Психопатология обыденной жизни

Остановлюсь еще на другом интересном обстоятельстве, о котором свидетельствуют примеры, приведенные у Мерингера. По мнению самого автора, сходство какого-либо слова в задуманном предложении с другим, не предполагавшимся к произнесению, дает этому последнему возможность путем искажения, смешения, компромисса (контаминации) дойти до сознания данного субъекта.

В моей книге «Толкование сновидений» (1900) я показал, какую роль играет процесс уплотнения в образовании так называемого явного содержания сна из латентных, скрытых, мыслей. Какое-либо вещественное или словесное сходство между двумя элементами бессознательного материала служит поводом для создания третьего – смешанного или компромиссного – представления, которое в содержании сна представляет оба слагаемых и которое в виду этого своего происхождения так часто отличается противоречивостью отдельных своих черт.

Образование подстановок и контаминаций при обмолвках и есть, таким образом, начало той работы по уплотнению, которую мы наблюдаем в полном ходу при построении сна.

В небольшой статье «Как можно оговориться», предназначенной для широкого круга читателей, Мерингер устанавливает особое практическое значение некоторых случаев обмолвок. А именно тех, при которых какое-либо слово заменяется противоположным ему по смыслу. «Вероятно, все помнят еще, как некоторое время тому назад председатель австрийской палаты депутатов открыл заседание словами: „Уважаемое собрание. Я констатирую наличность стольких-то депутатов и объявляю заседание закрытым“. Общий смех обратил его внимание на ошибку, и он исправил ее. В данном случае это можно скорее всего объяснить тем, что председателю хотелось иметь уже возможность действительно закрыть заседание, от которого можно было ожидать мало хорошего; эта сторонняя мысль, – что бывает часто, – прорвалась хотя бы частично, и в результате вместо открытия получилось закрытие – прямая противоположность тому, что предполагалось сказать. Впрочем, многочисленные наблюдения показали мне, что противоположные слова вообще очень часто подставляются одно вместо другого. Они вообще тесно сплетены друг с другом в нашем сознании, лежат в непосредственном соседстве одно с другим и легко произносятся по ошибке».

Не во всех случаях «контрподмен» так же легко показать, как в примере с председателем, вероятность того, что обмолвка произошла вследствие своего рода протеста, который заявляется в глубине души против высказываемого предложения. Аналогичный механизм мы нашли ранее, анализируя пример aliquis. Там внутреннее противодействие выразилась в забвении слова вместо замены его противоположным. Для устранения этого различия заметим, однако, что словечко aliquis не обладает таким антиподом, каким являются но отношению друг к другу слова закрывать и открывать, и что слово открывать, как весьма общеупотребительное, не может быть позабыто.

Если последние примеры Мерингера и Майера показывают нам, что расстройство речи может происходить как под влиянием звуков и слов той же фразы, предназначаемых к произнесению, так и под воздействием слов, которые находятся за пределами задуманной фразы и иным способом не обнаружили бы себя, то перед нами возникает, прежде всего, вопрос, возможно ли резко разграничить оба эти вида обмолвок и как отличить случаи одной категории от другой. Здесь уместно вспомнить о словах Вундта[30 - Вильгельм Максимилиан Вундт (1832–1920) – немецкий врач, физиолог и психолог, основатель экспериментальной психологии. – Прим. ред.], который в своей только что вышедшей в свет работе о законах развития языка рассматривает среди прочего и феномен обмолвок. Что, по мнению Вундта, всегда присутствует в этих явлениях и других, им родственных, – это определенные психические влияния. «Сюда, прежде всего, относится как благоприятствующее обстоятельство ничем не стесняемое течение звуковых и словесных ассоциаций, вызванных произнесенными звуками. В качестве отрицательного момента к нему присоединяется отпадение или ослабление воздействий воли, стесняющей это течение, и внимания, также выступающего здесь в качестве волевой функции. Проявляется ли эта игра ассоциаций в том, что предвосхищается предстоящий еще звук, или же репродуцируется уже произнесенный, или врезается какой-либо посторонний, но привычный, или в том, наконец, что на произносимые звуки оказывают свое действие совершенно иные слова, находящиеся с ними в ассоциативной связи, – все это означает лишь различие в направлении и, конечно, различие в том, каким простором пользуются происходящие ассоциации, но не в их общей природе. И во многих случаях трудно решить, к какой форме причислить данное расстройство и не следует ли с большим основанием, следуя принципу наложения причин считать его следствием совпадения нескольких мотивов».

Я считаю замечания Вундта вполне обоснованными и чрезвычайно поучительными. Быть может, можно было бы с большей решительностью, чем это делает Вундт, подчеркнуть, что благоприятствующий момент в словесных ошибках (беспрепятственное течение ассоциаций) и негативный момент (ослабление стесняющего его внимания) действуют всегда совместно, так что оба момента оказываются лишь различными сторонами одного и того же процесса. С ослаблением стесняющего внимания и приходит в действие беспрепятственное течение ассоциаций или, выражаясь еще категоричнее, по причине этого ослабления.