег уже давно не питался человеческой кровью. Мой любимый не вполне традиционный вампир: около пятидесяти лет назад он отказался от людских жертв, основной его пищей стала кровь кроликов. У нас в квартире имелось что-то типа кладовой, которая размещалась за спальней Грега и была уставлена клетками. Я знала об этом, но никогда туда не входила – воображение у меня чрезвычайно бурное, я не хотела видеть «жертв», чтобы жалость к ним не мешала моей любви к Грегу. Я просто приняла его образ жизни как данность. Вначале Грег с трудом выносил наши ласки, вызывавшие у него жажду крови. Он исчезал и, как правило, не на один день. Со временем Грег научился бороться с инстинктом, и мы могли оставаться вместе все дольше. А когда купили эту квартиру и стали постоянно жить вместе, Грег настолько привык к моему присутствию, что даже проводил ночи со мной в одной постели. И часто я просыпалась от его нежных поцелуев. Нас радовало такое развитие событий, ведь мы преследовали одну цель – Грег хотел стать человеком.

Я выбралась из душа, неторопливо вытерлась, накинула халатик и отправилась на кухню. Войдя туда, я улыбнулась – Грег стоял у плиты и невозмутимо разбивал на сковороду яйца. Я села за стол и начала намазывать хлеб маслом.

– Так как ты отказалась и от устриц и от клубники, – улыбаясь, проговорил Грег и аккуратно выложил яичницу на тарелку, – придется ограничиться банальным завтраком.

– Спасибо, ты такой милый, – пробормотала я и принялась за еду.

Грег по своему обыкновению устроился напротив и стал наблюдать, как я ем.

– Чем сегодня займемся? – спросила я, когда закончила с яичницей и принялась за кофе. – Есть планы?

– Мне нужно навестить Ренату, – хмуро проговорил Грег. – Я уже три дня у нее не был. Вдруг что-то изменилось?

– Думаю, если бы что-то изменилось, ты бы первый об этом узнал.

Рената вампир из клана, к которому принадлежал Грег. Все они являлись родственниками по крови, хотя и жили в разные века. Рената из восемнадцатого века, Грег – из двадцатого. Их клан был малочисленным. Помимо Грега и Ренаты в него входили старшие вампиры: Атанас, самый древний, его жизнь насчитывала уже десять столетий, и Порфирий, прошедший превращение в XVI веке. Я была знакома со всеми, но именно Рената вызывала у меня наибольшую симпатию. Она, как и Грег, в свое время отказалась от употребления человеческой крови. Видимо, от этого ее сущность как-то не менялась, и у Ренаты открылся дар: она начала рисовать изумительные картины. Про себя я считала их мистическими, так как сюжеты некоторых картин сбылись. Последний подарок Ренаты – удивительно светлое и яркое полотно, на котором изображался летний цветущий луг, залитый солнечными лучами, а на этом лугу, взявшись за руки и безмятежно улыбаясь, кружились мы с Грегом. Рената подарила нам картину на новоселье, мы повесили ее внизу в гостиной. Я частенько смотрела на нее, особенно в те моменты, когда меня охватывали дурные предчувствия и портилось настроение. Это была последняя работа Ренаты на тему наших с Грегом взаимоотношений.

Прошедшее лето Рената проводила в саксонском городке Гослар, брала там уроки живописи. На одном таком уроке она познакомилась с местным пареньком по имени Ганс, между ними вспыхнуло чувство. Ганс решил стать вампиром, чтобы никогда не разлучаться с любимой, но закончилось все ужасно. Он умер от укуса Ренаты, после чего та впала в жесточайшую депрессию. Ее привезли в Москву, но она никак не могла прийти в себя. И вот тогда я посоветовала ей вновь начать рисовать. Я и понятия не имела, чем все это может закончиться. У Ренаты была одна особенность – она умела каким-то образом входить в свои картины и оставаться там столько, сколько хотела. Как-то она поделилась со мной, что выдуманный и нарисованный ею мир становится для нее все более привлекательным, чем реальность. Однажды она нарисовала Ганса: он сидел на скамейке в прекрасном парке и выглядел как живой. Рената ушла в картину. Иногда мы с Грегом наблюдали, как они гуляют по парку, при этом их лица выглядели необычайно счастливыми. С тех пор прошло уже больше месяца, но Рената так и не появилась в реальности. Грег с ума сходил от беспокойства. Он пытался звать Ренату, даже говорил, что сам войдет в картину, но пока у него ни разу не получилось. Атанас, знавший обо всем случившемся, обвинял в этом исключительно меня. Ведь это я посоветовала Ренате начать рисовать, чтобы избавиться от депрессии, и даже предложила изобразить умершего возлюбленного. Но как ни старался Атанас вызвать во мне чувство вины, в душе я была уверена, что совершенно ни при чем. Атанас крайне враждебно относился ко мне. Прекрасно зная о плане Грега пройти обратное превращение, он считал это недопустимым и всячески нам мешал.

– О чем ты так глубоко задумалась? – ласково спросил Грег и взял меня за руку.

– Посуду мыть неохота, – придумала я и лукаво на него взглянула.

Раньше Грегу не составляло труда читать мои мысли. Но чем сильнее он меня любил, тем слабее становился этот дар по отношению ко мне. Мысли же остальных были для него прозрачны. И я уже не раз имела возможность оценить преимущества такой выборочной телепатии.

– Ты меня обманываешь! – рассмеялся он.

– Ну конечно! – улыбнулась я. – Я думала о Ренате. Ты ведь сам затеял этот разговор.

– По правде говоря, я беспокоюсь все больше, – взволнованно произнес он и встал. – Иногда вижу ее и… Ганса. Они гуляют по парку, обнимаются, целуются. Но ведь это ненормально! Чем она питается?

– Может, в глубине парка есть дом, который мы просто не видим? – предположила я. – И там имеются… кролики.

– Нет, все это ненормально! – растерянно повторил Грег.

– Успокойся, любимый! – ласково сказала я и сжала его пальцы. – Разве вы с Ренатой нормальны с общепринятой точки зрения? Кто знает, что нормально, а что нет? Знаешь, я за последнее время столько всего видела и о стольких вещах передумала, что кажется, вообще потеряла способность чему-либо удивляться. Однажды ты сказал, что люди полны стереотипов, и уверены, что реальность всего одна, хотя на самом деле их много и самых разных. Сейчас я в этом не сомневаюсь.

– Думаешь, Ренате удалось посредством своего искусства создать новую реальность? – предположил Грег и встал, в волнении заходив по кухне. – Но тогда мы навсегда ее потеряли? Ведь в той реальности ее любимый Ганс!

– И заметь, он выглядит так, будто стал вампиром, – сказала я.

В жизни Ганс был неказистым пареньком с веснушчатым маловыразительным лицом. Но у всех, кто проходил превращение, с течением времени менялась внешность. Это один из законов существования вампиров – они должны быть притягательно хороши, чтобы жертва очаровывалась и легко шла к ним в руки. Именно поэтому вампиры со временем становились утонченными и дьявольски прекрасными. На картине Ганс был изображен именно таким.

– Пойдем к ней? – предложила я.

Грег молча кивнул, его лицо стало замкнутым. Я видела, что он о чем-то мучительно размышляет. Я быстро вымыла посуду и сказала, что пойду одеваться. Грег глянул на меня с непонятным выражением. Я остановилась.