Президент резко хлопнул Трофима по руке и вскочил.
– А ну стоять! – рявкнул он хоть и приглушенно, но страшно.
Вдвоем они подбежали к вагону. Президент врубил свой фонарь. В световом пятне мелькнули три юных, ошарашенных и наглых лица.
Хотя нет – наглое только одно. Два других просто испуганные. Это были практиканты из техникума. Одного из них – с наглой рожей – Трофим приметил давно: гнилой парень, с говном в душе, сразу видно.
– Что, хорьки? Вагон потрошим? – зловещим тоном произнес президент.
Двое трусливо покосились на третьего – ту самую наглую рожу. Видно, он у них верховодил.
– Да не, – и глазом не моргнув, начал врать парень. – Мы так только, из интереса…
– Не свисти! – оборвал его президент. – Сейчас будет вам интерес по самые помидоры, да с огурцом. Готовь очко, драть будем. Ну!
– Чего – ну? – пробормотал парень, кинув взгляд на дружков.
– Того! Снимай штаны, вставай раком.
Лицо парня вдруг исказилось злобой.
– Давай! – взвизгнул он.
И, прежде чем Трофим успел что-то сообразить, двое метнулись к президенту.
Время сорвалось, мгновенья стали вспышками в темной пустоте. Силантьев увидал в руке парня монтажный ломик. Взмах – и он резко бьет по голове начальника. И еще, и еще!
Затем Трофим увидел три перекошенные рожи и себя самого. Точнее, свою руку. Спортом он сроду никаким не занимался, но кулак имел пудовый, а удар – не дай боже. Удар – и одна рожа исчезла.
Тут что-то стукнуло его в левое плечо. Трофим удивился, но лишь на мгновение. Нанес еще удар – второго кинуло под вагон.
Провал, вспышка – и третий хрипит, бьется на земле, а Трофим сидит на нем сверху, и в левом плече разрастается стреляющая, пульсирующая боль.
– Стой! Кто?! Что там у вас?.. – вразнобой беспорядочные, встревоженные голоса.
Прибежали часовой, караульные бодрствующей смены, еще кто-то…
– Шефа посмотрите! – приказал Силантьев.
Шеф был мертв.
– Ни хрена себе… – потрясенно пробормотал кто-то. – Да что же это такое?!
– А вон, счас у них спросим, – Силантьев встал, поморщился от боли: теперь стало отдавать в руку, – что это такое… Дай-ка!
Он взял пистолет у милицейского сержанта. Стволом ткнул в перекошенное от страха лицо.
– А ну, колись, гниль, – велел Трофим. – И не врать! Меня не проведешь. Одно лживое слово – и пуля в башке. Давай!
Малый, заикаясь, стал говорить. Выяснилось, что они втроем задумали побег. Решили набрать побольше продуктов, оружия…
– Дураки, – сплюнул Силантьев. – Куда бежать-то собрались? На ту сторону?
– Да-а…
– Ну и на хрен вам оружие? В кого стрелять там будете?
– Не знаю… Это вон он. – Парень кивнул на убийцу.
Тот сидел, вытирая рукавом разбитые нос и губы. Глаза бегали, как у затравленного зверька.
– С-сука… – процедил он.
Доносчик виновато всхлипнул.
Трофим обернулся, увидел на суровых лицах приговор без слов.
– Ну что, – сказал он, – по законам военного времени?..
И те кивнули в ответ.
Трофим шагнул к убийце, увидал, как в его глазах полыхнул ужас, – и выстрелил в упор меж этих глаз.
– Вставай, – сказал он доносчику.
– Чего… Зачем?.. – затрясся тот.
– Затем. – Трофим поморщился. Плечо болело все сильнее, руку дергало уже до локтя.
Малый кое-как поднялся.
– Кругом, – велел Силантьев.
Горбясь, парень повернулся. Трофим приставил дуло к его затылку.
Стрелять не собирался – он был не злой и не мстительный. Только справедливый. Думал провести краткий воспитательный курс.
Да не рассчитал. От тычка в затылок парень дрогнул, колени подкосились, и он рухнул ничком в щебенку.
Все обомлели.
– Мать честная! – озадачился Силантьев.
Сержант подошел к упавшему, перевернул.
– Готов, – вынес он диагноз. – Видать, с испугу ласты склеил. Кишка тонка.
– Понял? – повернулся Трофим к третьему беглецу.