Великолепная Ориноко; Россказни Жана-Мари Кабидулена

Что привело их на борт «Симона Боливара», что заставило предпринять это путешествие, сойдут они в Кайкаре или отправятся дальше по Апуре или Ориноко? Все эти вопросы возбуждали сильное любопытство губернатора.

В путешествие по Ориноко обычно отправлялись мужчины в расцвете сил, как те двое исследователей, посетивших Лас-Бонитас несколько недель назад и о которых не было известий с момента их отъезда из Ла-Урбаны. Но этот шестнадцати-семнадцатилетний юноша и этот шестидесятилетний солдат… трудно было себе представить, что они отправились в научную экспедицию…

В конце концов губернатор, даже в Венесуэле, имеет право узнать, что привело иностранцев в его страну, и, в качестве официального лица, расспросить их о цели путешествия.

Губернатор, продолжая беседовать с господином Мигелем, спутники которого удалились в свои каюты, сделал несколько шагов по направлению к корме.

Сержант Марсьяль разгадал его маневр.

– Внимание, – сказал он Жану, – генерал намерен войти с нами в контакт. Он наверняка хочет узнать, кто мы, зачем мы сюда прибыли и куда направляемся.

– Ну и что, мой милый Марсьяль, нам незачем это скрывать, – ответил Жан.

– Я не люблю, когда лезут в мои дела, и без обиняков скажу ему это…

– Ты хочешь осложнить наше положение, дядюшка? – сказал юноша, удерживая сержанта за руку.

– Я не хочу, чтобы они с тобой разговаривали, крутились вокруг тебя…

– А я не хочу, чтобы ты своей нелепой бестактностью ставил под угрозу успех нашего путешествия, – решительно заявил Жан. – Если губернатор Кауры обратится ко мне, я конечно же отвечу на его вопросы. И более того, я хотел бы получить от него кое-какие сведения.

Сержант Марсьяль проворчал что-то невнятное, яростно задымил своей трубкой и встал рядом с племянником. Губернатор обратился к Жану на испанском. Юноша изъяснялся на этом языке свободно.

– Вы француз…

– Да, господин губернатор, – ответил Жан, сняв шляпу перед его превосходительством.

– А ваш спутник?

– Мой дядя тоже француз, отставной сержант.

Сколь скудны ни были познания сержанта Марсьяля в испанском языке, он понял, что речь идет о нем. А потому он выпрямился во весь рост, убежденный что сержант 72-го пехотного полка стоит не меньше венесуэльского генерала, будь тот даже губернатором края.

– Я надеюсь, вы не сочтете нескромным, мой юный друг, – продолжил губернатор, – если я спрошу вас, сойдете ли вы в Кайкаре или продолжите путешествие?

– Продолжим, господин губернатор.

– По Ориноко или по Апуре?

– По Ориноко.

– До Сан-Фернандо-де-Атабапо?

– До этого селения, господин губернатор, а может быть, и дальше, если полученные там сведения того потребуют.

Решимость юноши, четкость его ответов произвели на губернатора сильное впечатление. Как и господин Мигель, он почувствовал к нему живейшую симпатию.

Однако любые проявления такой симпатии приводили сержанта Марсьяля в ярость. Он не мог допустить, чтобы посторонние подходили к его племяннику, чтобы они восхищались его очаровательной непосредственностью. А то, что господин Мигель не скрывал своего расположения к юноше, и вовсе выводило его из себя. Губернатор Кауры ему был безразличен, потому что он останется в Лас-Бонитас, но господин Мигель был не просто пассажиром «Симона Боливара», он тоже направляется в Сан-Фернандо, и если он познакомится с Жаном, то будет очень трудно избежать общения, столь естественного во время долгого плавания.

«А что в этом дурного?» – так и хочется спросить у сержанта Марсьяля.

Что плохого в том, что высокопоставленные лица, способные оказать некоторые услуги в течение отнюдь не безопасного плавания по Ориноко, завяжут дружеские отношения с дядей и племянником?

Но если бы у сержанта Марсьяля спросили, почему он намерен этому препятствовать, он ограничился бы одной фразой: «Потому что мне это не нравится», и пришлось бы довольствоваться этим лаконичным ответом.

Но поскольку в данный момент у него не было ни малейшей возможности отделаться от его превосходительства, сержант не стал вмешиваться в беседу своего племянника с губернатором.

Губернатор стал расспрашивать Жана о цели его путешествия:

– Вы едете в Сан-Фернандо?

– Да, господин губернатор.

– Для чего?

– Чтобы получить некоторые сведения.

– Сведения… о ком?

– О полковнике де Керморе.

– Полковник де Кермор? – переспросил губернатор. – Я впервые слышу это имя, и насколько мне известно, после господина Шафанжона ни один француз не появлялся в Сан-Фернандо.

– И тем не менее он там был, несколько лет назад, – ответил Жан.

– Что позволяет вам это утверждать?

– Последнее письмо полковника во Францию, адресованное одному из его друзей в Нанте и написанное его собственной рукой.

– И вы говорите, мое дорогое дитя, что полковник де Кермор несколько лет назад побывал в Сан-Фернандо?

– В этом нет ни малейших сомнений, так как письмо написано двенадцатого апреля тысяча восемьсот семьдесят девятого года.

– Это меня удивляет!..

– Почему, господин губернатор?

– Потому что я тогда находился там в качестве губернатора Атабапо, и если бы француз, такой как полковник де Кермор, появился на территории моей провинции, меня бы всенепременно об этом известили. Но память ничего мне не подсказывает… абсолютно ничего.

Слова губернатора, его уверенный тон, кажется, произвели на юношу болезненное впечатление. Его оживившееся во время разговора лицо побледнело, в глазах блеснули слезы, и лишь огромным усилием воли он справился со своим волнением.

– Я благодарю вас, господин губернатор, за тот интерес, который вы проявили к нам, к моему дяде и ко мне. Но хотя вы утверждаете, что ничего не слышали о полковнике де Керморе, тем не менее достоверно известно, что он был в Сан-Фернандо в апреле тысяча восемьсот семьдесят девятого года, так как именно оттуда он отправил свое последнее письмо во Францию.

– А что привело его в Сан-Фернандо? – опередил господин Мигель вопрос губернатора.

Сержант Марсьяль чуть не испепелил взглядом уважаемого члена Географического общества и пробормотал сквозь зубы: «Что он лезет не в свои дела?.. Губернатор, еще куда ни шло… но этот штафирка…»

– Я впервые слышу это имя